Капитан Френч, или Поиски рая - Михаил Ахманов

Итак, я не возрождал ее, а лишь предоставил возможность распуститься из бутона в розу — или в лилию, орхидею, пион либо иной цветок, яркий, ароматный и прекрасный. Отчасти я возвратил ей детство — вернее, его запоздалое подобие, так как настоящее детство у нее украли. Не важно, кто: Ар-конат, ее отец, страшные годы хаоса или сам великий Вседержитель, метнувший на Мерфи свой проклятый разрушительный снаряд. Стоило ли вспоминать об этом, взвешивать вины и терзаться мрачными мыслями?.. Верно, не стоило! И мы не вспоминали. Последняя неделя на Малакандре ознаменовалась двумя событиями, которые стоит упомянуть — в том порядке, в каком они случились. Одно из них забавное и веселое, другое — забавное и грустное, но теперь я думаю о нем без горечи, не упрекая судьбу, подсунувшую Шандре сей соблазн. Рано или поздно такое должно было случиться — так стоит ли сожалеть о неизбежном? Отвечу так же, как на предыдущий вопрос: не стоит! И я не сожалею.

Однажды утром с нами связалась верная файт.

Какой-то ее приятель, то ли из признанных местных авторов, то ли из окололитературной богемы, пожелал обессмертить себя и Шандру великим творением — истинной и неподдельной биографией моей супруги. Файт вообще-то девушка четкая и деловая, но, когда она излагала свою просьбу, ее охватило смущение, сходное с симптомами шизофрении. Ясно, отчего: с одной стороны, ей хотелось услужить приятелю (подозреваю, что их знакомство было очень близким), а с другой Файт превосходно понимала, что намеренье ее друга граничит с бестактностью. Великие мира сего (а Шандра, как вы понимаете, уже попадала в эту категорию) сами находят себе биографов — либо, желая вконец осчастливить потомков, пишут биографии своею собственной рукой. Последний способ предпочтительней, ибо я считаю автобиографию самой деликатной из всех возможных сделок — сделкой с совестью.

Словом, у нас не было нужды в сторонних биографах, но Файт, хотя и заикалась, проявила настойчивость. Видно, ее приятель с полной серьезностью решил написать про леди Киллашандру, земную принцессу и изгнанницу, самую романтическую из всех фигур, какие ему встречались! Не желая обидеть Файт и понимая, что настойчивый литератор горы сметет и моря осушит, я согласился представить запись с основными фактами, касавшимися моей супруги. Мы посвятили этому делу один из вечеров, и трудно сказать, кто из нас получил максимальное удовольствие: то ли наш литератор, то ли принцесса Шандра, то ли я сам. Биография вышла восхитительная!

Согласно ей моя супруга происходила из Амазонии — королевства, отделившегося некогда от Бразилии и славного своими традициями, благородной кровью и обычаями старины. Самый священный из них таков: любому из знатных нобилей сопутствует в жизни огромная белая птица, потомок мутировавших попугаев какаду, способная к эмпатии и даже отчасти наделенная ментальным даром. Эти птицы существуют в тесном симбиозе с благородными ама-зонцами, обогащающем каждую из сторон; их владельцы общаются с ними телепатически и могут, желая того или нет, наслаждаться всеми ощущениями пернатых — скажем, чувством полета, удовольствием от пищи и от иных занятий, коим предаются их симбионты. Итак, у короля Амазонии был какаду-самец, у Киллашандры, его единственной дочери, — самка, а у их благородных подданных — другие птицы, молодые и старые, самцы и самки, согласно возрасту и полу своих хозяев. И вот в один из дней, когда принцесса, достигнув зрелости, почувствовала любовное томление, импульс этот передался ее пернатой спутнице; та взмыла в небо и отправилась в свой первый брачный полет.

Брак же у благородных амазонцев поистине заключается в небесах: молодые самцы устремляются вслед за самкой, и догнавший ее предается в воздухе любовным играм, а его владелец должен стать супругом той, что выпустила самочку в полет. Это не просто обычай и дань традиции, это неизбежность — ведь чувства пернатых передаются людям, пробуждая в них страсть, жар любви и стремление обладать друг другом. Такие браки — самые прочные, и, подчиняясь выбору птиц, два юных существа уверены в грядущем счастье и в том, что не расстанутся на протяжении тысячелетий. А посему белоснежные птицы-мутанты сделались в Амазонии священным символом, чем-то вроде телепатического Эрота или Гименея, осеняющего новобрачных шелестом быстрых крыл.

Но принцессе, прекрасной Киллашандре, не повезло. В ту роковую минуту, когда ее птица взмыла к небесам, за ней устремился королевский самец, самый могучий среди пернатых Амазонии; ему, конечно, достались победные лавры, а также любовь и все свидетельства любви, которые ничем существенным не различаются у птиц и у людей. Это была катастрофа! Это был беспрецедентный случай, какого в Амазонии не бывало от века! Больше того, это был позор для благородного короля и его несчастной дочери, ибо страсть пернатых подталкивала их к инцесту!

Проще всего было б свернуть шеи развратным птичкам, однако этот выход запрещался соображениями религии. Значит, кому-то предстояло удалиться в изгнание, или королю, или принцессе, причем на солидную дистанцию, так как телепатическая связь с симбионтами-какаду ощущается за пять-десять парсеков. Этот вывод был неизбежен, и в Амазонии уже приступили к строительству королевской яхты, когда на Землю прибыл капитан Френч. Он не обзавелся белой птицей любви, зато у него была “Цирцея” — плюс деньги и незапятнанная репутация; словом, это был именно тот человек, который подходит в супруги любой из королевских дочерей. И принцесса Киллашандра, забрав фамильное серебро, вспорхнула к нему на колени.

— О чем не жалеет, — добавила моя жена, потребовав, чтоб ее биография завершалась именно этой фразой. Я не возражал. Не знаю, что сделал приятель Файт с нашей записью, но совесть моя чиста; я уверен, что он получил отличный материал для сказки или фантастического романа. Быть может, мы когда-нибудь вернемся на Малакандру и вместо балета о злоключениях Регоса посмотрим спектакль о необычном любовном треугольнике — два какаду и капитан Грэм Френч, великий Торговец со Звезд.

Завершающим штрихом нашего пребывания, на Малакандре явилась экскурсия в пещерный город у северного полюса. Это частью природное, частью рукотворное образование; тут первопоселенцы устроили главную базу, и тут они обитали несколько веков, пока их организмы не адаптировались к знойному малакандрийскому климату. Мы осмотрели весь комплекс с группой туристов, поахали и повосхищались во всех положенных местах, а затем вылезли на поверхность через какую-то дыру, довольно далеко от стоянки аэрокаров. Это был последний аттракцион: туристам предлагалось отправиться туда на ослах. К моему изумлению, никто не отказался; а Шандра — та была в полном восторге! Я потрусил за ней, размышляя, отчего это каждому хочется взгромоздиться на спину небольшого серого животного с длинными ушами и совершить тур по тропинке, продуваемой всеми ветрами и палимой солнцем. Ослы, конечно, редкость; немногие колонисты берут их с собой, справедливо считая, что в их компании хватит двуногих ослов. По всем параметрам осла не сравнишь ни с лошадью, ни с верблюдом, ни с шабном или черным единорогом; осел не может похвастать ни силой, ни изяществом, ни послушанием — особенно бессмертный осел, проживший не один век и закосневший в своем упрямстве. Отчего же люди так благосклонны к ослам? Редкость? Экзотика? Да, но все же не такая, как крокодилы! И к тому же их нельзя есть…

Мы приблизились к стоянке мобилей, и восторженный визг прервал мои раздумья. Тут были дети. — вероятно, их привезли на экскурсию в древний пещерный замок, дабы вселить в них чувство патриотизма и гордости достижениями предков. На Малакандре детей встретишь не часто, как и в других развитых мирах, где принят ограничительный кодекс. Но в обществе бессмертных тоже бывают грустные эпизоды и фатальные случайности, так что на любой из старых планет давно отработан механизм восполнения этих естественных убытков. Для всех категорий граждан (кроме, разумеется, деклассированных) властями выдаются лицензии, разрешающие произвести потомство; их приходится ждать, временами две, три или четыре сотни лет, но человек богатый может приобрести внеочередную лицензию, хоть стоит она целое состояние. Я думаю, что это справедливо; ведь на эти деньги кормят деклассированных, пресекая их стремление к мятежам и беспорядкам. Процент детей на Малакандре невелик; это мир со стабильным населением, где на шесть тысяч взрослых приходится один ребенок. До сих пор мы не встречались с ними, и мне казалось непривычным и очень странным видеть целую толпу детишек — двадцать пар огромных карих глаз, что уставились на меня и Шандру с жадным интересом. Кто-то — быть может, воспитатель — сказал им, что эти чужаки с белой кожей — знаменитый капитан Френч и его супруга, принцесса Киллашандра; ну, вы понимаете, что за этим последовало. Нас окружили плотным кольцом, послышался шелест автоматических фотокамер (а их у всякого мальчишки и всякой девчонки оказалось по паре штук на брата), и мы мгновенно были запечатлены во всех возможных ракурсах, в профиль, в фас и даже со спины. Потом нас атаковали с просьбами об автографах; пришлось надписать каждый снимок, в том числе тот, где я гордо восседаю на осле, вцепившись в его редкую жесткую гриву.