Дело Андерсона - Лоуренс Сандерс

(пауза в 14 секунд)

Ингрид. Вот бренди. Подержать стакан?

Андерсон. Сам справлюсь. Боже... полегчало.

Ингрид. Тебе плохо?

Андерсон. Сначала было плохо. Хотелось орать. Теперь тупая боль. Какая-то чернота вокруг. Кровь. Чувствую, как она растекается по всему телу.

Ингрид. Я знаю одного врача... Андерсон. Забудь. Без толку. Я отправляюсь в путешествие.

Ингрид. И тебе непременно надо было прийти ко мне!

Андерсон. Да. Черт! Да! Так пес приползает умирать домой.

Ингрид. Ты пришел умирать ко мне? Зачем? Чтобы отплатить мне за то, что я тогда сделала?

Андерсон. Отплатить? Нет, я обо всем забыл. Это дело давнее.

Ингрид. Но ты пришел ко мне?

Андерсон. Да, чтобы тебя убить. Вот смотри. Осталось два патрона. Я сказал тебе, что однажды помогу тебе сбежать. Я обещал...

Ингрид. Граф, ты говоришь чушь.

Андерсон. Да, да. Если я говорю... Черт... Опять эта чернота. Слышу, как воет ветер. Ты не хочешь закричать? Убежать в другую комнату? Или прыгнуть из окна?

Ингрид. Schatzie, ты же меня хорошо знаешь...

Андерсон. Вот именно. Я тебя слишком хорошо знаю.

Ингрид. Тебе хуже?

Андерсон. Накатывает волнами. Черные валы. Как на море. Я действительно ухожу...

Ингрид. Все рухнуло?

Андерсон. Да. Удача была так близко... рукой подать. Но все рухнуло. Почему, не знаю. Но в какой-то момент мне казалось, что вот оно! Состоялось.

Ингрид. Да, состоялось... Граф, у меня есть лекарства. Хочешь укол? Тебе будет легче.

Андерсон. Нет, все терпимо. Ничего.

Ингрид. Дай мне револьвер, Schatzie.

Андерсон. Я не шутил.

Ингрид. Чего ты этим добьешься?

Андерсон. Я обещал. Я должен сдержать обещание...

(пауза в 7 секунд)

Ингрид. Ладно, если ты так решил. Все равно для меня настал конец. Даже если ты умрешь у моих ног. Для меня все кончено.

Андерсон. Умру! Значит, все? Конец!

Ингрид. Да. Это конец Джона Андерсона. Конец Ингрид Махт. Конец Гертруды Хеллер. И Берты Кнобель. И всех тех женщин, какими я была в этой жизни. Конец всех нас. Больше ничего.

Андерсон. Тебе страшно?

Ингрид. Нет. Так лучше. Ты прав. Так лучше. Я устала и давно не спала. Это будет хороший сон. Ты не сделаешь мне больно, Schatzie?

Андерсон. Все будет мгновенно.

Ингрид. Да. Мгновенно. В голову. Вот. Я стану на колени. Рука не дрогнет?

Андерсон. Не дрогнет. Можешь на меня положиться.

Ингрид. Я всегда могла на тебя положиться. Помнишь тот день в парке? Наш пикник!

Андерсон. Помню.

Ингрид. Пожалуй, я встану к тебе спиной. Я не такая храбрая, как думала раньше. Я стану на колени, спиной к тебе и буду говорить. Буду говорить все, что взбредет на ум. Буду говорить, а ты... Понимаешь меня?

Андерсон. Понимаю.

Ингрид. О чем я, Граф? Что это все значит? Когда-то мне казалось, я знаю. Теперь я в этом не уверена. У венгров есть пословица: "Не успеешь оглянуться, а праздник окончен". Все пронеслось так стремительно. Как сон. Кто говорит, что время еле-еле ползет? Жизнь для меня была костью в горле. Бывали моменты вроде того пикника в парке. Но чаще мне было больно... Больно... Больно... Граф, пожалуйста, не мешкай. Прошу тебя, Граф. Я...

(пауза в 5 секунд)

Ингрид. А-а? Ты ушел? Один? Отправился в путешествие? Без возврата. Но я - то осталась здесь...

(пауза в 1 минуту 14 секунд)

(звук набираемого номера телефона)

Голос. Полицейское управление Нью-Йорка. Чем могу помочь?

94

Тело Джона Графа Андерсона было отправлено в городской морг Нью-Йорка примерно в 7 часов утра 1 сентября 1968 года. Ингрид Махт отвезли в женскую тюрьму на Гринвич-авеню. Ее квартира в доме 627 на Западной 24-й улице была опечатана, у дверей поставлен полицейский.

Утром 2 сентября в Главном управлении полиции (Сентр-стрит, 240) примерно в 10.00 состоялось совещание заинтересованных сторон, в том числе представителей нью-йоркской полиции, окружной прокуратуры, ФБР, налогового управления, Федерального бюро по борьбе с наркотиками, а также Комиссии по биржевой деятельности. Среди сотрудников нью-йоркской полиции были люди из 251-го участка, отдела по борьбе с наркотиками, из Восточного и Западного отделов по расследованию убийств, из криминалистической лаборатории и Центра связи. Приглашен был также представитель Интерпола. На этом совещании в качестве наблюдателя присутствовал и автор.

Между тем группе из десяти человек было поручено провести обыск в квартире Ингрид Махт в доме 627 по Западной 24-й улице. Обыск должен был начаться 2 сентября в 14.00 и закончиться, когда того потребуют обстоятельства. В качестве наблюдателя разрешено было присутствовать автору.

Обыск начался примерно в 14.00 и, надо сказать, был проведен быстро и умело. Были найдены улики, свидетельствующие о причастности Ингрид Махт к незаконному ввозу наркотиков в США. Получены были и сведения, позволявшие предполагать, что Ингрид Махт занималась проституцией в Нью-Йорке. Кроме того, ряд фактов указывал на то, что Ингрид Махт причастна к краже и перепродаже ценных бумаг, в том числе акций различных фирм и облигаций, как государственных, так и принадлежащих частным корпорациям.

Ингрид Махт также, судя по всему, активно занималась ростовщичеством, ссуживая определенные суммы лицам, с которыми встречалась по месту работы, в танцклубе. Это, в первую очередь, торговцы наркотиками и другие лица, неплохо известные нью-йоркским представителям правоохранительных органов. По некоторым косвенным уликам можно было предположить, что Ингрид Махт связана с синдикатом, занимающимся подпольными абортами (штаб-квартира расположена в небольшом мотеле Нью-Джерси).

В ходе тщательного обыска детектив 251-го участка под нижним ящиком комода в спальне обнаружил книжечку красной искусственной кожи, на переплете которой было вытеснено "Дневник на пять лет". При ее осмотре выяснилось, что это подобие гроссбуха, куда владелица заносила результаты деятельности. Беглый анализ записей, связанных с вкладыванием средств (суммы и даты), а также перепродажей акций и облигаций (суммы, даты, прибыль), показал, что финансовая деятельность Махт протекала весьма успешно (на пресс-конференции один из ее адвокатов оценил состояние своего клиента как "превышающее 100000 долларов").

Присутствующий при обыске автор получил возможность пролистать дневник.

На внутренней странице обложки, сзади, тем же почерком, что и другие записи, было выведено: "Преступление - это истина. Закон - лицемерная ложь".