Три желания для рыбки (СИ) - Лаванда Май

поглаживает мою руку, говоря всё это. Желание. Я уже и думать забыла о этих его трёх желаниях. Он обещал, что они будут во имя нашего общего блага, а не по его прихоти. Он искренне думает, что смена обстановки на более интимную поможет нам сблизиться и вернуть то, что начинало зарождаться. Но нам уже ничего не поможет. Потому что я не могу любить его.

— Нам действительно нужно поговорить, — соглашаюсь.

Ощущается ли прыжок с обрыва так же остро и отчаянно, как решение, которое я только что приняла?

Глава 32. План «Б»

Лина

Я открыла окно в гостиной, опёрлась на подоконник, вглядываясь в заканчивающийся день. Солнце почти село, делая горизонт едва различимым. Всё ещё с неба опадали редкие снежинки, что от порывов лёгкого ветра летят мне прямо в лицо. Под окном двумя этажами ниже мужчина паркует машину, а затем немного неповоротливо из-за выступающего живота и лишнего веса выходит из неё, обходит полукругом, чтобы после нырнуть с головой в багажник за огромными пакетами с известными логотипами. Продуктов накупил, видимо.

— Долго ещё у окна зависать будешь? — голос Глеба тих, но в миг оглушает меня. Я почти забыла, что нахожусь у него дома, и он вообще-то маячит где-то у меня за спиной.

Мы мало разговариваем и в основном всё наше общение до этой минуты сводилось к тому, что Пожарский показывал что и как устроено в его огромной квартире. Она имеет три комнаты и почти вся оформлена в серых тонах. Строго и дорого на вид. Но я бы хотела оказаться сейчас в совсем другом месте — там, где была лишь однажды.

— Хочу подышать прежде чем мы начнём разговор, — поворачиваюсь к нему лицом и вижу беспокойство в его глазах. Он ведь всё понимает? Он догадался, о чём я буду говорить.

— Да, разговор будет трудным, — криво усмехается. — Я бы хотел начать первым, если позволишь.

— Почему именно три желания, а не два или пять? — перебиваю. Мне нужно ещё немного времени. Совсем чуть-чуть.

— Это самое сказочное число: три богатыря, три поросёнка, три медведя, три дочери, три жениха…

— А у золотой рыбки может быть хотя бы одно желание? — я вижу, как мелькнул испуг в его глазах. Только одного рыбка и может желать: свободы.

— Конечно, — соглашается Пожарский, скрещивая руки на груди в защитном жесте. — Я всегда старался предугадывать твои желания. Делал всё, что обычно нравится девушкам, пытался угодить тебе во всём. Разве нет? Я водил тебя на свидания и зачастую в разные места, чтобы не повторяться, и тебе скучно не стало. Я знаю какой шоколад ты любишь, какие цветы для тебя пахнут приятней всего. Я из кожи вон лез всё это время. Да, я не идеал и где-то что-то испортил. И я ещё раз прошу у тебя прощения, обещаю исправиться и меньше показывать свои собственнические замашки.

Он говорит, а я сама не замечаю, как отзеркалила его движение и тоже скрестила руки. Глеб умеет говорить красиво — этого у него не отнять. Когда он говорит таким тоном, как сейчас, то напрочь отбивает желание как-то задеть его, ответить чем-то неприятным. Я понимаю почему он вызвался начать разговор первым. Именно для того, чтобы успеть создать такую атмосферу, сломать которую было бы ужасно некрасивым поступком с моей стороны. Или я снова просто ищу подвох, а парень просто искренне переживает сейчас за наше совместное будущее? Что меня так заставляет всё время злиться на него или искать причину разозлиться? Иногда я даже испытываю враждебность по отношению к нему, но есть ли в том и его собственная заслуга? Говорят, он классный. Все так думают, кроме, разве что, Михаила.

— Я люблю тебя, Лина, — продолжает Глеб свой монолог, садясь в кресло. — Поэтому так много времени хочу проводить с тобой. Больше и ещё больше, но этого всегда мало. Мне всё время тебя не хватает и думается порой, что ты ко мне стала совсем равнодушна. Или меня просто должно стать чуть меньше, и тогда всё станет в порядке? Даже окно в моём присутствии уже открываешь — настолько задыхаешься от меня.

Пожарский горько усмехается, наклонившись так, чтобы опереться подбородком в переплетённые в замок пальцы. Я продолжаю стоять у окна, но не закрываю его, не смотря на холод, который ощущаю своей спиной. Он помогает мне держать свою голову в здравомыслии. Или мне хочется в это верить.

— Ведь я много раз говорила тебе, Глеб. Ты не слышишь.

— Да, согласен. Я просто не хотел слышать. Ведь это не самые приятные слова, — вздыхая, потирает лоб. — Но теперь до меня дошло и я готов пойти тебе на уступку. Я не буду беспокоить тебя в учебное время. Согласна?

— Глеб, я хочу теперь уже о другом с тобой поговорить.

«Нам нужно расстаться». Мне нужно. А ком в горле всё равно парализует, и чувство вины сжимает плечи. «Давай же, Лина!». Ну что я мямлю в самом деле?

— Подожди, подожди! — Пожарский вновь забеспокоился, почти вызывая у меня сочувствие, которое уже скребётся где-то у меня за рёбрами. — Я также хотел прояснить ещё один момент. Я не буду сейчас грузить тебя рассказами о своём непростом детстве и холодности родителей. Просто хочу понимания и прощения. Прости, что так цепляюсь за тебя, душу, как хватался за родителей, когда они отмахивались от меня и рассказывали, что слишком заняты зарабатыванием денег. А ты своими друзьями. Но я не маленький — верно? Поэтому буду исправляться.

— Глеб… Я всё понимаю, но…

— Но я всё равно болван. Я знаю это. Да и в последнее время слишком загрузился своими проблемами. Умер отец, и я немного потерялся в попытках успокоиться рядом с тобой.

— Когда? — выдыхаю, совершенно оглушённая его последним признанием. Будто снегом засыпали с головой — и сквозняк из окна тут вовсе не при чём.

— Месяц назад.

— Почему только сейчас говоришь?

— Не хотел грузить. Хотел быть романтичным, весёлым и приятным.

— Соболезную.

Он молча кивает головой с самым несчастным видом. Так выглядит разбитый на осколки человек. Под всем этим фасадом с тату и пирсингом в носу скрывается обычный ранимый человек.

— Так что ты хотела сказать? Извини, что там много эфирного времени занял, — прерывисто вздыхает, поднимая на меня тяжёлые глаза. В их глубинах плещется что-то сильное и не поддающееся определению.

Я стала осматривать гостиную, пытаясь что-то придумать. У меня нет плана «Б». Я была жестока с Глебом всё это время,