Курсант. На Берлин - Павел Барчук

бриллиантов никогда не увидишь. Они пойдут на развитие военной промышленности Рейха. Понимаешь, да?

— Конечно. — Я с серьёзным видом кивнул.

— Вот и чу́дно. Теперь давай вернёмся к стрелку. Ты думаешь, он каким-то образом сбежал от своих товарищей, которые ему уже как бы не товарищи, и пробрался сюда. Но зачем ему господин Мюллер?

— Ну… Я могу лишь предполагать. Если вы не против. Только отпустите, пожалуйста, плечо. Не особо люблю, когда меня лапают посторонние люди. С детского дома, знаете ли, пошла такая ерунда. Нервничаю сильно. Могу сделать глупость. Например, вывернут вам запястье.

— О… Конечно. — Эско сразу убрал руку. — Минутку подожди и мы продолжим наш разговор.

Он подмигнул мне, а затем попятился к выходу из номера.

— Нужно остаться вдвоем. Действительно вдвоем. Этот разговор не для лишних ушей. — Сказал Риекки с улыбкой и выскочил за дверь.

Я так понимаю, рванул в соседний номер, чтоб избавиться от слухача. Не в буквальном, конечно, смысле. Просто сейчас даст ему какое-нибудь особо важное задание да и все.

Я обошел кресло, уселся в него. Задолбался стоять, если честно. Тем более, когда вернется господин полковник, разговор у нас продолжится.

Эско Риекки… Интересный человек. То есть наличие в истории брюликов момениально убедило его в том, что со мной можно иметь дело. Тем более, когда это дело несет прямую выгоду самому полковнику.

Да, не сомневаюсь, теперь Риеекки порвёт все возможные и невозможные места, чтоб сопроводить меня в Берлин лично. Более того, он трупом ляжет, лишь бы я наверняка попал в этот город. Думаю, прямо сегодня начальник сыскной полиции устроит встречу с Мюллером. Который, кстати, совершенно непонятно, чем здесь занимается. Здесь, имею в виду, в Финляндии. Надеюсь, в ближайшее время решится вопрос с Клячиным и я смогу уделить время оберштурмбаннфюреру.

Будет ли мне мешать Риекки? Скорее нет, чем да. Возможно, я даже смогу извлечь пользу из его участия в поиске бриллиантов. Главное, чтоб полковник продолжал свято верить, меня интересуют в первую очередь камушки.

А я… Мне выдалась удачная возможность использовать в своих целях самого́ начальника сыскной полиции. У него есть связи в той же Германии. В некоторых моментах он будет очень полезен. Пока я твердо встану на ноги, кое-какую работенку можно будет свалить на Эско. Так что, если он действительно попрется со мной в Берлин, черт с ним. Найду применение талантам Риекки.

Интересно, просчитывал ли такой вариант Панасыч? Он же понимал, не мог не понимать, когда я увижу Клячина, в моей голове возникнет куча сомнений и вопросов. По-любому я захочу встретиться с дядей Колей, чтоб поговорить. И в данном случае Эско — это не стена. Его в сторону тихонечко не отодвинешь.

Я откинулся на спинку кресла, прикрыв глаза. В сознании всплыл один из наших разговоров с Шипко. Он случился прямо перед моим отъездом в Петрозаводск.

Мы находились в уже привычном учебном классе. Панасыч, как всегда, выдернул меня после вечерних занятий с Молодечным. За несколько недель до начала всей этой истории, Кривоносый просто как сбесился. Гонял нас ежедневно. Правда, его тренировки переносились уже гораздо легче.

— Сядь… — Шипко кивнул в сторону парты.

Судя по каменному выражению лица, он был чем-то сильно недоволен. Но его недовольство не имело отношения ко мне.

Я уже понял, как только Панасыч впадает в состояние монументального изваяния и полностью закрывает эмоции, значит, у него случился неприятный разговор с начальством. Причем, когда я говорю «начальство», имею в виду самое высокое.

По большому счету, на данный момент Шипко по особо важным моментам отчитывается напрямую самому товарищу Сталину. От него же получает значимые указания, которые являются первоочередными.

— Послушай, Алексей…– Начал Панасыч, как только я уселся за стол. — Первые этап операции получил дополнительные пункты. К твоей основной задаче, о которой ты, как я и говорил, узнаешь в Берлине, добавилось еще кое-что. Напоминаю, в Хельсинки твоя цель — Чехова. Она нужна нам в первую очередь. В Германию ты должен приехать ее ближайшим другом. Но… Есть еще два человека. Связь с ними утеряна. Я считаю, они нам будут необходимы.

Шипко замолчал и хмуро уставился в окно. Похоже, я был прав. Товарищ сержант госбезопасности считает, будто эти люди нужны, а Иосиф Виссарионович явно его мнения не разделяет. Однако, судя по тому, что мы об этом все-таки говорим, Панасыч смог отстоять свою точку зрения.

Чекист подошёл к соседнему столу, на котором лежало всего две папки. Он как обычно принёс их с собой. Просто до сегодняшнего дня таких папок было гораздо больше, а тут чего-то поскромничал.

— Вот. — Он положил передо мной обе. — Смотри. Первый — Хайнц Харро Макс Вильгельм Георг Шульце-Бойзен, обер-лейтенант люфтваффе, противник нацизма. Сотрудничал с нашей разведкой весьма плодотворно и успешно. Агентурный псевдоним — «Старшина». В мае 1933 года в Варнемюнде он начал обучение на пилота и с 1934 года работал в отделе связи имперского министерства авиации. В1936 года женился на Либертас Хаас-Хайе. Мать невесты, урождённая графиня цу Ойленбург унд Хертефельд, является соседкой по имению и близкой знакомой Германа Геринга, который, кстати, был свидетелем со стороны невесты на свадьбе Харро и Либертас в Либенбергском дворце. Благодаря покровительству Геринга Шульце приняли на службу в министерство авиации без обычной проверки спецслужб на политическую благонадёжность. Боюсь, в любом другом случае он бы эту проверку вряд ли прошёл. С 1935 года Шульце собрал вокруг себя круг антифашистов левой ориентации. В основном они распространяют листовки против диктатуры Гитлера. В то же время наладил контакты с антинацистской группой Арвида Харнака, в которой числится более шестидесяти противников режима. Смысл их деятельности точно такой же. Распространяют листовки, пишут на стенах антинацистские лозунги, поддерживают преследуемых. В общем-то, на первый взгляд ничего серьёзного. Однако, вернёмся к началу. Шульце –обер-лейтенант Люфтваффе и это имеет огромную ценность. С июня 1938 года связь с Шульце прервалась в результате…

Панасыч снова замолчал и нахмурился ещё сильнее. Я давно понял, это — его самая нелюбимая тема. Думаю, каждый раз, когда заходит речь о чистках, которые катком прошлись по разведке, Шипко