Подлинная история России. Записки дилетанта. - Александр Гуц

вать прошлое не только своей книги-версии, но и соседних ... Прошлое

«чужих» книг-версий становится для Наблюдателя столь же реальным,

как и свое собственное! Попытки реставрации книги без учета сущест-

вования других книг-версий (а это и есть традиционный в исторической

науке путь создания учебника древней истории, соответствующего дан-

ной книге-версии) ни к чему хорошему не приводит. Реставратор пыта-

ется упорядочить, следуя «логике событий», перепутанные листы, су-

дорожно ищет пропавшие, воспринимает как принадлежащие изначаль-

но данной книге влетевшие в нее отдельные «чужие» листы и т.д. Вера в

существование уникальной книги-версии приведет автора учебника к

тому, что он, сам того не желая, начнет пропускать неугодные листы,

т.е. не вписывающиеся в его логическую и каузальную картину «Исто-

рии России», а из угодных составлять текст учебника. По сути дела, это

уже больше походит на подгонку под заготовленную схему, чем на на-

учное изыскание. Незнание законов времени загоняет автора учебника –

исследователя-историка, в тупик. В результате всем нам предлагается

не история народа, а ее мифологизированный вариант.

Во-вторых, для разработки новой логичной и поддержанной доку-

ментальными фактами и археологическими находками версии Россий-

ской истории, вызывающей неподдельный и самый широкий интерес и

внимание общественности, требуется времени хотя бы столько, сколько

его потребовалось Н.М.Карамзину. Как мы знаем, его предшественни-

кам В.Н.Татищеву, Г.Ф.Миллеру, М.В.Ломоносову, М.М.Щербатову так

и не удалось создать увлекательного исторического «чтива», несмотря

на царственные заказы Петра I, Елизаветы и Екатерины II. Но они под-

готовили общество к восприятию фактов в той упаковке, в которой все

их открыли для себя у Н.М.Карамзина. Историки ХIХ века занимались,

в основном, уже пропагандой и внедрением разработанной версии рус-

ской истории в сознание всего российского народа (и немного деталями

и мелкими доделками фундаментального здания «русской истории»).

В-третьих, наука создана для того, чтобы обеспечивать реализацию

человеческих потребностей и замыслов. Успешное воплощение, реали-

зация замысла обеспечивает нам наше будущее. «Контроль над будущим

невозможен без контроля над прошлым. Контроль над прошлым – по-

стоянная ревизия истории, прикрываемая стыдливо фиговым листком

«исторической науки», производится со времен каменных табличек и

египетских барельефов в профиль, набирая масштаб с каждым прошед-

шим тысячелетием. И, пожалуй, никто не демонстрирует этого полнее,

чем академик Анатолий Тимофеевич Фоменко ...

Фоменко, с его реинтерпретацией истории, бьет, как хорошая пушка,

по всем мишеням сразу. Он сокрушает рационализм и логоцентризм,

литеральное мышление, доказывая, что рассуждая рационально, можно

научно доказать полную нелепицу; он разрушает западническую, ра-

циональную традицию истории, демонстрируя фальсификации, пере-

полняющие традиционный историзм; и наконец, Фоменко утверждает

наирадикальнейшую версию руссоцентризма и евразианизма, доказы-

вая, что Испания и Китай – это одно и то же государство, тысячелетия-

ми управляемое грандиозной военной машиной Третьего Рима, он же

Второй и Первый, он же Иерусалим, Караван-Сарай и Александрия. Ис-

тинное, тайное, эзотерическое имя Третьего Рима: Москва».

Так оценивается многолетняя работа математика А.Т.Фоменко и его

сотрудников по осмыслению традиционной истории М.Вербицким

(Вербицкий, http://www.mccme.ru/~verbit/EOWN/eown2/fomenko.html).

Значение книг А.Т. Фоменко не только в том, что он терпеливо, шаг

за шагом демонстрирует всем интересующимся историей, что «король

голый». Его исследования заставили многих обратиться к истории, как

источнику новых знаний о Времени. Свою первоначальную версию

короткой шкалы Всемирной истории он выдвинул с оговоркой, «что

работа ... не претендует на то, чтобы на ее основании делались какие-

либо окончательные выводы ...» (Фоменко, 1990. с.30) Это одна из

возможных интерпретаций неожиданных результатов, полученных при

математико-статистической обработке различных исторических данных,

но «которая кажется автору (т.е. А.Т.Фоменко. – А.Г.) заслуживающей

внимание». Но, затронув Время, А.Т.Фоменко показал нам, сколь мно-

гогранной может быть История, а углубившись в историю, оставленный

без поддержки историков, он предложил последовать за собой матема-

тикам, физикам и всем тем, кто до этого в истории видел лишь летопи-

си, т.е. перечни событий.

Работа А.Т.Фоменко – «одна из первых попыток изучения нелиней-

ной истории» (Вербицкий), поскольку Время нелинейно, как это стало

ясно после создания общей теории относительности Эйнштейном в

1915 г., в сущности, одной из самых изящных и красивейших в истории

человечества теорий – теории нелинейного пространства-времени, кото-

рое отбрасывает нам две свои тени: Время и Пространство.

«Замечательным свойством доктрины Фоменко является ее полная

открытость к интерпретации. Фоменко можно читать как увлекатель-

ную fantasy, текст по применению статистики в истории, серьезную

конспирологическую работу, оккультную повесть о цикличности вре-

мени или философский роман об иллюзорности времени как такового»

(Вербицкий).

Историки должны будут рано или поздно признать, что А.Т.Фоменко

предложил им новые наборы задач, новые направления для исследова-

ний, новые точные методики, которые модернизируют историческую

науку. Он сделал науку «историю» столь же увлекательной, сколь увле-

кательными были исторические книги Н.М.Карамзина. Автор неодно-

кратно в этом убеждался, читая лекции по «новой» истории, на которые

приходили студенты самых разных специальностей: историки, юристы,

филологи, физики и др. Математик А.Т.Фоменко сделал в наше время

историю столь же интересной, как Л.Н.Гумилев – этнологию.

Итак, для понимания того, что такое история общества и как она

может правильно излагаться в конце XX века и грядущем XXI веке, не-

обходимо современное видение структуры пространственно-временного

континуума, в рамках которого развертывается эволюция общества.

Нынешние историки воспитаны на классической научной парадигме,

восходящей к Ньютону и Лейбницу. Они видят время однородным и

абсолютным, события ушедшей эпохи для них – прочное жесткое зда-

ние, состоящее из определенного числа кирпичиков, от которого нам

достался только неполный обрывочный набор чертежей и инструкций

для строительных работ. Логика историка проста: восстановить здание

по остаткам чертежей и инструкций. Отсутствующие места восполняют-

ся на основе сохранившихся описаний соседних участков или осмысле-

нием первоначального замысла Архитектора.

 Но кто сказал, что само здание представляло собой жесткую конст-

рукцию? Оно вполне могло быть похоже на струящийся в жаркой пус-

тыне мираж, когда нельзя с полной уверенностью сказать, что да, в этом

месте заложен именно вот тот кирпич и никакой другой. Вместо клас-

сического детерминизма – неопределенность, хотя и в определенных

пределах. Что тогда вы собираетесь восстанавливать? Каким кирпичом

из десятка возможных, но вместе с тем и совершенно различных, вы

собираетесь заложить брешь в красочном орнаменте?

Накопленные естествознанием и общественными науками знания о

времени существенно меняют классическую парадигму, и историческая

наука вопреки своему хваленому консерватизму не избежит перестрой-

ки своей идеологии в восприятии Прошлого. Наука «История» оказала

хорошую службу для ревизии теории времени, до сей поры опиравшую-

ся только на естествознание, главным образом на физику. Теперь самой

исторической науке придется «оестествознаниться», т.е. осознать, что

законы времени не столь примитивны, как их сформулировали триста

лет тому назад. Смена парадигмы, переход к новому восприятию сущ-

ности времени, которое историкам дается на самом-то деле в виде неод-

нозначного Прошлого, – таково будущее исторической теории и прак-

тики.

По мере того как автор углублялся в проблемы истории России, у

него нарастало чувство неудовлетворенности состоянием современной

исторической науки в целом. Что-то в ней было не так! Чего-то не хва-

тало. Наконец, возник вопрос: «А почему нет «Теоретической истории»?