Манипуляция сознанием. Век XXI - Сергей Кара-Мурза

Но главное, чем поразительны современные студенческие работы, – это отсутствием социальных эмоций»[24].

«Булгаков отказывается нам дать простую идеологию, а создает сложное изображение русского общества сразу после революции… Но Булгаков также издевается над Преображенским – представителем старого мира… Одним словом, Булгаков описывает старый мир как место, полное несправедливостей, где сильные и богатые имеют власть, а бедные и слабые страдают, как Шарик в начале рассказа».

«Мне страшны люди, которые хотят сделать работу Бога, – это опасно. И поэтому когда профессор не чувствует ответственности за результаты своей работы, мне не нравится это».

«Явной и важной темой рассказа «Собачье сердце» является принятие роли Бога человеком. Оттенки Фауста и Франкенштейна мы видим у профессора и у советской власти».

Не будем углубляться в проблему изменения взглядов американских студентов. Для нас важен уже тот факт, что в 1989 г. значительная часть советской интеллигенции охотно приняла метафору «Шариков» для обозначения «пролетария» (шире – «совка») и метафору «профессор Преображенский» для обозначения идеального «интеллигента». А студенты Гарвардского университета в США отвергли и обе эти метафоры, и этические нормы «интеллигенции».

Сильным манипулирующим воздействием обладают метафоры, которые воспринимаются не как аллегории, а как понятия, обозначающие вполне реальные сущности. Это явление гипостазирования рассматривалось в гл. 5. Осознание образованными людьми гипостазирования как дефекта их мышления затрудняется кажущимся парадоксом: именно крайне рационалистический тип мышления, давшего человеку главный метод науки, при выходе за стены лаборатории может послужить средством разрушения логики (рациональности). Крупный современный экономист Л. фон Мизес предупреждал: «Склонность к гипостазированию, т. е. к приписыванию реального содержания выстроенным в уме концепциям – худший враг логического мышления».

Вот видный деятель пишет в 1990 г. о необходимости «реально оценить наш рубль, его покупательную способность на сегодняшний день». Предлагаемый им метод абсурден (хотя многие его принимали тогда за разумный): «Если за него (рубль) дают 5 центов в Нью-Йорке, значит он и стоит 5 центов. Другого пути нет, ведь должен же быть какой-то реальный критерий».

Рассуждение этого деятеля иррационально. Почему «другого пути нет», кроме как попытаться продать рублевую бумажку в Нью-Йорке? Только потому, что этот деятель придает реальный смысл своей утопической вере в то, что доллар есть абсолютный вселенский измеритель стоимости. Но кому был нужен рубль в Нью-Йорке в те времена? А реальная ценность рубля на той территории, где он выполнял функции денег, была известна – 20 поездок на метро. Это и есть реальный критерий, которого люди не хотели видеть.

То есть рубль был в СССР эквивалентом жестко определяемых, осязаемых ценностей – количества стройматериалов, энергии, машин, рабочей силы и других реальных средств, достаточного чтобы построить и содержать «частицу» московского метро, «производящую» 20 поездок. В Нью-Йорке потребная для обеспечения такого числа поездок сумма ресурсов стоила 30 долларов.

Гипостазирование и расщепление логики усиливаются, когда манипуляторам удается найти эстетически привлекательную метафору. Удачной стала метафора «деревянный рубль». Бывало, что человек на бензоколонке наполнял бак бензином за три рубля – и при этом проклинал наши «деревянные».

На интенсивное творчество метафор антисоветскими идеологами оппозиция во время перестройки не ответила практически ничем, кроме тяжеловесной ругани. Три сильные метафоры, направленные против демократов, были даны диссидентами самих демократов. Это метафоры «Великая криминальная революция» С.Говорухина, «Мы целили в коммунизм, а попали в Россию» А.Зиновьева и «Убийство часового» Е.Лимонова.

Но, если разобраться, все они разоружают оппозицию, их внутренняя противоречивость – в пользу демократов. Возьмем афоризм Зиновьева: ведь он означает, что Россия и коммунизм – две разделенные сущности, так что можно целить в одно, а попасть в другое. Плохо, мол, прицелились, надо бы получше – и Россия осталась бы цела (на деле это все равно что сказать: целился в шинель, а попал в сердце).

А что значит «убийство часового»? Кто были часовые СССР? КПСС, армия, КГБ, Верховный Совет. Кто же из них убит? Члены Политбюро? Председатель КГБ Крючков? Депутаты Верховного Совета СССР? Пострадали миллионы трудящихся, которые этих часовых содержали и на них надеялись. Да, кое-кого из часовых обезоружили, подкупили или дали пинка под зад. Но никто их не убивал – не было необходимости. Речь идет о сговоре, халатности или беспомощности часового. Причины этого надо понять, но метафора на это не ориентирует и играет на руку манипуляторам.

Манипулятивная сила метафор определяется, с одной стороны, их эстетической привлекательностью и кажущейся эвристической ценностью (способностью объяснить сложное явление через знакомую аналогию) – при том, что в действительности предлагаемая аналогия не обладает достаточным подобием и приводит к ложному умозаключению, которое как раз и желательно манипулятору.

Разберем в качестве учебного примера одну сложную метафору.

Метафора колонизации России. Нередко в среде оппозиции говорится, что происходит «превращение России в колониальный придаток» или даже в «колонию Запада». Это, кстати, несовместимо с другой моделью объяснения процесса реформ как «реставрации капитализма». Захватывая колонии, Запад первым делом уничтожал в них ростки капитализма и создавал совершенно особый тип хозяйства – колониальную экономику. Это весьма сложный тип взаимоотношений, при котором возникают анклавы капитализма как небольшие «очаги метрополии», а капиталистическая эксплуатация большинства местного населения осуществляется без создания капиталистического производства.

В чем же суть колонии? Прежде всего в том, что европейцы приезжали на новые земли, оттесняли туземцев с части территории и начинали вести свое хозяйство. Так, в Америке католики (испанцы и португальцы) ужились с индейцами, многому у них научились, обратили их в христианство, открыли университеты и Академии наук. Какой продукт везли в Европу из колоний? Продукт хозяйства колонистов – их плантаций и шахт, мясо скота, выращенного испанцами-гаучо. Колонисты почти не меняли уклад жизни индейских деревень-общин. Для работы на плантациях и в шахтах даже привозили с собой рабов – тоже колонистов!

Протестанты (англичане и голландцы) с индейцами оказались несовместимы и их уничтожили или собрали в резервации, но тоже почти не изменили их жизнь. В Америку из Европы приехали труженики – крестьяне, ремесленники и выпускники университетов. Они распахали прерии, построили шахты и заводы, они же стали бороться против колониальной зависимости (как и креолы в Латинской Америке). И в США первые колонизаторы чуть ли не первым делом создали прекрасные университеты, поощряли науку и ремесла.

В Африке и Азии колонисты ужились с туземцами на началах более или менее жесткого апартеида, но главное повторилось: в метрополию вывозился продукт хозяйства, созданного именно колонистами, а не пальмовое вино и не тыквы африканцев. В Алжире половина пахотной земли была отдана французским крестьянам, и они своими руками ее возделывали, снабжая Европу зерном, вином и фруктами. А в колонию из метрополии ввозился капитал для строительства шахт и плантаций. В Африке и Азии возникла туземная буржуазия – но не в производстве (а значит, не в продаже продукта в метрополию), а исключительно в торговле, занятой ввозом товаров из Европы. Это и были компрадоры, то есть покупатели. Они снабжали этими товарами самих же колонистов и туземную элиту, которая служила колонизаторам. Массы туземцев этими товарами не пользовались. Поэтому компрадоры были полностью включены в жизнь самих колонизаторов, были частью их мира. Если в колонии возникали очаги современного производства со своей буржуазией (эти очаги колонизаторы старались уничтожить), то эта буржуазия никак не была компрадорской, она продавала свой продукт.

Есть ли признаки этого порядка в России? Нет, система совсем другая. На Запад вывозят продукт российских отечественных предприятий – нефть, титан и алюминий, вертолеты. Здесь не видно колонистов, тружеников с Запада, которые бы поливали землю России своим потом, привозили сюда свои знания, умения и инструменты. Запад не ввозит в Россию капиталы – наоборот, огромные деньги вывозятся из России и работают на экономику Запада. И, наконец, кто такие российские компрадоры? Основная их масса – это бедолаги, которые живут в трудящейся массе и продают ей дешевые китайские куртки.