Когда закончилась нефть - Андрей Егоров

Гирара сидел на носу последней лодки, чтобы видеть остальные пять. В той же лодке был Апаи.

Весь день плыли по реке, а вечером вышли на большую воду, в широкий залив. Кормчий последней лодки сказал:

— Это место называлось раньше Бог зеленых людей. Здесь была большая деревня.

Гирара спросил клювастого:

— Кто такие зеленые люди?

— Не знаю, — ответил кормчий, — Они много воевали. Поэтому они умерли. Больше ничего не знаю.

— Мы тоже будем много воевать, — гордо сказал Гирара.

— Мы не будем, — ответил кормчий.

— Вождь патачо сказал, что его люди будут с нами, — возразил Гирара.

— Мы не патачо, — ответил клювастый и замолчал.

Ночевать остановились тут. Апаи хотел найти место, где была деревня, но не нашел. Перед сном Гирара спросил у него:

— Ты что-нибудь знаешь о зеленых людях?

— Они создали кур, — ответил Апаи, — из-за них появилась Стеклянная земля. Но лучше здесь о них не говорить, а то потревожим их Бога.

Утром Гирара проснулся раньше всех и засуетился. Он принялся таскать в свою лодку камни, которые мог найти на узкой полосе песчаного берега. Но когда ночной дозор разбудил остальных воинов, Гирара уже выгружал камни обратно. Он был в большом смятении.

— Что ты делаешь, Гирара? — спрашивали у него воины.

— Подумайте сами, — отвечал им Гирара, — ведь стекло тверже дерева, тверже зуба капибары, а значит, наши луки, копья и палицы не смогут его измельчить, а резаки не разрежут. Как мы будем копать Стеклянную землю? Как возьмем стекло в каноэ? А камень тверже, чем стекло. Поэтому я решил взять с собой камни.

— Но ведь тогда не поместятся люди! — стали говорить воины.

— Я понял это потом, — отвечал им Гирара, — и теперь не знаю, что делать.

— Послушай, Гирара, — сказал вождю Апаи, — если бы я не нашел бурые резные палочки, мы бы не договорились с патачо. Но я не знал, что я их найду.

И ты не знаешь, что найдешь по дороге к Стеклянной земле. Никто не знает, как приделать к делу хороший конец, оттого он и вырастает сам собой.

Гирара послушал плешивого Апаи и оставил камни на берегу. Тридцать поплыли дальше и вскоре вышли на большую открытую воду, которая никуда не текла. Такой большой воды воины прежде не видели. По воде ходили высокие волны.

Выйдя на большую воду, каноэ повернули на север и поплыли вдоль берега. Берег был однообразен. Днем гребли, вечером втаскивали лодки на берег, собирали устриц и били рыбу. Первые дни пытались охотиться в прибрежном лесу, но в нем почти никто не водился. Гирара спрашивал у Апаи, не след ли это Стеклянной земли, но Апаи отвечал, что никто не любит жить с краю.

Некоторые рассказчики говорят, будто охота тридцати в прибрежном лесу была удачна, и они каждый вечер ели сладковатое мясо обезьян, но Апаи был прав — никто не любит жить с краю, и обезьяны не любят.

Путь по большой воде на север занял шестнадцать долгих дней. На семнадцатый день берег стал заворачивать на запад, и тридцать стали волноваться, что вернутся по воде туда, откуда пришли ногами. Плешивый Апаи успокаивал воинов. Так еще десять дней тридцать провели в пути на запад, не зная, куда плывут. Ветер, который прежде дул в лицо, теперь подгонял каноэ. Песчаная полоса у кромки воды стала шире, берег часто выдавался в воду мысами, а то и разбивался на песчаные островки. Иногда лес оказывался так далеко, что костер не жгли — путь за дровами был бы долог. Воинам негде было повесить гамаки, они спали на песке.

— Жаль, что деревья не ходят, — говорили они.

Гирара тосковал по женам и по горячей тыквенной каше. Он никому не говорил об этом, но вечерами спрашивал Апаи:

— Мы когда-нибудь доберемся до Стеклянной земли? Ты ведь говорил, что по большой воде надо плыть на север, а мы плывем на запад. Мы провоняли рыбой и устрицами, у меня в животе каждый день бурлит.

Плешивый Апаи отвечал:

— Имей терпение, Гирара. Слабый не доплывет, трусливый не доплывет, суетливый не доплывет, мы доплывем.

А один раз он добавил:

— Но ты прав, у тебя в животе бурлит, у меня бурлит. А наш кормчий — он все время газы пускает. Ты на носу, к тебе не доходит, а на меня как раз ветром относит. Ты большой вождь, твоя лодка — большая лодка, но тебе достался самый плохой кормчий, хуже меня, старика. Я пересаживаюсь на другую лодку.

Так Апаи и Гирара оказались в разных каноэ.

Однажды в особенно ветреный день тридцать увидели впереди большие зеленые острова — здесь какая-то река впадала в большую воду, и берег был изрезан. Воины налегли на весла, чтобы спрятаться за островами от ветра, и лодки отдалились друг от друга, а самая первая ушла далеко вперед и резво скрылась за песчаным мысом острова. Воины в лодке Гирары смеялись:

— Нежная бабушка Апаи даже на таком отдалении не выдержала газов, которые пускает наш кормчий. Апаи решил обогнать запах.

Вдруг Гирара увидел, как в передней из четырех доступных обзору лодок, уже почти скрывшейся за мысом, перестали грести. Что-то крупное, размером с человека, качалось на воде рядом с лодкой.

Пять каноэ собрались вокруг плавающего тела. Это было тело клювастого. Он выглядел так, как будто ему забили в глотку ручку весла, а лопасть осталась торчать наружу. Вода вокруг головы клювастого окрашивалась кровью, а слева на шее зияла кусаная рана.

Гирара бегло осмотрел каноэ, нашел в одной из них Апаи и понял, что главное не потеряно.

— Так может быть с тем, кто хочет воевать, и с тем, кто не хочет воевать, — сказал Гирара, чтобы все кормчие его слышали, и показал на мертвое тело, — если начинаешь играть в прятки с войной, война выигрывает. Догоним первую лодку, узнаем, что стало с остальными.

Когда пять каноэ заплыли за песчаный мыс, воины увидели шестую, непрочно сидящую на мели. На берегу стоял крепкозубый Гуапоре и скалил крепкие окровавленные зубы, лицо его было разрисовано кровью, а у ног лежали четыре трупа.

— Гуапоре, зачем ты убил людей? — обратился к нему Гирара.

— Я не Гуапоре, — ответил Гуапоре, — я Орари.

— Убейте его, — приказал Гирара.

Воины, не вылезая из каноэ, принялись стрелять в Гуапоре из луков, но он танцевал как змея и уворачивался от стрел.

Тогда Гирара схватил копье, выскочил из каноэ на мелководье и подбежал к Гуапоре. Они принялись плясать друг подле друга, и Гуапоре всякий раз уворачивался от выпадов копья Гирары. Гирара свирепел, а Гуапоре оставался спокоен и, ухмыляясь, теснил его к воде. Во время одного из выпадов Гуапоре схватился за копье и вырвал его из рук Гирары. Гирара остался безоружен. Он требовательно махнул рукой назад, чтобы ему кинули другое копье.