Верная (не)верная - Евгения Грозд

Теперь смог разглядеть всё более тщательней — в затылок друга упиралось лезвие смахивающее на мачете.

— Не люблю я, когда ты мне дерзишь, сынок, — с деланым прискорбием уронил Пёс.

— Твои сынки эти шавки, — рыкнул я, тщетно дёрнувшись из стальной хватки.

— М-да, глупцы и ни грамма уважения к старшим. Что ж… — надзиратель прошёлся по камере и нарочно пнул Атома по больной ноге.

Друг мучительно застонал и нелестно озвучил ему своё мнение о нём.

— Я всегда против дружеских союзов между бойцами, но вас был вынужден терпеть. Уж больно дерётесь хорошо, на забаву нашим искушённым богатеям. Я бы всё стерпел, честно, — наигранно положил ладонь на грудь. — Но ты, Живчик, порой зарываешься. Субординации, блядь, ну никакой! Вынужден прервать ваше разлагающее друг друга общение.

Лёгкий кивок амбалу с мачете и жуткое орудие убийства взметнулось вверх, готовое нанести Атому единственный и сокрушающий удар. Нет!

— Я прошу тебя за него! — истерически выпалил я, не надеясь успеть и быть услышанным.

Сработало. Пёс поднял ладонь перед собой, останавливая жуткую сцену.

— Не расслышал, — насмешливо пропел надзиратель. — Повтори, будь добр.

Челюсть свело от ярой ненависти к нему и всему происходящему, но постарался сохранить контроль, так как жизнь друга висела на волоске.

— Я прошу за него… Всё, что ты захочешь.

Надзиратель всматривался в моё лицо, принимая решение.

— Чертовски заманчиво. Тут главное не прогадать, верно, Живчик?

Молча сверлил мерзавца взглядом, поглядывая на Атома.

— Ты нарушил субардинацию, — Пёс вальяжно прошёлся ко мне. — Тебя придётся наказать. Мне нужен твой палец.

В ужасе уставился на него, понимая, что тот не шутит.

— Твой палец на жизнь друга — жалкая цена, — надзиратель довольно улыбался.

— Считаешь, не придётся отвечать за это перед Герасимом? — попробовал воззвать к его голосу разума. — Думаю, он не обрадуется, узнав, что два бойца выведены из строя.

— А вот здесь ты прав, — надзиратель весело подпрыгнул, хлопнув в ладоши. — Лучше один, чем двое, — и, обернувшись к конвойному с мачете, соблаговолительно махнул рукой. — Продолжай…

— Стой! Я согласен! — заорал не своим голосом, когда жуткое орудие убийства вновь взметнулась над головой Атома.

— Макс… Сука! Не вздумай! Мы оба потом сдохнем! — взревел друг и тщетно рванул впёред. — Не верь этой мрази… Макс!

— Да, Живчик, не верь мрази, — надзиратель мурлыкнул.

— Ты хуже, — процедил я, глядя исподлобья.

Пёс цокнул:

— Дерзи поаккуратней, дружок. Пока языка тоже не лишился. Ну так что? Его голова или твой пальчик?

— Палец, — выдохнул обречённо и меня мгновенно подняли на ноги.

— Нет, чёртов идиот, не смей! Слышишь меня, дебил?! — до слуха сквозь вакуум моей безысходности долетает бесполезная истерика Атома, от которой лишь кайфовали наши живодёры.

Толчок к сортиру и удар по ногам, ставя на колени. Один конвойный обхватил за шею, предохраняя своих дружков от непредвиденного поведения жертвы, второй блокировал правую руку за спиной, а надзиратель изъял из своего снаряжения небольшой охотничий нож. Лезвие сверкнуло в тусклом свете, и я безнадёжно уставился на эту страшную картину.

Пёс взялся за мой мизинец на левой руке и, улыбнувшись, произнёс:

— Смотри, — резко дёрнул и сломал. Оглушённый адской болью, не слышал больше ничего.

Сцепил зубы, удержав крик, тяжело задышал, претерпевая страдания, но не отрывал взгляда.

Нож снова сверкнул в свете и погрузился в плоть. Ничем не повторимый стон боли изошел из меня, выворачивая наизнанку. Кровь струей потекла в сифон унитаза.

— Нет… — отчаянно проскулил друг, уже не пытаясь вырваться.

Пёс орудовал ножиком так, словно отрезает себе кусок хлеба. Жгучая сталь металла, кровь во рту от прокушенного языка, слёзная жидкость, вырвавшаяся из глаз, но моего крика или мольбы тебе не услышать.

Всё прекратилось. Дичайшая пульсация в руке агонией метала тело вперёд-назад. Испарина покрыла кожу миллионами мелких бисеринок. Стук в висках, гул в голове, лёгкие судорожно вбирают кислород, но не могут выдохнуть.

Мизинец теперь в руках надзирателя. Рывком плен ушёл с моего тела и я, подобно побитой собаке, обнял чудовищную рану, начав убаюкивать болевые рецепторы и паралелльно остановливать кровь.

Довольные смешки сквозь сознание. Надзиратель, держа трофей в руке, брезгливо осмотрел, а после бросил ампутант в унитаз и спустил воду.

— Теперь можете воссоединиться, голубки, — заржал Пёс и направился к выходу, забрав с собой своих головорезов.

— Идиот! — рычал Атом, доковыляв ко мне. — Чёртов герой! Нахуя?! Ответь! Нахуя?!

— Заткнись! Заткнись! Заткнись! Сука! — одичало заорал я и, всхлипывая и дрожа, направился к нарам.

Порвал зубами рубашку и сымитировал жгут. Обнял раненную конечность и замер, глядя сквозь пол.

— Он ответит за это. Я кадык ему вырву, — тихо цедил Атом, с сожалением глядя на меня.

Мазнул его измученным взглядом и отвернулся, уйдя в себя и отсчитывая каждый стук пульса, чтобы хоть немного отвлечься от чудовищной боли.

К утру моя рана подняла на уши всю чёртову скотобойню. Тело колошматило в жутком ознобе, чуть ли не подбрасывая меня на нарах, кровь не прекращала размеренно окрашивать скудную повязку. Рука ниже локтя приобрела синевато-багровый цвет.

— Макс? — шлепки по щекам. — Тебе нужно в медчасть… Макс, слышишь меня, друг?!

Хотел сказать, что согласен, но язык не подчинялся.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Эй! — Атом схватил с пола металлическую миску и начал ей с грохотом пересчитывать прутья решётки. — Сюда! Охрана! Нужна помощь.

Из соседних камер послышались возмущенные реплики, проснувшихся.

— Да пусть сдохнет…

— Охрана! Сюда! — Друг бил миской по решётке со всей мочи, пока не пришёл долбанный конвой.

— Прекращай орать! — рявкнул один из них.

— Нужен медик! — не унимался Атом, тыча в меня.

Что было дальше, я уже не услышал, а точней вопринимал сквозь сумрак сознания. Урывки картин — стены коридоров, звуки, голоса, лицо Насти и Валерии, грязный потолок. Взор зелёных кошачьих глаз и ласковая ладонь на щеке…

Открыл веки, пытаясь воссоздать произошедшее. Шевельнул руками, но сразу же упёрся в преграду — наручники. Опустил взор ниже и сразу вспомнил. Меня лишили мизинца, а после начались последствия.

Во рту засуха, а голова пустое ведро. Боль в левой руке под бинтами слабо пульсировала.

— Как ты? — женский голос, который слышал лишь однажды, но невольно запомнил.

Повернул голову на звук. У окна медкабинета стояла та, которую никак не ждал увидеть.

— Кристина? — шевельнул губами еле слышно.

— Рада, что обошлось, — дочь Герасима горделиво прошла ко мне. — Теперь мне нужны имена. Кто это сделал?

Хмуро уставился на неё, понимая, что настрой девушки воинственный.

— Вы же понимаете, что мне потом аукнется, — проронил вполне миролюбиво. — Можно я сам их порву?

Кристина пару секунд разглядывала меня, а после, дрогнув уголком рта, отступила.

— Выходит, я должна пасти твой звёздный