Миллионер - Артем Тарасов

Кроме того, в некоторых японских газетах вполне откровенно писали: мол, в середине следующего века ни один японец работать вообще не будет – за него это будут делать другие! То ли машины и роботы, то ли русские в Приморском крае – понимай, как хочешь! Такая откровенно фашистская идеология мне тоже очень не нравилась.

И я решился на очень резкое интервью сразу многим газетам, и японским в том числе. Выступил в Моссовете, где это стало настоящей сенсацией, ведь я был руководителем Совета по внешнеэкономической деятельности!

Чуть позже мне дали слово в Верховном Совете России, и я с трибуны в прямом эфире повторил свое предположение о том, что Горбачев намерен вернуть японцам острова за обещанные инвестиции и валюту.

Тут уж разразился грандиозный скандал! Горбачев пришел в неописуемую ярость: то ли я действительно угадал его секретные планы, то ли это просто переполнило чашу его терпения. Ведь на Курилах немедленно начались демонстрации под лозунгом «Не отдадим родную землю!».

А я, кроме прочего, еще сказал, что этот вопрос не может решаться закулисно, потому что Курильские острова – это российская территория, а вовсе не территория ЦК КПСС. И если кому решать – так это Ельцину и российскому парламенту! То есть было подброшено большое сухое полено в огонь конфронтации между Горбачевым и Ельциным…

Михаил Сергеевич где-то очень резко высказался обо мне – скорее всего, на Политбюро, и министр внутренних дел СССР генерал Пуго вместе с главой КГБ Крючковым восприняли слова Горбачева как прямое указание незамедлительно предпринять меры против меня.

Сначала произошел налет ОМОНа на нашу службу «Ариса» в аэропорту Шереметьево. Двенадцать вооруженных автоматическим оружием громил в масках ворвались в офис, положили на пол всех – женщин и посетителей, опечатали сейфы, конфисковали валюту и все наши бумаги. Правда, никого особенно не били, поскольку офис находился за тоненькой перегородкой прямо в зале отлета аэропорта, все действо происходило на глазах испуганных пассажиров и провожающих.

Для такого налета нужен был повод, хотя бы формальный. Им послужила совершенно не касающаяся меня лично история. Несколько месяцев назад в Литве была схвачена банда рэкетиров, которая выбивала деньги из какого-то бизнесмена. У одного из членов банды нашли тогда удостоверение службы «Ариса» объединения «Исток».

Вымогатели были арестованы и сидели в тюрьме. И вот по ордеру литовской прокуратуры был произведен обыск, как говорится, по горячим следам, всего-то через два с половиной месяца после ареста всех подозреваемых! Воистину оперативная работа…

Кто-то сумел позвонить в центральный офис и предупредил нас о налете. Наученный прошлым опытом, я отреагировал практически молниеносно: тут же был отпечатан приказ об уходе всего персонала головного офиса в отпуск. Все спешно разошлись по домам, я закрыл офис и повесил копию приказа прямо на входной двери, которая по надежности ничуть не уступала самым выдающимся зарубежным образцам.

Как мне сообщил оставленный рядом с офисом наблюдатель, машины с вооруженными омоновцами подъехали через десять минут после моего ухода. Я сидел в доме напротив, на втором этаже у своих знакомых, пил чай и мог через окно наблюдать происходящее. Сначала они довольно долго вертели в руках приказ об отпуске сотрудников, потом была сделана неудачная попытка штурма. Стальная дверь свою репутацию оправдала полностью.

Больше в тот день офис не штурмовали, но установили круглосуточное дежурство напротив его дверей. Была ранняя весна, и ночами, чтобы не замерзнуть, сидящие в машинах оставляли моторы заведенными – к общей «радости» жильцов окрестных домов, которым приходилось спать под непрекращающийся шум моторов…

Я был совершенно спокоен и первым делом отправил письмо Ельцину уже на следующий день меня вызвали на заседание Верховного Совета.

– Артем Михайлович, не волнуйтесь, мы вас в обиду не дадим, – заявил Ельцин с трибуны. – Я беру это дело под свой личный контроль!

Тем не менее было ясно: идти в офис ни в коем случае нельзя. Конечно, милиция могла выломать даже нашу уникальную дверь, но устраивать обыск в отсутствие всех сотрудников – это было уже слишком!

Вскоре кто-то из осаждавших сообразил позвонить в Союз кооператоров. По случайности трубку взял мой помощник, который ничего не знал о происшедшем и непосредственного отношения к «Истоку» не имел. Поэтому сделанное ему предложение срочно встретиться у офиса «Истока» не вызвало у него никаких подозрений…

Когда мой помощник подъехал, ему тут же надели на руки наручники, взломали дверь ломами и автогеном, завели в офис – и начался обыск. Я узнал о происходящем, будучи в Верховном Совете, и попросил троих своих приятелей-депутатов поехать со мной, чтобы воочию увидеть это беззаконие. (Кстати, одним из этих приятелей был Евгений Наздратенко, будущий губернатор Приморского края.)

Согласно закону о депутатской неприкосновенности милиция не имела права обыскивать рабочее место народного депутата. Все знали, что именно в «Истоке» был мой офис, и даже табличка соответствующая висела.

Я вместе с депутатами вошел в самый разгар обыска. Понятно, что никакие слова о том, что это незаконно, никого не остановили. Мне предъявили постановление на обыск все той же литовской прокуратуры и, кроме того, выписку из решения Краснопресненского исполкома, где мне предоставлялось другое помещение для кабинета, которым я никогда не воспользовался… Милиционеры увезли наши опечатанные сейфы, массу документов, выдернули из компьютеров все жесткие диски. А сама опись конфискованного была просто потрясающей: «Вывозится восемьсот тридцать исписанных листов» – значилось в описи… Кем исписанных, зачем, на какую тему – да какая разница!

В тот же день милиция ворвалась на наш торговый склад где было огромное количество кассет и других товаров. Тут же пригласили телевидение и начали все это снимать. Причем следователь положил среди кассет свой пистолет и красиво расставил две иконы, которые взялись неизвестно откуда.

Я потом видел эти кадры: сначала показали общую панораму, а затем крупно горы кассет и пистолет. И лаконичный комментарий за кадром: «Вы видите хранилище ценностей кооператива „Исток“. Откуда у них столько товаров, которых нет в продаже в наших магазинах?»

Я поехал на телевидение, чтобы выступить в популярной вечерней программе в прямом эфире, – уже не помню, как она называлась. Телевизионщики говорят: «Хорошо, но чтобы нам уложиться во времени, давайте сделаем это в записи, а в эфир пустим без монтажа!»

Пришлось согласиться. А через полчаса после интервью выходит ко мне Татьяна Миткова, которая со мной и беседовала и, смущаясь, просит:

– Вы не могли бы поговорить с нашим главным редактором? Тут кое-какие трудности возникают…

Конечно, разговор с телевизионным начальством ничего не дал, пленка в эфир так и не пошла. И я понял, что происходит нечто совсем нешуточное…

Нервное напряжение росло с каждым днем. К тому же у меня начались проблемы в семье с мамой моего ребенка. Я приходил домой – и абсолютно не мог там расслабиться. Эта женщина постоянно создавала дополнительное напряжение. В какой-то момент я сорвался, ушел из дома и обосновался на даче у Павличенко, который сразу после взлома нашего офиса сам переехал и перевез семью на подпольную квартиру.

Все-таки у меня был иммунитет народного депутата РСФСР, а Павличенко вообще могли забрать в любой момент! Тем более что милицейское начальство наверняка торопило следователей с расправой.

Тем временем арестовали даже моего телохранителя. Это был совсем еще мальчишка, воин-афганец, который служил там инструктором и сам был майором МВД. Его поместили в общую камеру с зэками, которые надругались над ним и потом избивали каждый день и каждую ночь.

Мы собрались на подпольной квартире и стали думать, что предпринять. У Павличенко стояла виза во Францию. В итоге решили срочно вывезти его за границу.

Очевидно, ордера на арест Павличенко все еще не было, да никто и не предполагал, что он может скрыться во Франции. Поэтому отъезд прошел безо всяких проблем: мы быстро купили ему билет через нашу службу, знакомый таможенник отштамповал паспорт, наша шереметьевская бригада грузчиков легко протащила его сквозь все кордоны без очередей, и Павличенко улетел.

Поскольку жить на его даче было опасно, я перебрался сначала к одним друзьям, потом к другим. И тем не менее продолжал появляться в публичных местах, рассудив, что на людях со мной ничего не сделают. То есть я присутствовал на съезде московских кооператоров, работал в парламенте, а вечера просиживал на конспиративных квартирах.

У меня имелись свои очень ценные источники информации. Одним из них был сотрудник «Истока» Григорий Петрович Катаев, который в определенные моменты моей жизни не раз играл существенную роль.