Нужные вещи - Кинг Стивен

— Дорогой ты мой, — сказала она тихо.

Он поцеловал ее, сначала нежно и осторожно, потом — настойчивее и сильнее. Его руки скользнули вниз, к ее упругим ягодицам. Ткань ее старых джинсов была мягкой и шелковистой, она скользила под пальцами, как бархат.

— Сядь, громила, — скомандовала она. — Сперва кушать, потом обжиматься.

— Так мне можно надеяться? — спросил он. Если ее руки не стали лучше, она переведет все в шутку и найдет предлог отказаться.

Но она ответила:

— И даже нужно.

Алан сел за стол. Пока что все шло хорошо.

Пока что.

5

Когда они убирали со стола, Полли спросила:

— Эл приедет домой на выходные?

У Алана было два сына. Старший, оставшийся в живых, сейчас учился в Милтоне, Военной академии южнее Бостона.

— Нет, — сказал Алан, собираясь мыть тарелки.

— Я просто подумала, в понедельник ведь день Колумба, три дня выходных… — сказала она как бы между прочим.

— Он в гости поедет. К Дорфу, на мыс Код, — отозвался Алан. — Дорф — это Карл Дорфман, его сосед по комнате. Эл звонил в прошлую среду и спросил, можно ему не приезжать ко мне, а поехать к Дорфу на все три дня. Я сказал: можно.

Она дотронулась до его руки. Алан повернулся к ней.

— Алан, это из-за меня?

— Что из-за тебя? — искренне удивился он.

— Ты знаешь, о чем я. Ты хороший отец и неглупый человек. Сколько раз, с тех пор как началась учеба, Эл приезжал домой?

Внезапно Алан понял, к чему она клонит, и улыбнулся.

— Один раз. И то потому, что ему нужно было повидаться со своим старым приятелем-хакером, Джимми Кэтлином. Какие-то там программы не хотели запускаться на новом Коммодоре-64, который я подарил ему на день рождения.

— Вот видишь. Об этом я и говорю! Он считает, что я слишком быстро пытаюсь занять место его матери, и…

— О Господи! — перебил ее Алан. — И долго ты вынашивала идею, что Эл считает тебя Злой Мачехой?

Полли нахмурилась:

— Надеюсь, ты мне простишь, что для меня это совсем не смешно?

Он нежно обнял ее за плечи и поцеловал в уголок губ.

— Для меня тоже. Бывает так… я как раз сегодня об этом думал… что, когда я с тобой, я себя чувствую не в своей тарелке. У меня возникает чувство, что все случилось слишком быстро. Это не так, но иногда мне так кажется. Ты понимаешь, о чем я?

Она кивнула и вроде бы перестала хмуриться.

— Да, конечно. В фильмах и сериалах люди предаются скорби и трагическим переживания намного дольше. А в жизни все по-другому…

— В самую точку. В кино всегда уйма переживаний и совсем мало горя. Потому что горе — оно слишком настоящее. Горе… — Он отпустил плечи Полли, взял вымытую тарелку и принялся протирать ее полотенцем. — Горе — жестокая вещь.

— Да.

— Так что иногда я тоже чувствую себя виноватым. — Он удивился собственному тону. Он говорил так, словно оправдывался. — Частью из-за того, что мне кажется, будто наши отношения развиваются как-то уж слишком быстро, хотя это не так… частью из-за того, что мне кажется, что я слишком легко пережил свои несчастья, хотя и это неправда. Мысль о том, что я еще не испил до дна свою чашу скорби, по-прежнему не дает мне покоя, не буду этого отрицать… Но я знаю, что это все ерунда… потому что в душе я по-прежнему переживаю свое горе. Хотя этого, может быть, и не видно.

— Какой ты все-таки хороший человек, — тихо сказала она. — Выдающийся человек.

— Ну, не знаю… А насчет Эла… он пытается справиться с этим по-своему. Это тоже неплохой способ, и я им горжусь. Он скучает по маме, но если он до сих пор горюет — в чем я в общем-то не уверен, — то причина этому Тодд. Но твои мысли, что он не приезжает домой потому, что не одобряет тебя… или нас… тут даже близко такого нет.

— Рада слышать. Ты даже не представляешь, какой камень упал у меня с души. Но мне все-таки кажется, что это…

— Немного неправильно, да?

Она кивнула.

— Я знаю, о чем ты. Но поведение детей, даже если оно нормальное, как 36,6, всегда кажется взрослым каким-то не таким. Мы забываем, как легко они переживают любое горе и как быстро меняются. Эл отдаляется. От меня, от своих старых друзей вроде Джимми Кэтлина, от самого Касл-Рока. Удаляется, уносится вдаль… Как ракета с включившейся третьей ступенью. Такова жизнь… но каждый раз для родителей это становится печальным сюрпризом.

— Что-то рановато, — осторожно сказала Полли. — Семнадцать лет… рановато еще отдаляться от семьи.

— Да, все правильно. Рано, — беззлобно отозвался Алан. — Он потерял мать и брата в идиотском несчастном случае. Его жизнь пошла наперекосяк, моя — тоже. Мы поступили так, как, наверное, в нашей ситуации поступает большинство отцов и сыновей… мы попробовали собрать хоть какие-то кусочки. И я, и он неплохо справились, но я не слепой, и я вижу, что все поменялось. Моя жизнь проходит здесь, в Касл-Роке. А его — нет. Уже нет. Я думал, что это не окончательно, что он вернется сюда… но видела бы ты его взгляд, когда я намекнул, что этой осенью можно было бы перевести его в местный колледж. Я тут же сменил тему. Он не хочет возвращаться, слишком много тут осталось воспоминаний. Может быть, все изменится… со временем… но я не собираюсь на него давить. Поняла?

— Поняла. Алан?

— Да?

— Ты по нему скучаешь?

— Да, — просто сказал Алан. — Очень скучаю. — Он вдруг понял, что готов расплакаться. Понял и испугался. Отвернувшись, он открыл кухонный шкафчик и стал укладывать туда посуду, пытаясь взять себя в руки. Проще всего было бы сменить тему, и побыстрее. — Как Нетти? — спросил он, обрадованный тем, что его голос звучит нормально.

— Говорит, что к вечеру стало лучше, но прежде чем она взяла трубку, прошло столько времени… я уже представляла, как она лежит на полу без сознания.

— Ну, может, она спала?

— Она сказала, что нет, да и по голосу не похоже. Ты же знаешь, как говорят люди, разбуженные звонком.

Он кивнул. Это была еще одна его «полицейская» особенность. Ему не раз приходилось будить людей неожиданными звонками и самому быть разбуженным столь же варварским способом.

— Она сказала, что разбирала в сарае какие-то вещи, оставшиеся от матери, но…

— Если у нее желудочный грипп, скорее всего ты застала ее в уютной маленькой комнатке на белом троне. Просто ей было неловко об этом сказать.

Полли прыснула со смеху.

— Точно. Нетти бы точно было неловко!

— И это естественно, — сказал Алан. Он заглянул в раковину и вытащил пробку. — Душа моя, все вымыто.

— Спасибо, Алан. — Она чмокнула его в щеку.

— Ой, посмотри, что я нашел, — сказал Алан. Он протянул руку и достал из-за уха у Полли монетку в пятьдесят центов. — Красавица, ты всегда хранишь деньги в таком странном месте?

— Как ты это сделал? — удивилась Полли.

— Что сделал? — Алан изобразил искреннее удивление. Монета то исчезала, то пропадала в его чутких пальцах. Он зажал ее между средним и безымянным пальцами и перевернул ладонь, а когда вернул ее в прежнее положение, монета исчезла. — Как думаешь, может, мне бросить все и уйти в цирк?

Она улыбнулась:

— Нет, лучше останься здесь, со мной. Алан, ты думаешь, я зря так волнуюсь за Нетти?

— Нет, — сказал Алан. Он запустил в карман левую руку, в которую незаметно переложил монетку, вынул ее уже без монеты и взял посудное полотенце. — Ты вытащила ее из психушки, дала работу и помогла купить дом. Ты чувствуешь за нее ответственность, и в какой-то степени ты действительно за нее отвечаешь. Если бы ты за нее не волновалась, я волновался бы за тебя.

Полли взяла из сушилки стакан. Алан заметил, как она скривилась от боли, и понял, что она не удержит стакан, хотя тот уже почти высох. Он мгновенно присел и протянул руку. Это было проделано столь грациозно, что могло бы сойти за танцевальное па. Стакан выпал и шлепнулся в его раскрытую ладонь в восемнадцати дюймах от пола.

Боль, грызшая Полли всю ночь, и сопутствующий ей страх, что Алан догадается, насколько ей больно, — все растворилось во внезапном наплыве желания, такого жгучего, что Полли не просто удивилась: она испугалась. Нет, «желание» — слишком робкое слово. Чувство, которое нахлынуло на нее жаркой волной, было значительно проще и примитивнее. Это была откровенная похоть.