Демон против люфтваффе - Анатолий Минский

На подлёте к Тангмеру увидел "Спит" Бадера с ведомым. Сердце ёкнуло в лётные сапоги. И это — всё, что сохранилось от крыла?! Действительность ещё хуже, за ведомым стелется белый шлейф, предвещающий как минимум ремонт. Если внизу осталось кому и где ремонтировать самолёты.

Я поравнялся с лидером, качнул крылом… и чуть не выпустил баранку из рук от изумления. В "Спите" топливный бак между лётчиком и мотором, в паре дюймов от ног. Воняет бензином всегда. Мы не то что летаем — чуть ли не плаваем в нём, а безногий авантюрист закурил прямо в воздухе, сдвинув фонарь и маску! Он выпустил клуб дыма, унесённый ветром назад, и помахал мне рукой, в которой зажата неизменная трубка.

"Демон, прибавь газу. Слышал? Нас бомбили. Выбери местечко без дырок, Дика на второй заход не хватит".

"Вас понял, Салага. Пощупаю".

Я прогулялся на бреющем, со щемящим сердцем рассматривая результаты бомбёжки, показал парням самый целый кусок.

Сели. Взлётно — посадочные полосы ещё ничего, только залепить дыры раствором, а вокруг…

"Герника", — охнул Ванятка.

Ни одного целого здания. Ни единого сохранившегося самолёта — уничтожены и на стоянках, и в ремонтном ангаре. Лётное поле затянуто дымом. Бензин, видимо, выгорел, а теперь на лицо и одежду спускается тяжёлый чад от смазочных масел.

Рик, провонявший копотью, радостно затявкал у крыла. Хозяин вернулся! Больше нет проблем…

Митч, и без того не слишком блистающий строевой выправкой, приобрёл хромоту.

— Ранен?

— Нет, сэр! Слишком быстро убегал в укрытие.

Я воровато оглянулся.

— Ставлю литр виски. Быстро почистите и зарядите пулемёты, выкиньте плёнку.

— Скрыть стрельбу, — понимающе кивнул техник. — Салага же запретил. А сколько?

— Один восемьдесят восьмой. Но меня скорее взгреют, чем наградят.

— Понял! — Митч обернулся, чтобы найти оружейника. Потом снова глянул на меня, радостно оскалившись. — Горжусь вами, сэр!

Но наш маленький обман не удался. Это я носом почуял, когда табачный выхлоп перебил масляное благовоние.

— Вылетел без разрешения.

— Сожалею, сэр!

Я вытянулся и откозырял. Почему‑то вспомнил комиссара бобруйской авиабригады товарища Фурманского, выписавшего мне путёвку на курорты Испании. Вот бы позеленел, если отдать ему честь по — буржуйски, ладонью вперёд от фуражки!

За время, уделённое приятным воспоминаниям о солнечной Советской Белоруссии, Бадер шагнул к крылу и колупнул пальцем нагар от кордита на дульном срезе. Для пробных полётов оружейник аккуратно заклеил стволы, чтоб не пылились зря, пломбы сорвало пулями.

— А пулемёты просто опробовал.

— Да, сэр.

— И как? Плёночку вместе посмотрим?

— Как прикажете. Я же не виноват, сэр, что под пробную очередь "Юнкерс" подвернулся.

Даг выбил трубку, раскуренную ещё в воздухе, посмотрел мне в глаза с каким‑то незнакомым и грустным выражением.

— А сейчас объяснишь мне, что взлетел, лишь бы спасти "Спитфайр" от бомб?

— Истинная правда, сэр! Кружил над полем, ожидая уменьшение задымления. Увидел гуннов. И… проверил пулемёты.

Бадер тоскливо оглядел стоянку, украшенную лишь тремя относительно целыми машинами, остальное — кострища. Он не матерился как обычно, и это особенно напрягло.

— Не хочешь понять. Самолёт ценен, но он — просто железо. Лётчика твоего уровня нужно готовить года два. Сегодня сбито десять наших, хорошо, если половина пилотов уцелела, — он мотнул головой в сторону, откуда тянулся протяжный собачий вой. — Железо привезут. Кому летать на нём? Ладно, накажу после боёв. Сейчас узнаем, есть ли потери среди наземных.

Обошлось ранеными и контуженными, один сильно обгорел, позднее — скончался. Зенитчики доложили о двух "вероятно повреждённых" бомбардировщиках противника, Бадер и Ричардсон презрительно скривились — я редко когда видел у них подобное единодушие.

— Еду домой. Подкинуть к Мардж? Здесь всё равно ночевать негде.

Мы укатили. За спиной всё так же клубится дым, а неутомимый коммандер гоняет аэродромных, заставляя расчищать обломки, убирать мусор, тушить пожары. До газонов очередь не скоро дойдёт.

Мардж скрючилась на кровати в двухместной комнате общежития, вся в слезах и в истерике.

— Представляешь? Когда стало понятно, что "Хейнкели" идут прямиком на Тангмер, наш офицер скомандовал… надеть каски! Он запретил спуститься в убежище! Как будто каска спасёт от падающего перекрытия.

Она зашлась рыданиями.

— Выжило пятеро… Двух девочек, которых солдаты вытащили позже, здорово обожгло… Остальных разложили на траве, рядком. Понимаешь? Почти все, с кем болтала и пила кофе утром, лежат на земле, прикрытые брезентом, из‑под него торчат неподвижные ноги в одинаковых форменных туфлях и чулках… Многие и без ног.

Внезапно истерика сменила направление.

— Ты убьёшь их, лётчик Хант? До единого, чтоб только кровавые обрубки валялись под брезентом!

— Всех вряд ли. Сегодня опустил одного "Юнкерса" в Ла — Манш.

— Тебе же запрещены боевые вылеты!

— А я хочу запретить гуннам бомбить. И не нашёл другого аргумента.

Погладил её по соломенным волосам. Мардж понемногу успокоилась и прижалась ко мне. Мы впервые провели ночь, не занимаясь сексом. Соседка по комнате не смогла бы помешать. Она спала под брезентом, в окружении таких же мёртвых тел. Лёгкий ветерок через открытое окно чуть колыхал пошитые её руками занавески.

Возле аэродрома я впервые за командировку в мир живых увидел неупокоенную душу. Техник из соседней эскадрильи в призрачном обгорелом комбинезоне топтался у "Спитфайров", пытаясь найти свой, и не находил: его босс не вернулся из вылета. Никогда не вернётся. Классический случай, парня заклинило между мирами. На сто лет, на двести, до страшного суда?

Иван обалдел, увидев призрака.

"А другие?"

"Нет, пока не видят. Молодой, слабый. За сотни лет может набрать силу, издавать звуки, слышимые смертными. А то и различим будет при лунном свете".

"И… как долго?"

"Пока не увидит машину Бергмана. То есть вечно. Но я помогу".

В кои‑то века опыт общения с новопредставленными использован не для мучений. Не узнав, кто вмешался, механик отправился в загробный мир, чтобы на миг ощутить Благодать, а потом погрузиться в страдания. Они — мелочь по сравнению с безумием посмертного заточения среди живых.

Глава двадцатая. Лондон в огне

Англию исступлённо бомбили две недели подряд. Пленный пилот "Доренье" рассказал, что операция по уничтожению КВВС получила пышное наименование "День Орла".

На Тангмер больше не падали бомбы — вожди Люфтваффе явно списали нас в утиль. Но Ричардсон за считанные часы вернул аэродрому способность принимать и выпускать самолёты! Жили в палатках, лётчики наравне с техперсоналом в бочках и канистрах таскали топливо к "Спитфайрам", прямо на траве давились овсянкой или яичницей с беконом, чтобы при первой возможности бежать к истребителю и снова лететь щипать перья из того самого Орла. Его клюёт эскадрилья — всё, что осталось от крыла, несмотря на пополнение.

Мы с Бадером вылетаем до трёх раз на день. Он как‑то бросил, что устали даже его железные ноги.

"Интересно, если ему рассказать, что внутри тебя живёт второй пилот — красный сокол, который берёт управление, когда ты выдыхаешься?"

"Прозябаешь в безвестности, Ваня, и мучаешься? Бадер не отстранит меня — летать некому. После отправит в психушку".

Техники тоже падают с ног. Ресурса великолепного "Мерлина" не хватает надолго. Замена авиационного мотора превратилась в привычную операцию. Излишне говорить про дефицит двигателей. Поэтому летаем на честном слове, а механики постоянно скручивают агрегаты с убитых "Спитов", оживляя хотя бы один истребитель из двух.

Больше мы не атаковали бомберов в лоб — удар с высоты и уход. Даглас снял пятерых, я — троих. Как‑то раз не удержался и догнал "Мессера", проверив возможности мотора Mk2. Немцу явно не понравилось, но кого интересует мнение трупа?

Самолёты и новые лётчики прибывают чуть ли не каждый день. Нескольких истребителей с очень неплохой подготовкой выделил флот. Слава Богу, командующий 11–й авиагруппой вице — маршал Кит Парк, новозеландец по происхождению, добился у Даудинга разрешения привлекать без ограничений уроженцев колоний, американцев, поляков, чехов и прочих инородцев, не тянувших, с точки зрения коренных англичан, на почётное звание "настоящий джентльмен".

Командующий 12–й авиагруппой Ли Меллори, скептически относящийся к "обезьянам за штурвалом", получил в плечи 302–ю и 303–ю польские эскадрильи. Чуть забегая вперёд, скажу: в Битве за Англию они стали самыми результативными в КВВС! И это несмотря на то, что ничего страшнее "Харрикейна" полякам не доверили.

Приток новичков компенсировался страшной их смертностью. Результаты британских и немецких потерь от схваток в воздухе заявлены по Би — Би — Си в соотношении 2:1 в нашу пользу, в чём сомневаюсь, на такого аса, как Бадер, приходится несколько начинающих, не сбивших ни одного гунна и погибших в первых же вылетах. Статистика — страшная штука! Но я привык к похоронам, ибо единственный в Тангмере точно знаю, что посмертие существует. Ах да, комсомолец Ваня Бутаков тоже в курсе.