Влюбись в меня под музыку - Тори Майрон

– Да что ты говоришь? Не заметит? – Мили режет меня недовольным взором. – Как такое можно не заметить, если машина стояла возле твоей квартиры, а потом её там больше нет? Зачем ты вообще её украл? Твоя ведь ничем не хуже, а, может, даже лучше.

– Ты права, по некоторым показателям моя лучше, но у этой красотки почти нет равных в драг-рейсинге. [Прим. автора: драг-рейсинг — гоночное соревнование, являющееся спринтерским заездом с участием двух автомобилей]

– Драг-рейсинг? – страх Мили увеличивается вдвое. – Ты хочешь сказать, что мы едем на гонки?

Киваю.

– Нелегальные?

Ещё один кивок.

– Прям, как в «Форсаже»?

И ещё один.

– И гонять мы будем на ворованной машине?

– Схватываешь на лету, сладкая, – подмигиваю паникёрше и под аккомпанемент её новых причитаний сворачиваю в сторону порта Рокфорда, где сегодня и будут проходить гонки.

Чем ближе мы подбираемся к месту сбора, тем громче становится музыка с людским гамом. На точке уже собралась огромная толпа. Все шумят, смеются, делают ставки. Многие танцуют, пьют, курят, а некоторые наверняка поднимают себе настроение с помощью травки и других наркотиков. Но, разумеется, этим балуются только зрители, а не водители. Здесь много обезбашенных товарищей, но нет самоубийц. Участники заездов будут праздновать победу или же запивать проигрыш алкоголем после гонок. Сейчас же гонщики сосредоточены и целенаправленны финишировать первыми.

– На выход, – сжимаю холодную ладонь Мили и подношу к губам. Нежно целую и выбираюсь из машины.

Сырой речной воздух ударяет в лицо, и я глубоко вдыхаю, ощущая приятную горячую пульсацию в венах. Так всегда происходит, когда я предвкушаю новую порцию адреналина, без которого я не смыслю своей жизни.

– Замёрзла? – интересуюсь я, видя, что милашка, одетая в чёрный спортивный костюм, мелко дрожит.

И это ещё хорошо, что я убедил её заехать к ней домой, чтобы, во-первых, одеться потеплее и удобнее, а, во-вторых, предупредить её строгую мамашу, что Мили сегодня припоздниться.

– Дать свою куртку?

– Нет, не надо. Мне тепло. Это просто нервное.

– Ничего не бойся, я же с тобой, – укладываю руку на талию милашки, прижимаю к себе и целую в висок. – Идём.

Мили не противится и следует за мной в самое сердце тусовки, молчаливо разглядывая местную обстановку. А она, нужно отметить, не намного отличается от атмосферы в Энглвуде, от которой Мили пришла в тошнотворный ужас.

Грязь, темнота, неприятный запах канализации, смешанный с бензином и вонью жжёной резины и травки. Мусор, шприцы и стеклянные бутылки разбросаны на асфальте и хрустят под ногами. Небо серое, мутное, но не столько из-за пасмурной погоды, сколько из-за обильных клубов дыма, выходящих из-под колёс машин и байков. Серые стены заброшенных зданий исписаны ругательствами и зловещими граффити: черепами, костями, огненными демонами и зубастыми зверями. Меня такое произведение искусства завораживает, а вот милашку, привыкшую жить в своей розовой спальне с розочками на обоях, пугают ещё больше. Она аж бледнеет и жмётся ко мне ближе как испуганный котёнок. Особенно, когда мы оказываемся посреди большого количества автомобилей, возле которых кучкуются группы шумных людей.

Сжал бы её сейчас до хруста, погрузил бы обратно в машину, затискал бы там и затрахал в наказание за то, что трясётся сейчас вся как осиновый лист, но всё равно продолжает упрямо идти со мной туда, где ей совсем не место.

– Здесь жутко, Марк, и очень шумно, – заключает Мили, продолжая глазеть по сторонам. – Но в то же время это место будоражит. Даже не могу объяснить свои ощущения.

– А объяснять и не надо. И так всё знаю, – улыбаюсь, считывая с её лица каждую эмоцию.

Мили всю жизнь была заперта в комфортной тюрьме, созданной её помешанными на опеке родителями, и потому, хочет она того или нет, но, даже невзирая на страх, её восторгает и интригует всё новое, неизведанное и астрономически далёкое от её размеренной жизни.

И это вполне логично. Когда с самого рождения ты связан по рукам и ногам, скован бредовыми правилами и предрассудками, вкус свободы с первых же секунд действует пленительно, одуряюще. Свобода манит. Чертовски манит, какой бы грязной и мерзкой она ни была.

– О-о-о, Эндрюз! Не ожидал! Я почему-то думал, что ты сегодня не приедешь, – сквозь чёткие биты музыки мне удаётся услышать знакомый голос.

– Привет, Мейс. Да, я не планировал, но передумал в последний момент, – подхожу с Мили к афроамериканцу с дредами, сияющему как светлячок в своём кислотном костюме, и пожимаю ему руку.

Мейсон классный мужик, организатор данных мероприятий в разных местах Рокфорда и отличный водила. Не раз меня уделывал, даже когда я гонял на более мощных машинах, чем его. Однако пару месяцев назад Мейс остался без колёс. Неудачный заезд не только лишил его любимой тачки, с которой он пылинки сдувал, но и чуть на тот свет не отправил.

– Сегодня опять на новой? – Мейс бросает вопросительный взгляд через моё плечо на угнанную тачку.

– Как всегда.

– Зачёт, – спустя несколько секунд он одобрительно хмыкает и переводит взор на притихшую Мили, в недоумении изгибая бровь.

И его удивление вполне объяснимо. Мили в корне отличается от всех моих девушек, которые приезжали поболеть за меня. Радует, что Мейс удивляется молчаливо, тактично придерживая все комментарии при себе. Чего нельзя сказать об отморозке, которого я не ожидал сегодня здесь увидеть:

– Это что за невинную милоту ты притащил с собой, Эндрюз? – елейно протягивает смазливое чмо, в открытую таращась на Мили. – Неужели твои вкусы наконец сменились, и вместо полуголых шлюх тебя потянуло на ребёнка? Ей хоть восемнадцать есть?

– Не твоего ума дело, Уокер. Свали отсюда, пока я тебе опять нос не сломал, – закурив очередную сигарету, цежу я и инстинктивно сжимаю кулак.

Алекс Уокер аж из другого города постоянно приезжает в Рокфорд погонять. И каждый раз творит здесь лютую дичь. В этом плане мы с ним очень похожи. Наверное, поэтому я на дух его не переношу. Знаю, что от него можно ожидать, чего угодно.

– Уф, какой ты недружелюбный, – насмешливо морщится он, подходя к нам с Мили ближе. – Чего так взъелся? Я же просто спросил.

– А я просто сказал, чтобы ты по-хорошему свалил.

– С чего вдруг мне нужно сваливать, если мне