Врата тьмы - Таня Хафф

Вобрав в предвкушении полные ноздри этого аромата, Роланд занес было ногу — шагнуть на поляну и опустил ее обратно. Какое-то ускользающее воспоминание пыталось достучаться до него. Все это было на удивление знакомо.

Дверь домика открылась, и Роланд застыл, увидев низенькую седую старуху. Она несла большую деревянную лопату, и было ясно, что старуха направляется вынуть из печи то, что там жарилось. Такие лопаты Роланд до сих пор видел только в пиццериях, но ведь и кирпичную печь во дворе пряничного домика он тоже пока не встречал на каждом шагу, так что принял это спокойно. Лучше сейчас не трогать старушку, а то она может обжечься. Пусть отойдет подальше от огня, а тогда поглядим, не удастся ли раздобыть завтрак.

Обернув руку белоснежным передником, старуха открыла дверцу, и запах хлынул такой, что Роланд еле успел проглотить слюнки.

«Сейчас посмотрим, что она оттуда вытащит… О Господи, я готов съесть даже…»

…Ребенка.

На лопате в позе эмбриона свернулся мальчик лет семи. Жар оставил от его волос только обгоревшие пеньки. Кожа — там, где не пузырился вытекший из трещин жир, — была отлично пропечена до золотисто-коричневого цвета.

Желудок Роланда вывернулся наизнанку, мир завертелся, и последней мыслью перед отчаянным бегством прочь было:

«Ведь в сказке не сказано, что она их сперва раздевала!»

Астральная форма Эвана вздохнула бы, расходясь все расширяющимися кругами вокруг «Итон-центра», будь она на это способна. Без тела Эван не мог действовать, но следы силы заметил легко — Адепт Тьмы даже не пытался их скрыть — и теперь знал, что случилось с Роландом, хотя и не знал точно, где музыкант теперь. Со временем он мог бы его найти, но именно времени у Эвана и не было — если он хотел остановить Тьму в Иванову ночь.

Положив на одну чашу жизнь Роланда, а на другую — всех остальных обитателей этого мира, Эван смог принять лишь одно-единственное решение: Тьму надо остановить. Если это ему не удастся, то участь Роланда будет не хуже участи его народа. Если удастся, и Роланд будет еще жив, Эван найдет его. Оставалось только надеяться, что Роланд будет хотеть жить.

А тем временем в комнате Ребекки Том вспрыгнул на колени Адепту и ткнулся головой в просвет между джинсами и футболкой. Отсутствие ответа ему не понравилось, и он сел обратно, мотая хвостом. Вцепившись когтями в джинсовую ткань, кот подался вперед, понюхал и фыркнул. Прижал уши, спрыгнул на пол и прокрался к окну, остановившись на выступе, чтобы красноречивым мявом сообщить свое мнение. Еще раз фыркнул, спрыгнул наружу и скрылся из глаз.

Роланд летел, не разбирая дороги, желая только уйти подальше от этого ужаса на полянке. Время от времени судорога бросала его на колени, заставляя исторгать остатки желчи в лесную подстилку. Он не видел, обо что спотыкается, во что влетает или через что проламывается, а перед глазами вертелись великаны, гниющие трупы и зажаренные дети.

Он упал, уже не в силах подняться, а кошмарные видения так и летели перед ним по кругу, по кругу, по кругу, оставив одну лишь мысль:

«Я хочу домой».

«Плевать, во что это обойдется. Я хочу домой».

«Я больше не вынесу».

Ничего не произошло. Очевидно, Тьма хотела, чтобы он сказал это вслух.

Роланд всхлипывал, из устланной наждаком глотки вырывались нечленораздельные звуки, и наконец он смог набрать воздуха, чтобы выкрикнуть:

— Я хочу… — крикнул он.

— Ну-ка, ну-ка, что у нас тут?

Теплый, глубокий, по-деревенски протяжный, дружеский голос был так чужд всему этому кошмару, что Роланд отозвался на него всем своим исстрадавшимся существом.

— Ты не ранен, парень?

— Я… — Роланд заставил себя приподняться на локте и взглянуть вверх — чтобы увидеть озабоченную физиономию большого бурого медведя. Большого бурого медведя в рабочем комбинезоне фермера и с платком в горошек вокруг шеи.

— Я… — повторил Роланд угасающим голосом и потерял сознание.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

— Вот когда покушаешь, отец тебя выведет на опушку.

— И я! И я!

Медвежонок застучал ложкой па деревянной миске и чуть не разлил молоко.

Роланд схватил кружку, переставил ее от греха подальше и был вознагражден благодарной улыбкой мамы-медведицы, которую постарался принять именно в таком качестве, не обращая внимания на открывшуюся пасть, полную острых зубов. Не похоже было, чтобы ему тут что-то угрожало: с того самого момента, как папа-медведь его принес в дом, он видел только доброту.

— Ох нет, спасибо, — отказался Роланд от второй порции каши. Миски, даже у маленького медвежонка, вмещали умопомрачительные порции, а Роланд, не желая обидеть хозяйку, съел все, что ему дали.

Мама-медведица покачала головой:

— Так этим же воробушка не накормить, что ты скушал, — сокрушалась она, щелкая когтями по исцарапанной столешнице. — Ты же упадешь с голоду через десять минут пути.

— Ладно, мать, оставь Барда в покое, — беззлобно проворчал папа-медведь, поднимая со стола миску и начисто вылизывая ее. — Он уже взрослый и сам знает, когда ему хватит. И если ты эти соты доедать не будешь…

— Бери ради Бога. — Роланд подтолкнул соты по столу и смотрел до тех пор, пока папа-медведь не съел примерно фунт меда. Впрочем, он это сделал за два глотка.

«Удивительно, как быстро ко всему привыкаешь», — заметил про себя Роланд. Когда он, засунутый в кровать медвежонка, очнулся, мама-медведица вытирала ему бровь мокрым полотенцем; он завопил и съежился от ужаса, который казался ему продолжением дневного кошмара. А матушка-медведица просто продолжала обтирать ему лицо и низким голосом бормотать что-то утешительное. Поняв, что опасность ему не грозит, Роланд расплакался, а она его обняла и погладила по спине, соразмеряя свою силу с его относительной хрупкостью. И наконец Роланд, уставший от ужасов, провалился в сон.

Разбудил его любопытный мокрый нос медвежонка. От неожиданности Роланд завопил, медвежонок заголосил с испугу, прибежала мама-медведица, и произошла такая обыденная семейная сцена, что страх был просто неуместен.

— Ничего нет лучше легкой закуски между первым и вторым завтраком. — Папа-медведь отвалился от стола, удовлетворенно рыгнув. — Путь тебе лежит далекий, Мастер-Бард, дак уже и пойти бы нам не грех.

— Не знаю, как вас и благодарить, — начал Роланд, когда все семейство провожало его к дверям. Он закинул на плечо ленту от арфы и подобрал футляр с гитарой. — Вы мне жизнь спасли. — У него перехватило дыхание, к горлу подступили слезы. — Я у вас в вечном долгу.

— Ерунда. — Мама-медведица потрепала его по спине, и он чуть не рухнул на колени. — Барды — народ особый, и мы бы для каждого из них сделали то же самое.