Африка грёз и действительности (Том 2) - Иржи Ганзелка

Мы наскоро засняли несколько кадров, боясь отравиться испарениями, проникающими из кратера. Здесь было значительно теплее, чем в большом ледниковом кратере, и во всем Эш-Пите не было следа снега или льда. Нам хотелось обследовать центр кратера, но стены так круто спускались вниз, что без веревок мы не рискнули спуститься. К тому же мы слишком ослабели, чтобы суметь выбраться наверх по сыпучей лаве и камням.

Было уже почти 3 часа, и надо было подумать о возвращении. Предстоял еще утомительный подъем из ледникового кратера, к Тильменс-Пойнту, а мы сильно утомились за четыре дня, потребовавших физического и душевного напряжения, и за бессонную ночь.

На самой высокой точке края внутреннего кратера мы увидели пирамиду, сложенную из больших камней. Под такой же пирамидой на вершине Гильменс-Пойнта хранилась памятная книга, поэтому мы разобрали и эту пирамиду и обнаружили вторую книгу, в которой имелись только две записи. Мы присоединили к ним свои автографы, занесли результаты наблюдений и данные об атмосферных условиях. После этого мы собрались в обратный путь.

Шаг за шагом преодолевали мы подъем над ледяным озерком и бросили последний прощальный взгляд на роскошную панораму. Солнце, близившееся к закату, как театральный рефлектор, озарило горы прозрачного льда, отбрасывавшего ослепительный блеск на противоположные скалы.

Затем мы спустились, скользя с лавиной камней по осыпи, которую преодолевали утром с такими нечеловеческими усилиями.

К 6 часам вечера мы добрались до «Приюта Кибо», вконец измученные, но с чудесным ощущением одержанной победы. Прошло 15 часов, как мы вышли отсюда ясной лунной ночью, стремясь к далекой цели.

Мы ее достигли…

Венки победы

На другой день утром мы выступили в обратный путь.

Каждый шаг больно отдавался во всем теле, но усталость исчезала. Снова легко дышалось, легкие и сердце освоились с новыми условиями, мы не чувствовали головной боли, которая так мучила нас два дня назад, когда мы пришли сюда, поднимаясь от «Приюта Питерса».

— Помнишь, что говорил Робсон? Вот сейчас бы отдохнуть здесь, а затем снова подняться на вершину…

— И захватить с собой побольше цветной пленки…

Стены Кибо понемногу скрывались от нас в короне туч, а над седловиной Мавензи носились клочья тумана. После полудня мы миновали «Приют Питерса» и, отдохнув немного, продолжали спуск, так как хотели в тот же день дойти до первой хижины. Мы спотыкались в сумерках на узкой тропе, а в глубокий девственный лес вступили уже при свете лампы, держась тесной цепочкой, так как было уже совсем темно. Это был таинственный ночной поход по узкому туннелю тропы среди окружающей тьмы, жившей тысячами звуков.

Позднее в хижине мы до глубокой ночи слушали ритмичные песни негров-носильщиков и смотрели на их танцы. Теперь они уже не чувствовали себя носильщиками. Они сбросили с себя маску, и перед нами в дыму лагерного костра кружились в пляске дети гордой африканской природы. Негры перестали замечать окружающее и забыли о пяти белых, находившихся рядом с ними; они снова погрузились в родную стихию. Мы еще раз убедились в могучей, безудержной силе, дремлющей в этих людях. В течение долгих дней утомительного похода мы видели, как напрягались их мускулы под тяжестью ноши, как они шагали — неутомимо, размеренно, словно машины, с веселой улыбкой. Мы убедились в том, что без их помощи ни один белый не сумел бы достигнуть вершины Килиманджаро. Навсегда запомнилось нам, как легко шагали они под огромной тяжестью мешков со снаряжением.

На следующий день Самбонанга с торжественным, соответствующим обряду выражением лица и с детской радостью во взоре надевал на нас, четырех членов экспедиции, венки из килиманджарских бессмертников.

Это был символ победы, которой наши чернокожие проводники имели основание гордиться наравне с нами.

Глава XXVI

НА ЗАПАД ОТ МОМБАСЫ

Был солнечный воскресный день.

Календарь на стене уютной комнаты показывал конец января, но дверь на веранду была открыта настежь. Мы молча сидели вокруг большого рояля, а мысли наши носились далеко от трепетавших пальмовых листьев, заглядывавших в окна. Их мягкий шорох по временам сливался с представлением о покрытой рябью поверхности Влтавы под каменной стенкой Славянского острова.

Может быть, мысли пани Марцелы тоже витали где-нибудь у берегов Влтавы и в потемневших залах пражской консерватории, в то время как пальцы ее бегали по клавишам. Знакомые мелодии Славянских танцев переходили в оживленный ритм «Обкрочака»[32] Сметаны, а затем в вальсы Дворжака. Когда отзвучали последние такты сметановской «Курочки», так полюбившейся местному обществу на благотворительных концертах во время войны, взгляд через открытые двери медленно возвращал нас к африканской действительности.

Снежный венец Килиманджаро, выглядывающий из белых облаков над пальмовыми ветвями, быстро стер последние воспоминания. После нескольких секунд тишины раздался мягкий голос пани Марцелы Стоцкой:

— Ведь правда же, вы не ожидали услышать Сметану и Дворжака у подножия Килиманджаро? Сейчас я мечтаю о Праге точно так же, как когда-то мечтала об Африке…

Минута молчания.

— А ведь уже немало лет прошло с тех пор, как я училась игре на фортепиано с Отокаром Иеремиашем.[33]

Пани Стоцкая уже 15 лет живет в Африке вместе со своим мужем. Целый ряд фортепианных концертов, данных чешской пианисткой в Восточной Африке во время войны, сбор от которых передавался для нужд Чехословацкого движения сопротивления за границей, доставил ей такую же известность, как ее супругу — тридцатилетнее пребывание в Танганьике.

Немцы должны покинуть Танганьику

— Начинать было тяжело, — вспоминает седовласый пан Стоцкий. — Мне кажется, что извечная конкурентная борьба с немцами, которую мне пришлось вести еще в Вене, где я обучался слесарному ремеслу, всю жизнь преследовала меня по пятам. И здесь, в Африке, тоже. Когда я приехал в Танганьику, она только что сменила хозяев, но 30 лет я наблюдал и видел, что немцы никогда не переставали быть здесь настоящими хозяевами, никогда не переставали. Сейчас — совсем другое дело. Теперь, когда меня уже это не интересует, конкуренция прекратилась, — добавил он с улыбкой.

За этой улыбкой скрываются долгие годы упорной борьбы за существование, борьбы чеха, очутившегося во враждебном окружении.

Немецкая Восточная Африка, богатая колония кайзеровской Германии, вдвое превосходившая своими размерами метрополию, распалась, когда участники мирных конференций после окончания первой мировой войны расселись вокруг зеленых столов. Огромное пространство, площадью около миллиона квадратных километров, было передано Англии в качестве мандатной территории. Страна на границе с Конго — Руанда-Урунди — попала под управление Бельгии, а небольшую часть колонии на юге получила Португалия и присоединила ее к Мозамбику.