Ваше Сиятельство #4 - Эрли Моури

Я пожал плечами. Ну, есть во мне еще Астерий, только зачем говорить об этом.

— Не слышал, что с «волками» случилось? — спросил Еграм, угощаясь из моей коробочки с сигаретами. — Слухи какие-то совсем дурные. Говорят, где-то в Шалашах или рядом у них был храм Морены, и там всех собравшихся сам Перун пожег молнией.

— Ну, слышал кое-что, — от этих слухов мне стало еще веселее, и я сказал так: — По моей версии имелся у почитателей Морены ритуальный зал. Располагался он где-то там, под поместьем мрачного барона Железняка под землей. Зал этот служил для очень скверных ритуалов — жертвенные убийства людей. Так вот в пятницу, за этим темным занятием застали всех поклонников Морены некие светлые силы. Застали и жестоко наказали за все прошлые прегрешения. Говорят, боги там тоже себя как-то проявили.

— Ты, как я догадываюсь, имеешь отношение к тем «светлым силам»? — Еграм прикурил.

— А как же без меня, — я усмехнулся и подмигнул Лужину. — Лучше поделись слухами, кто из «волков» остался жив? Как я понимаю, Варги и Лешего больше на этом свете нет.

— Да, в понедельник Варгу похоронили. А Лешего только вчера. Говорят, до странного мало собралось на его похороны, хотя был он человеком видным, влиятельным, пришло всего человек двадцать, в основном слуги, родственники. Похоронили там же, Южных Садах Персефоны, только в противоположной стороне кладбища от склепа Синицыных. Кто выжил?.. — граф Сухров в задумчивости выпустил струйку дыма вверх. — Знаю только двоих таких, но они больше не «волки». Собираешься из тоже достать?

— Нет. Если они не перейдут мне дорогу, я их не трону, — пообещал я, подозревая, что эти двое могут быть приятелями Еграма. — Не слышал насчет Джеймса Лаберта? Он тоже вполне мог быть в том подземном зале. Вот его судьба мне интересна особо.

— Нет, о нем не знаю. Я постараюсь узнать, но сам понимаешь, Лаберт — он всегда в стороне и о нем не слишком много знал даже сам Леший, — щурясь от дыма, попавшего в глаза, сказал Сухров.

Мы еще поболтали немного о «волках», о сгоревшем клубе и слухах из Резников, где больше не орудует по вечерам банда Лешего, но взамен появляются какие-то другие неприятные личности. Потом как-то разговор повернулся о девушках.

— Ленская тебя в понедельник очень искала. Спрашивала у Груши, а вчера даже к Ковалевской рискнула подойти. Насколько я понял, поговорили мирно, — сообщил Лужин.

— Кстати, вот и княгиня идет, — заметил Сухров, смотревший на школьные ворота.

Я повернулся и увидел Ольгу. Она шла через школьный двор в золотистом атласном костюме, который блестел в лучах утреннего солнца.

— Пойду, узнаю, что от нее Ленская хотела, — сказал я, выкидывая окурок в урну.

— Так ясно что — тебя хотела, — рассмеялся Лужин.

— Извиняюсь, вынужден откланяться — дела сердечные, — шутливо сказал я Сухрову с Лужиным и направился навстречу княгине.

Мы поцеловались. Теперь Ольга не стеснялась этого делать при всех. И какая может быть в школе дворянская этика в таких вопросах? В нашей школе ее давно уже нет.

— Хочу с тобой снова туда, к Артемиде, — шепнула Ольга Борисовна.

— Охотница вряд ли в ближайшее время позовет в гости, — сказал я, хотя это Ковалевская прекрасно понимала и без меня.

— Жаль, что все хорошее так быстро заканчивается, — она переложила сумку в другую руку, направляясь со мной к двери. — Кстати, папа хочет тебя видеть. Если сможешь сразу после школы, поедем ко мне.

— Что-то серьезное? — насторожился я.

— Да, — ответила княгиня.

Глава 17

Что-то не так

Первой и очень неприятной мыслью пришло, что у Ольги дома конфликт из-за меня. Возможно, Борис Егорович узнал кое-что нежелательное. Этого «нежелательного» может оказаться много. Например, Оля не ходила в школу два дня и пропустила контрольную. Князю несложно выяснить, что в эти дни меня также не было на занятиях. Здесь напрашивался тревожный вывод. Если сюда добавить ночь, проведенную Ольгой в постели со мной, то с главой рода Ковалевских мог получиться неприятный разговор.

— Так рассказывай, что случилось. У тебя какие-то неприятности с родителями? Зачем ему мы вдвоем? — негромко начал расспрашивать я, поднимаясь рядом с княгиней по лестнице.

— Он не говорит. Вчера весь вечер был хмурый, знаю, много общался по эйхосу. Сегодня с утра настроение получше, но все равно какой-то слишком серьезный. Меня задержал, когда уже вышла из дома и спешила к эрмику. Сказал, что хочет видеть тебя и я тоже чтобы обязательно присутствовала, — Ковалевская поздоровалась кивком с девушками из младшего класса. — Я его спрашиваю: «Пап, а в чем дело?». Он мне: «Скоро узнаешь».

— Он знает, что ты не ходила в школу? Может как-то связывает это с моим плохим влиянием на тебя? — предположил я.

— Нет, во-первых, школа, учеба — это целиком моя ответственность. Папа меня к этому приучил с первых классов первого круга. Он никогда не поставит мне в упрек прогул занятий, потому что уверен, что я если где-то расслабилась, то потом наверстаю пропущенное. А, во-вторых, если он решит, что я подверглась чьему-то влиянию, то будет говорить в первую очередь со мной и, скорее всего, только со мной. Если в твоей жизни что-то не так, то лишь слабые и глупые люди валят вину за это на окружающих — этому с детства учил меня отец. Я не знаю, чего он хочет, и зачем мы потребовались ему сразу вдвоем. Самой очень интересно, — заключила она.

— А я знаю. Знаю, чего хочу я, — я придержал ее за руку, не позволяя сразу свернуть к нашему классу.

— Чего? — Ковалевская проводила взглядом подруг Ленской, прошедших рядом и весело поглядывавших на нас.

— Трахнуть тебя, — тихо сказал я, положив ладонь ей на живот.

Она поманила меня пальцем и прошептала на ухо, когда я наклонился:

— Дурак! Я сама этого очень хочу. Перед сном думала о тебе. Думала, как было бы хорошо, если бы мы засыпали и просыпались вместе.

— Мы это постараемся устроить. После экзаменов может полетим на Кипр или Карибы вдвоем хоть на несколько дней? — я поймал губами прядь ее волос.

— Да, — ответила она и поцеловала меня.

Сидеть с Ковалевской на уроке еще то испытание: меня постоянно отвлекает ее близость. Отвлекают ее роскошные, блестящие золотом волосы; ее руки с изящными пальчиками, которые хочется потрогать; ее оголенные ноги, сразу наводящие множество нескромных мыслей. Это испытание я терпел два первых урока, лишь на третьем контрольная по всемирной истории забрала часть моего внимания. Мы с Ольгой написали ее одними из первых, выдали почти по два листа текста, словно соревнуясь, кто напишет больше и