Крушение - Анри Труайя

— Нет, — произнес он. — Только не это. Отныне никогда!..

Она улыбнулась жалостливо-сочувствующей улыбкой, безвольно уронив руки.

— Очень жаль, Филипп! Как же ты заблуждаешься!..

Мгновение спустя она исчезла в своей комнате.

У Филиппа задрожали ноги, и он упал в кресло. Эта победа над собой лишила его сил. Взять назад свои слова, постучать в дверь ее спальни, умолять открыть!.. Он чуть было не поддался искушению, но постепенно самообладание вернулось к нему. По мере того как плоть смирялась, разум освобождался. Отстранившись от сиюминутности, он представлял себе, что будет дальше. Будущее без Кароль! Пропасть, нонсенс, медленное удушение!

Он отправился в свой кабинет, сел за стол и захотел умереть. Все было так просто: прощальное письмо; маленькое черное круглое отверстие револьверного дула у виска; взрыв тысяч солнц; конец всех проблем… Тянулись минуты. Последние. Только от него зависит, когда нажать на курок — немедленно или чуть позже. Нет, он не станет себя убивать. Филипп пошел в бывшую комнату Жан-Марка, разделся и лег, ненавидя свое огромное рыхлое тело и расслабленный рассудок, выживающие в любых, самых ужасных обстоятельствах! Кароль так непостоянна! Возможно, через некоторое время она устанет от Рихарда Рауха и вернется к нему? Филипп закрыл глаза. В его голове зазвучало подобие молитвы.

XV

Вернувшись в квартиру, Франсуаза застала всю команду за работой: Даниэль красил валиком стену в бледно-желтый цвет, Жан-Марк обрабатывал котел отопления серебристо-серой краской, Дани и Лоран белили дверные рамы, а Николя, стоя на стремянке, шлифовал карнизы.

— Вы заметно продвинулись! — сказала Франсуаза.

Она надела старую кофту Александра, заляпанную краской, и взялась за кисть, чтобы помочь в работе.

— Итак, — спросил Даниэль, — ты видела папу?

— Да.

— Что он сказал?

— Письмо домовладельца как будто составлено по всей форме, так что можно не беспокоиться. Но есть и другое известие: он объявил, что они с Кароль собираются разводиться!

Все замерли.

— Вот это да! — присвистнул Даниэль.

— Ну и что? Тебя это удивляет? — спросил Николя.

Даниэль пожал плечами:

— По правде говоря — не слишком! Какое у него было лицо, когда он сообщал тебе эту великую новость?

— Очень спокойное и очень холодное, — ответила Франсуаза.

— То есть ему плевать!

— Возможно, он бы так реагировал год или два года назад. Но в последнее время он, по-моему, просто не мог без нее обходиться!

— Значит, развод попросила она?

— Конечно! — кивнула Франсуаза.

Обмакнув кисть в белую краску, она нагнулась, чтобы заняться плинтусами. Жан-Марк так ничего и не сказал. Франсуаза спрашивала себя, что должен чувствовать брат, узнав об этом разрыве. Облегчение? Досаду? Или ему все равно? Теперь, когда он влюбился в Валери и даже решил жениться, Кароль должна была утратить для него всякую привлекательность.

— И что ты ему сказала? — поинтересовался Даниэль, продолжая водить валиком по стене.

— А что я могла сказать? — буркнула Франсуаза. — Я была ошарашена! Кроме того, он, кажется, хотел только одного — чтобы я поскорее убралась…

— Да, не хотела бы я оказаться на твоем месте! — воскликнула Даниэла. — Ужасная ситуация! Я одного не понимаю — позавчера, за ужином, все у них было как будто в порядке! Думаешь, они уже тогда приняли решение?

— Ну конечно! — вмешался Даниэль. — Это обычная манера поведения в нашей семье, старушка моя! Когда она отваливает?

— Не знаю, — сказала Франсуаза.

— Как странно думать, что мы ее больше не увидим, — вздохнул Даниэль, — во всяком случае, в папином доме. Вообще-то, я ее любил, несмотря на все недостатки!

— Ты прав, — вступил в разговор Николя, слезая со стремянки. — Я редко встречал таких сексуальных особ!

Франсуаза, подумав о чувствах Жан-Марка, сухо перебила его:

— Не болтай глупостей!

— Вот еще! — заворчал Николя. — Мне что, запрещено считать твою мачеху привлекательной? А еще легкой, забавной, уживчивой… И вообще…

— Кароль — олицетворение лицемерия! — закричала Франсуаза. — Она всех нас терпеть не могла!

— Значит, ты считаешь этот развод благом? — поинтересовался Даниэль.

— Естественно!

— Но ты же сама признала, что папа будет страдать!

— Поначалу! Но постепенно он поймет — это лучшее, что могло с ним случиться!

Даниэль провел валиком сверху вниз по перегородке, прищелкнул языком, выражая удовлетворение, и сказал:

— Знаешь, Франсуаза, мы должны будем чаще видеться с отцом, чтобы он не чувствовал себя совсем одиноким!

Она улыбнулась: нужно было очень плохо знать Филиппа, чтобы вообразить, что он найдет утешение в детях после того, как рухнул его брак. Николя, покончив с карнизами, потащил лестницу в соседнюю комнату. Лоран пошел следом.

— Чем вы займетесь? — спросила Франсуаза.

— Подгонкой! — ответил Николя. Вскоре она услышала, как ребята на два голоса запели «Стансы к Софи».

— Это ужасно! — пискнула Дани. — Замолчите оба!

В ответ Николя и Лоран запели еще громче. Даниэль давился смехом, но на втором куплете не выдержал и присоединился к хору.

— Соседи! — закричала Франсуаза. — Хорошенькая же репутация будет у меня в доме!

Трио убавило громкость.

Франсуазу тронуло, что братья, Дани и Лоран пришли помочь ей перекрасить квартиру. Благодаря их усилиям все будет готово к возвращению Александра. За все время своего отсутствия он прислал ей из Москвы только одну открытку с видом собора Василия Блаженного и текстом, нацарапанным шариковой ручкой: «Поездка превосходна. Слишком мало времени, чтобы все посмотреть. Очень жаль! До скорого, целую, Александр». Лаконичность стиля повергала Франсуазу в уныние. Неужели ему больше нечего ей сказать? Если бы не переезд, настроение у нее было бы еще более подавленным. Занятая обустройством, она позволяла себе думать лишь о той минуте, когда Александр переступит порог их квартиры. В этой новой обстановке они будут очень счастливы. Александр никогда не знал, что это такое — «налаженный собственный быт», и стоит ему провести несколько минут в кабинете, он не захочет оттуда уходить! С долгими вечерами работы за столиком в бистро покончено! У Николя тоже будет свой угол для работы. А она сможет печатать на машинке, не мешая остальным, да и они не будут ей докучать. Нужно будет обязательно устроить новоселье. Франсуаза уже мысленно составляла список гостей.

Ну, во-первых, ее добровольные помощники… Надо же, на рю дю Бак она когда-то сама все привела в порядок! Конечно, та квартирка была крошечной… Франсуаза обвела взглядом свои владения, отделанные в темных тонах. Прихожая, большая комната и спальня — все оттенки желтого, кабинет — желто-зеленый. Выбирая цвета, Франсуаза вспомнила совет Маду: «Не нужно думать, что так называемые насыщенные тона сделают твой дом темным. Если правильно их выбрать и оттенить то тут, то там светлой линией, получишь яркий и очень оригинальный результат». Конечно, они не профессионалы, так что краска лежит неровно, а с потолка они всего лишь смели пыль, но все эти несовершенства заметны только с очень близкого расстояния.

Дани, в старых штанах и шерстяном свитере, объявила, помахав наполовину поредевшей кистью:

— Ура! Я закончила! Краски больше нет!

Подойдя к Франсуазе, она сказала со вздохом:

— У тебя будет очень красиво!

— Да, — поддержал ее Жан-Марк. — Ты здорово сделала, что выбрала темные тона! Белая окантовка подчеркнет красоту цветовой гаммы. Ты видела, во что я превратил твой котел отопления? Это уже не нагревательный прибор, а драгоценность, украшение интерьера!

На его лбу и руках поблескивали завитушки серебряной краски. Он смеялся. Франсуаза заключила для себя, что уход Кароль нисколько его не тронул, и вздохнула с облегчением. Ее же несказанно радовала решимость Филиппа. И дело тут не в злорадстве, она всего лишь хочет вновь обрести уважение к отцу. Франсуаза верила в счастливое будущее для него, да и для всей их семьи. Не исключено, что он снова женится. С любой женщиной он будет счастливее, чем с Кароль!

Вернулись Николя и Лоран, разрисованные краской, как индейцы, вышедшие на тропу войны.

— Я бы никогда не смог расписать потолок Сикстинской капеллы, — заявил Лоран. — Слишком грязная работа!

Было уже около семи, и все переместились на кухню, чтобы отмыться и утолить жажду. Они передавали из рук в руки флакон с жидким мылом и бутылку фруктового сока; Николя и Даниэль открыли литровую бутылку красного вина и опустошали ее, чокаясь при каждой очередной рюмке. В дверь позвонили.

— Это, наверное, Жильбер, — объяснил Жан-Марк. — Я сказал, что он может зайти за мной.

Николя побежал открывать и вернулся в сопровождении хрупкого светловолосого юноши с тонким лицом, в котором были пылкость и одновременно незащищенность. Представив его, Жан-Марк сказал: