Андреевское братство - Василий Звягинцев

И о многом мы успели переговорить за последнюю неделю. Андрей по своему психотипу относился к людям, которым необходим собеседник или даже просто слушатель, способный понимать извилистый ход их мыслей. Например – об истинной сущности Артура. К примеру, нам обоим хотелось понять, о чем все время он так напряженно думает? Неужели же только и по-прежнему о своем пресловутом праве на смерть? Неужели совсем не трогает его красота окружающего мира, прекрасный миг такой короткой, единственной человеческой жизни? Вот это все – прозрачная на десятки метров вглубь вода, жемчужные облака на зеленовато-розовом закатном небе, ощущение ласкающего обожженную солнцем кожу соленого ветра, предвкушения ужина с неторопливой дружеской беседой под ледяное шампанское и густой бенедиктинский ликер с геджасским кофе, таким крепким, что каждый глоток нужно запивать пузырящейся минеральной водой… Неужели для него все это – по-прежнему лишь тоска и мерзость убогой больничной палаты?

Еще Новиков часто – о чем бы мы ни говорили вначале – легко и непринужденно переводил беседу на тему моего земного и космического прошлого, и я не раз ловил себя на ощущении, что идет обыкновенный, пусть и крайне деликатный допрос.

Но куда важнее оказалось то, что совершенно неожиданно мое пристрастие к одиночным ночным бдениям сыграло еще и чисто медицинскую роль.

Одним из проявлений развивавшегося у Аллы невроза, наряду с многими другими неприятными симптомами, была поначалу удивившая меня, а потом заставившая всерьез страдать острая неприязнь к так называемой личной жизни.

Уютные, но тесноватые каюты «Призрака» вообще не слишком располагали к любовным утехам. Какая может быть раскованность и «мексиканская страсть», если и одному человеку там едва хватает свободного места, чтобы раздеться, не цепляясь плечами и локтями за шкафы и переборки (особенно при моих-то габаритах), а второму при этом пришлось бы ждать в коридоре или забираться на стол. Койка же с высоким бортиком удобна лишь тем, что из нее не вывалишься в любую качку. О звукоизоляции я вообще не говорю.

А у Аллы как раз образовался сдвоенный синдром: клаустрофобия плюс страх того, что с ней чуть не случилось в бункере. Вот и как отрезало – малейшая попытка хотя бы как следует ее обнять вызывала чуть ли не истерику.

А мне-то, при курортной обстановке и обилии постоянно мелькающих перед глазами прелестных женщин, да истомившемуся по этому делу в космических безднах, каково было терпеть принудительный целибат?

Не знаю, каким бы образом все это закончилось, если бы однажды, после особенно удавшегося ужина с фортепьянным концертом Ирины и песнями Андрея под гитару и, разумеется, с достаточным количеством шампанского, Алла не вышла проветриться ко мне на мостик, когда все остальные (я надеюсь) крепко спали.

И без специальных стимуляторов воображения ночь была чудесна – мало что просто звезды, Южный Крест на черном бархате, фосфоресцирующие блики на воде, так еще и залповые звездопады, словно лично нам адресованный салют. Ну а когда в голове вдобавок звенит коллекционный «Брют» – о чем тут еще можно говорить…

Алла была в шелестящем под легким ветром прозрачном шафрановом сари, и если бы не выгоревшие до белизны волосы, вполне сошла бы за… как там называются в индуистском пантеоне богини красоты и секса – апсары, кажется?

В общем, я не удержался, обнял ее и ощутил, что именно сейчас она не собирается сопротивляться.

Вот только где? Рядом трап в кают-компанию, но что, если вдруг снова стены и низкий потолок вызовут прежний ужас? И тут меня осенило!

Прямо перед нами затянутый чистейшим белым тентом вельбот. Чем не царское ложе? Я перебросил вперед тумблер автопилота и подхватил Аллу на руки.

Не так уж просто и легко смотать с неподвижно лежащей навзничь женщины семь метров ткани, зато потом… Под сари на ней не было больше ничего. Похоже, она все-таки боролась с собой, потому что даже при свете одних только звезд я увидел ее закушенную губу, сжатые страхом веки. И первый ее стон был отнюдь не стоном наслаждения.

Но все-таки она прорвала черную завесу меланхолии, или уж как там называется ее болезнь. Возможно, именно такая встряска давно ей была нужна, а не прописанные Ириной транквилизаторы.

Какое-то время Алла оставалась словно в полусне, безвольная и пассивная. Мне даже показалось, будто это вообще не она, а девушка викторианской эпохи, покоряющаяся неизбежному с ужасом и отвращением, не знающая даже понаслышке, как полагается вести себя в постели. А раньше все бывало наоборот, и если только удавалось ее «соблазнить», безудержность и темперамент Аллы приводили меня в изумление.

Я не силен в психиатрии, однако думаю, что импульсы вегетативной системы в какой-то миг сломали блок сознания (а может, наоборот, подсознания), и это выглядело как взрыв!

Мне даже стало как-то жутко. Почти что сцена из готического ментафильма. Вот только что со мною был почти что манекен, и вдруг она очнулась! Вцепилась мне в плечи острыми ногтями, все тело резко напряглось и изогнулось, между раскрывшимися губами блеснули зубы, а из горла вырвался низкий и хриплый вскрик. Мне кажется, она не видела меня, а может, даже и не понимала, где она сейчас и с кем. Ее тело все вспомнило само и стало жить сугубо автономно. По-моему, я весь тогда покрылся гусиной кожей, и стало мне совсем не до наслаждений. И это тоже оказалось к лучшему – она успела получить все, в чем сейчас нуждалась, и даже более того.

Она пришла в себя, поджала ноги, села, опершись спиной о борт вельбота. За время наших упражнений тент вытянулся и стал похожим на гамак.

Алла провела ладонью по влажному от пота лицу и улыбнулась, чего я так давно не видел. Не выпуская моей руки, прошептала, чуть задыхаясь:

– Знаешь, милый, мне кажется, что я все это время смотрела на мир словно сквозь запотевшие очки. Или была по-черному пьяна. А сейчас все вдруг прошло. Одномоментно. Разве так бывает?

– Наверное, – ответил я. Нащупал шорты с пачкой сигарет в кармане, подумал отстраненно, что многовато стал курить, щелкнул зажигалкой, веря и не веря, что в самом деле все прошло и Алла выздоровела окончательно.

Она привстала на колени, наклонилась надо мной, похожая на статую из храма Каджурахо с осиной талией и крутым изгибом по лекалу вычерченных бедер, коснулась упруго качнувшейся грудью моей щеки.

– Мне тоже кажется – а вдруг это только сейчас удалось, а утром все снова вернется? – прошептала Алла. – Давай попробуем еще раз?

По счастью, терапия оказалась радикальной, и проснувшись чуть ли не к обеду, она не просто стала прежней Аллой, а ощутимо изменилась к лучшему вообще. Спокойнее, сдержаннее, благожелательней ко мне и окружающим. Какой была в считанные дни нашей довольно долгой связи. Ирина не преминула это отметить, и, судя по тому, как они долго и оживленно секретничали на корме, моя подруга поделилась с ней секретом, возможно, и с живописными подробностями. Насколько я знаю, женщины это любят.

Андрей же и тут сохранил благородную английскую сдержанность, да нам и без этого было о чем говорить. Вот только по ночам стал выходить на мостик с осторожностью.

По-прежнему актуальной оставалась тема Артура и Веры. С ними явно тоже происходили какие-то изменения. Новиков выразился даже точнее: стадии метаморфоза. Имея в виду, что из банальных зомби они все больше превращаются в непостижимые для нас существа иного уровня развития.

– Так что же, можно ожидать, что они и в самом деле полностью переродятся в энергетические сущности? – предположил я, вспомнив, что они вытворяли при спасении Аллы.

– В известных мне пределах наука этого не допускает, – со странной интонацией сказал Андрей. – А то, что мы с тобой видели… Когда приедем на место, можно будет их понаблюдать с привлечением намного более компетентных специалистов, чем мы с тобой. И на подходящей аппаратуре.

– Если они тебе позволят. Они ведь с каждым днем все менее контактны… – и это было так. Артур давно уже не вел со мной прежних откровенных разговоров и хоть присутствовал, скорее по привычке, за общим столом, но ничего не ел, поглощая тем не менее огромное количество жидкости. Чаще всего – минеральную воду, по литру-два за раз.

– Заливается электролитом, – сострил Андрей. Мне это не показалось просто шуткой. Раз он действительно трансмутирует, то отчего бы не иметь ему внутри какое-то подобие аккумулятора?

С Верой происходило почти то же самое, но в гораздо более стертой форме. Не зная о ее способностях, вполне можно было счесть ее нормальным человеком.

Она вполне естественно болтала с нашими дамами, купалась в море и, ей-богу, продолжала интересоваться мужчинами. Не раз я замечал ее кокетливые взгляды, игриво-нескромные позы, да и к нарядам она вкус не потеряла.

Я даже – исключительно с позиций естествоиспытателя – подумывал подчас: а как у нее с прочими функциями? Такой, простите, экстерьер! Всего немного слишком, но очертания фигуры – блеск! И тут же мои вполне естественные мысли перебивались легкой дрожью отвращения. Вот ведь натура человека – предрассудки в нем сидят на уровне спинного мозга! Подумать только, что она покойница – и сразу отбивает все… А если допустить, что она пережила всего лишь клиническую смерть, тогда как? Ничего? Или проблема в том, что, кроме факта воскрешения, я знаю о ее новых свойствах? Да, не с моим слабым умом замахиваться на столь страшные тайны.