Доказательство человека. Роман в новеллах - Гончуков Арсений

Вдруг прямо передо мной на пульте появилось оранжевое с зеленой полоской окошко и начало мигать. Мне показалось, что станция отреагировала именно на меня и хотела вступить в диалог. Я постучал пальцем по пульту, окошко замигало чаще. И тут произошло то, что я не в силах был объяснить, – я вдруг начал вводить в окошко сложный код, цифры, символы, буквы, но при этом я сам не понимал, что делаю и откуда все это знаю. Когда я ввел один код и станция его приняла, появилось еще одно окошко – и я начал вбивать цифры и в него; это повторилось несколько раз, окошки появлялись, я вводил коды, и они исчезали, коды становились длиннее и сложнее, их было один, два, пять, десять… И вот наконец я вбил код и окошко исчезло, и в то же мгновение и пульт, и пространство комнаты вспыхнули слепящим кроваво-красным светом и ударной волной на меня обрушился звук сирены – пронзительный, яростный, резкий, как вой рвущегося металла. Кря-а-а, кря-а-а, кря-а-а… Он тут же заполнил ревом все пространство рубки. Кажется, меня прошиб пот, я вскочил и на неверных ногах бросился к выходу. Прыгающими ледяными пальцами я нашел ручку и рванул дверь и наконец выскочил в коридор – бежать, искать, выход, помощь… Кто-то здесь должен быть!!

Только в коридоре, мечась в кровавых отсветах аварийной сигнализации, под ударами звуковой плети сирены, я услышал станционного бота, который повторял женским голосом как заведенный: «Значение недопустимо, значение недопустимо, значение недопустимо…» Все происходило, будто мне снился мучительно-яркий кошмар, в котором я смотрел старый фильм-катастрофу, в котором у меня случился бэд-трип от дешевой синтетической дряни…

Я рванул к выходу из коридора, но, сделав несколько шагов в этом аду, вдруг почувствовал, как кто-то схватил меня за шиворот и с силой дернул назад, пытаясь опрокинуть на спину. Я резко обернулся, но коридор был пуст, я по инерции начал заваливаться на бок, и тут до меня дошло, что это накренилась станция… Уже на полу у стены я ощутил мощный толчок, как будто что-то оборвалось, и меня подбросило вверх, я ударился о потолок и в кровь разбил голову. Коридор кренился, в груди гудел идущий снаружи скрежет металла, я пытался подняться на ноги, уцепиться за дверной косяк, но злая сила подбросила вверх мои ноги, снова рванула за шиворот, и я заскользил на спине по наклонной вниз, туда, куда заваливалась вся станция, еще несколько минут назад тихая и пустынная… Удары сыпались один за другим, что-то колотило с боков, снизу и сверху, ухало, гремело, скрежетало, выло, и с каждым ударом меня подбрасывало и роняло вместе со всей громадой станции спиной, головой, ногами, руками – об железо, жестко, больно. Затем, когда удары участились, а коридор начал вставать вертикально, я увидел, как пол, стены и потолок покрываются белесыми, скрученными из тонких нитей веревками освобожденного электричества, – разряды бежали, сверкали, шипели и кидались на меня как змеи, и вдруг воздух стал плотным, черным и завоняло резиной и горелым пластиком. Я вдохнул – воздуха не было, но едва я успел закашляться, как коридор встал на дыбы почти вертикально, и я камнем полетел, как с отвесной горы, в самый низ, в пропасть – и последнее, что я услышал, был страшный хруст в затылке и шее, и я отключился.

– И знаешь, как они это сделали?

Я услышал до боли знакомый женский голос.

– Очень просто. Они использовали против вас вашу же «катапульту». И станция упала.

Я ничего не видел, но чувствовал, что стою на улице, волосы, рукава и штанины треплет легкий ветер, до меня доносится запах дыма, горелого пластика и металла. Когда она – а судя по голосу, она стояла рядом – заговорила, я догадался, что это голос женщины-бота со станции, которая кричала про недопустимое значение. Да, это была она. Но что она делает здесь? И… разве она живая? Я попытался открыть глаза, но нужно было сделать усилие, веки были склеены, как будто я спал много лет.

– Они – это кто? – И я с трудом, но все-таки открыл глаза.

– Те, кто забрал тебя.

Я рассматривал станцию в трех сотнях метров от нас, это было печальное зрелище. Она висела у самой земли, перекособоченная, опрокинутая, верхняя палуба, как голова подбитого гиганта, свисала вниз. Станция горела, из проломов в ее боках валил густой черный дым, кое-где через его толщу желтыми языками пробивалось пламя.

Я стоял и не верил своим глазам. На земле под станцией валялись и тлели обломки, куски обшивки, а присмотревшись, я понял, что там лежат и обугленные тела бойцов моего батальона… Я вгляделся: на мгновение мне показалось, что я вижу движение, кто-то шевельнулся, я сделал шаг, повинуясь порыву бежать и спасать, но в следующую секунду раздался протяжный металлический скрежет, и прямо на наших глазах подбитая станция упала на обломки и тела, грузно, бессильно, как смертельно раненый воин падает на колени, и тут же поднялись клубы огня и пыли – и до нас докатился гулкий отзвук взрыва, похожий на рычащий выдох умирающего чудовища. Воткнувшись в землю разрушенным торцом верхней палубы, станция начала медленно заваливаться на крышу и наконец опрокинулась полностью, распластав израненное тело. После чего раздался еще один взрыв, и место крушения заволокло дымом, а сама станция как будто сдулась, потеряла форму и начала разваливаться на части. Я отвернулся, мне было тяжело на это смотреть.

И тут же я вздрогнул от неожиданности и повернулся обратно. Я не верил своим глазам. Девушка, которая стояла рядом и которую я принял за бота, повернула голову, и я увидел… Ирлис! Да, да, мою Ирлис! Я ошарашенно уставился на нее:

– Ты?!.

Ирлис повернулась ко мне полностью:

– Привет, любимый.

Она ласково и зовуще улыбнулась, протянула мне руку, я попытался взять ее, но произошло странное: разворачиваясь ко мне, Ирлис не остановилась, а как будто провернулась по своей оси, и ее лицо и протянутая рука уехали по кругу дальше, а на их месте оказались – мое лицо и моя рука. Я вскрикнул и отпрыгнул назад, будто в меня плеснули кипятком.

На меня смотрел я. И улыбался, и тянул руку, и, кажется, что-то хотел сказать.

В ужасе я начал пятиться и вдруг заметил еще одну странность – станции за спиной стоящего передо мной существа не было. Упавшей и взорвавшейся минуту назад станции. Ровно на том месте – ничего. Чистое поле. Ясное небо. Ни клочка дыма.

Я перевел взгляд на существо в моем обличье, но вдруг вместо себя увидел – Толю, он стоял в мокром комбинезоне рядом с установкой, из которой только что вылез. Он кивнул мне:

– Ты как? Нормально?

Я осмотрелся и понял, что нахожусь в зале на верхней палубе станции, операция только что закончилась, и бойцы вылезают из установок. Господи! Черт! Тепло разлилось по моей груди. Какое облегчение, что крушение станции и весь остальной кошмар – это всего лишь видение, когнитивное нарушение, столь частое при оцифровке…

Я посмотрел на себя и понял, что сижу на скользком краю установки, я поднял голову и вдруг почувствовал на правой щеке прохладную ладонь, она нежно одними подушечками касалась моей кожи. Я повернулся вправо, взгляд скользнул вниз, и я увидел быстро бегущую землю, тогда я поднял глаза и понял, что это не рука, а прохладный рассветный ветерок скользит по моей щеке, а я сижу у окна в автобусе, вдали видна станция, и мы подъезжаем к ней, чтобы отправиться на задание… Рядом со мной сидит Митя, он оторвался от планшета, посмотрел на меня и добродушно подмигнул.

И после этого, как после щелчка невидимого переключателя, все ускорилось, замелькало, меня оглушил звук, будто в моей голове начал разгон сверхзвуковой истребитель. Все полетело и замельтешило с невообразимой скоростью: приезд батальона, выгрузка, платформы, фото, Илья, построение, инструктаж, зал, колоды, сканеры, команды, Цифра, бег, отключение, возврат, и вот – я один в пустом зале, подхожу к окну, а затем – капитанская рубка, коды, сирена, толчок, скрежет, удар, я падаю на спину, хруст, ветер, я на улице – веки, станция, взрыв, голос, Ирлис, шок – скорость увеличивается еще и еще, еще и еще, еще и еще – и все сливается в единый цветной поток, в смазанную палитру, и улетает куда-то вверх и вдаль, и резко обрывается, и – остается только черное, самое настоящее последнее предельное конечное черное – дальше которого ничего нет. Звучит щелчок. И после него тишина, пустота.