Мир в подарок. (Трилогия) - Оксана Демченко

Актам насмешливо фыркнул, приветствуя запропавшего приятеля. Он чудесно провел год, шкура лоснится чищеным глянцем, в глазах пляшут бесенята: Яромил с братьями приложил все мыслимые усилия для улучшения «ритской» линии коней. Актам тоже постарался. Три жеребенка, все угольно–черные, нетвердо стояли на длинных смешных ножках–подпорках возле гордых кобылиц. Будут князьям верховые, и не хуже Микова Бурелома. Разномастные лошадки тоскливо вздыхали, провожая взглядами неподражаемого вороного. Судя по всему, к осени поголовье ритских еще заметнее пополнится.

Актам их уже забыл, ветреный. И несся вперед, упиваясь движением. До самой столицы вендов Вэрри насмешливо рассказывал своему коню, что его отношение к кобылицам свойственно восточным владыкам той самой Юктассы, послом которой он, седок, притворялся год назад. Одна становится женой, не мешая с интересом смотреть на прочих, именуемых наложницами, – девиц более простого происхождения, чье присутствие во дворце повелителя может исчисляться и годами, и днями. Они приглашены и избраны для забав, молоденькие и веселые, гордые своим правом и приданным, обеспечивающим позже удачный брак. Женой владыки–Актама всегда была бесподобная Шай–Мирзэ, стройная медношкурая красавица с белой стрелкой, прихотливо изогнутой от левого уха до мягких перламутрово–розовых губ. Утраченная и оплаканная.

На пару часов Вэрри задержался в Янде, почти бегом проведал князя и убедился: заговоров более нет и в помине. Город тих, купцы солидно торгуются, бдительный градоправитель Кутепа затевает нешуточную тяжбу с обнаглевшими оружейниками, наловчившимися подделывать рисунок булата и выдавать литье с травлением за «настоящий живой металл, а заготовки – самого Старого медведя работы». Теперь каждый клинок проверяют туры князя и ставят особое клеймо. На меч, если тот согнется в дугу, обвивая пояс, срубит гвоздь и позволит без вреда для себя висеть на воткнутом горизонтально лезвии взрослому воину. Если же нет – то отметина появляется на лавке оружейника…

Две недели спустя этой новости порадовался кузнец. Впрочем, куда более его удивил и осчастливил дракон на перстне, обнимающий цветок. Живой подарок и вполне стоящий, – солидно подтвердил Медведь. Увы, Вэрри спешил и не остался посидеть за вечерним разговором со старостой. Он и так сделал крюк, выбрав для возвращения на Архипелаг эту дорогу: куда прямее через Канэмь на Амит, западным трактом. Но там надо сплавляться рекой, а это не особенно легко предсказать по срокам. Да и знакомых проведать он хотел непременно.

В первые дни осени Актам вырвался в свою любимую степь за перевалом и полетел птицей, не требуя и малого отдыха. Впереди табуны илла, где он не раз грызся с вожаками, и всегда успешно. Зеленые луга у озера, развилка трактов, которую он со своим седоком миновал бессчетное число раз, взвихривая пыль всех дорог поочередно. Густотравный Карн, жаркое пекло Обикат, холмы Красной степи… и, само собой, его родная долина. Здесь он счастлив, знает все тропы и восторженно дышит пряным и пьяным воздухом, все более горячим и сухим день ото дня. Быстрые ноги вороного печатали цепочку следов почти точно на юг. Погонщик туч пока далеко у ледового берега сбивает в осенние гурты свой скот. А здесь – шелест рыжей спелой травы, цикады, легкая пыль. Он любил ночной бег и отдых в знойный солнцепек и был рад неперечливому айри, поддерживающему выбранный скакуном режим. Луна давала много света, заливая равнину серебром, куда более приятным и прохладным, чем полуденная бронза жары.

Лишь однажды облако забрело на темный свод, туманя ночные костры неба и лениво совершая межзвездное странствие, недоступное пониманию не только людей, но и айри. Только что оно коснулось копыт Священного жеребца, – и вот уже протирает мягкой варежкой тумана самую яркую из звезд Сети ловчего. Двинулось дальше, нагоняя тень на сияние Пути Богов. Окутало огни сырым туманом, заставило их зябко и нервно дрожать.

Спокойным и ровным остался лишь свет поднимающегося и пока лежащего у самого горизонта Волчьего ока – зеленовато–золотой яркой и острой звезды, как полагали люди степи. Туннры звали ее Хьёртт, а айри кроме того ведали, что это не звезда, а планета, самая ближняя к их родному Релату. И, увы, необитаемая.

Вэрри удивленно потряс головой. Он, похоже, обознался, что для дракона немыслимо, с таким–то зрением! А уж при его немалом опыте путника… наверное, устал. Во–первых, Хьёртт не может двоиться, следить за путником и, кажется, даже щуриться. Да уж, невероятно сильно и непривычно обознался: не звезда и не планета. Всего лишь костер. Так почему столь яркий и отчетливо видимый издали? И почему нелепого и невозможного для огня оттенка драконьего глаза? Впрочем, он почти точно впереди, скоро станет понятно. Актам охотно прибавил, чуть меняя направление, едва почуяв удивление друга.

У огня, который вблизи уже не двоился и не казался зеленоватым, сидел всего один человек. Рядом щипал траву его верблюд, огромный и восхитительный. Вэрри глянул с невольным уважением: настоящий породистый орхой, гриддским коням в роду верблюдов по цене и стати ровня. Их, кажется, уже лет двести как извели, смешав неудачно породы. Он подобных и не застал, но по описанию теперь сразу признал. Видно, плохо смотрел, невнимательно, живы и необычайно хороши…

Он перевел взгляд на погонщика орхоя, усмиряя бег коня и переводя его на шаг. Не гоже пылить здесь, на привале. Пожилой человек, безбородый, что странно… Волос темный, пробит седым серебром. Цвет глаз, видимо, светлый, в них костер пляшет, играя тонами радужки от карего до медового. Не особенно высок, сложен вполне средне. Вэрри сердито нахмурился: его самого так описывают – без явных примет.

Пожилой ночевщик следил за приближением всадника с интересом, но без тени удивления. Словно ждал! Вон уже заготовил для гостя на узорной кошме пиалу с чаем, сдобренным маслом. Странный он, столь невероятно предусмотрительный и к тому же явно страдающий раздумчивой бессонницей…

Молча дал гостю спешиться, пробормотать сбивчивое приветствие, расседлать коня и устроить в сторонке вьюки. Он отчетливо видел: прибывший понятия не имеет, к какому народу отнести случайного одиночку. И забавлялся, не произнося ни слова, лишь лениво кивая на фразу, торопливо повторенную на трех языках. Наконец вежливый гость сел, поклонился щедрому столу, обнял пиалу ладонями и поднес к губам. Само собой, догадка застигла его очень некстати, – на первом же глотке, дав новый повод к улыбке. Горячий чай облил рукава. Вэрри торопливо вытер ладони и отставил напиток.

Незнакомых людей в этом мире сколько угодно.