Мордант превыше всего! - Стивен Дональдсон

Но это была не ее спальня. О, Джерадин.

— Он все равно собирался продать эту квартиру, — пояснил преподобный Тэтчер, движимый желанием объяснить свое присутствие здесь. — Я убедил его продать ее с целью милосердия. Для миссии. Сегодня здесь устраивается аукцион. Чтобы собрать деньги для миссии.

И она тотчас избавилась от своего страха.

Преподобный Тэтчер убедил отца? Он пришел к отцу и убедил его, спорил с ним? Одинокий и жалкий, маленький старый человечек должен был подняться до чего—то вроде героизма, чтобы встретиться с отцом по такому поводу… и перечить ему.

На этот раз ей не понадобился звук рогов, чтобы увидеть изменения, произошедшие в преподобном Тэтчере, смелость, наконец—то появившуюся на его унылой физиономии. Они с Джерадином попали на его ночь торжества.

— Вы знаете этих людей?

— Кто они?

— Меня это не волнует. Пусть их отсюда выведут.

Или ее отец смягчился? Он так волновался о ней, что стал податливым, потеряв ее?

Эта мысль все меняла. Она была убеждена в его нелюбви. Это была одна из фундаментальных аксиом. Неужели она ошибалась? неужели в нем было еще что—то, чего она не понимала, то, чего он сам не видел в зеркале, когда смотрел в него?

Если он волновался о ней, то как она может бросить его?

Но нет. Он оттолкнул преподобного Тэтчера в сторону с такой силой, что старик споткнулся. Кипя от ярости, отец гневно спросил:

— Териза Морган, как ты посмела так опозорить меня? — Териза, — спросил Джерадин, тяжело дыша, — эти люди знают тебя? Где мы?

— Ты исчезла, никому ничего не сказав, — хрипел ее отец.

— Ты бросила работу, квартиру, меня и даже не удосужилась спросить разрешения, а затем явилась сюда, к моим друзьям, когда я отмечаю удачную продажу этой квартиры. В таком виде? Как ты посмела? Джерадин, пожалуйста.

Отец, казалось, был готов ударить ее:

— Мне стыдно за тебя.

Это было чересчур. Ничего здесь не изменилось. Она обнаружила в себе глубины, которые не могли отразиться в зеркале; но ее отец ничуть не изменился. Преподобный Тэтчер что—то простонал в ее оправдание. Но вместо того чтобы спрятаться, заплакать или начать умолять, Териза взглянула в лицо отцу.

Но говорить с ним не стала. На мгновение ей хотелось причинить ему боль, сказать нечто в отместку за годы обид. Но она сразу же сообразила, что в этом нет нужды. Она не боялась его — и этого было достаточно.

— Джерадин, — сказала она спокойно, — это моя прежняя квартира. Где ты в первый раз нашел меня. — Ее не волновало, сильно ли дрожал ее голос или близко ли она к тому, чтобы разрыдаться. — Это мой отец. Это—преподобный Тэтчер. Я рассказывала тебе о них.

Если есть какая—то возможность выбраться отсюда, лучше поторопись.

— Меня все это не волнует, — повторил чей—то разгневанный голос. — Я вызываю охрану.

— Нет! — запротестовали одновременно отец и преподобный Тэтчер.

Тем не менее, она услышала звук трубки, снимаемой с рычага, звук набора…

— Стойте!

Когда Джерадин загородил ее собой, он показался ей выше, чем на самом деле. А может, это ее отец стал ниже ростом. Голос Джерадина был пронизан непривычной силой, и все в нем дышало этой силой; его сердце билось ровно; даже свои ошибки он воспринимал спокойно.

— Не звоните. Не шевелитесь. Ничего не делайте. Мы через мгновение исчезнем.

Все вокруг застыли. Человек, державший трубку, уронил ее. Даже ее отец замер. Как и гости, он смотрел на Джерадина, и его рот постепенно открывался все шире.

Небрежно, словно внутри она вся не дрожала, сотрясаемая совершенно забытой паникой, Териза заметила Джерадину:

— Мне казалось, ты говорил, что не умеешь изменять изображения на расстоянии.

Он не смотрел на нее. Он не смотрел ни на кого; он закрыл глаза, позволяя своей властности — или чистому изумлению — защищать его, пока он сосредоточится. У него было лицо короля, каждая его черточка дышала силой.

Он тихо пробормотал:

— Но ведь попытка не пытка?

Отец Теризы захлопнул рот, судорожно сглотнул. И глухо прорычал:

— Я покажу тебе, как…

И, словно откуда—то издалека, преподобный Тэтчер возразил ему:

— Мистер Морган, это абсурд. Она вернулась. Мы все считали ее мертвой, а она вернулась. Надо радоваться.

Прежде чем кто—нибудь успел что—либо сделать, Джерадин вдруг широко развел руки в стороны и почему—то крикнул:

— Хэвелок, мы доверяем тебе! И исчез.

Кто—то приглушенно вскрикнул. Несколько отцовских гостей охнули или задрожали. Остальные, казалось, вот—вот лишатся чувств. Внезапно Теризе захотелось петь. О, он был настоящим чудом. Джерадин был чудом, и никто не остановит ее. Никогда уже она не будет бояться отца.

А пока у нее было время, она повернулась к преподобному Тэтчеру.

— Можете устраивать свой аукцион. Пусть он отдаст вам полученные деньги до последнего пенни. Это лучшее им применение. Я скорее всего не вернусь. Но если вернусь, то уж точно не буду жить здесь.

А в следующее мгновение она полетела в незримую, но бездонную пропасть воплощения. И снова Джерадин поступил правильно.

Как обычно, Териза потеряла равновесие; но Джерадин подхватил ее, когда она вывалилась из зеркала, и она не упала.

Изменившееся освещение заставило ее заморгать; на смену электрическому свету пришло мерцание масляных ламп. Когда ее глаза немного привыкли, она обнаружила, что очутилась в могильнике или мавзолее, который Знаток Хэвелок устроил из комнаты, где хранились зеркала. Где и собиралась оказаться.

«Что его радует? — подумала она отстраненно. — Что печалит?»

Но ей было не до Знатока. Джерадин крепко обнимал ее, словно не имел ни малейшего намерения отпускать снова.

— Зеркала и осколки, Териза! — выдохнул он, прижимаясь лицом к ее волосам. — Прости, я не знал, что вышло не так, но слава звездам, Хэвелок смотрел на свои зеркала… я не собирался отправлять нас гуда…

Изображение ее квартиры в зеркале, которым пользовались Джерадин и Знаток, таяло. Она поцеловала его, лишь бы заставить замолчать.

— Не нужно извиняться. Ты спас нас — вот главное. — Как и способность преподобного Тэтчера вытянуть деньги из ее отца. И то, что она больше не боялась. Часть ее продолжала петь. — Увиденное в этом путешествии того стоило.