Сын Архидемона. (Тетралогия) - Александр Рудазов

Но я все равно беспокоился. Если ваш лучший друг будет стоять с оторванной рукой, вы тоже забеспокоитесь.

А если не забеспокоитесь… ну хреновый из вас друг тогда.

— Кстати, я бы на вашем месте тут не задерживался, — напомнил Гадюкин. — Двигайтесь к выходу, пока свободно. А то сейчас охрана набежит…

— Давайте и вы с нами, профессор, — предложил я. — Я вам могу политическое убежище обеспечить… вон у полковника на родине, например.

— Спасибо за предложение, тронут. Но я считаю так — где родился, там и пригодился.

— Патриотизм — это правильно, — одобрил я. — Я сам горячий патриот. Слава России и все такое. Только у вас ведь проблемы будут, профессор.

— Да не будет у меня ничего, батенька, — отмахнулся Гадюкин. — Я просто скажу, что вы меня силой заставили.

— А если не поверят?

— Тогда под психа закошу. Мне не привыкать. Хотите посмотреть, как я падучую разыгрываю?

Мы вежливо отказались. Гадюкин обиделся.

На обратном пути нас никто не потревожил. Ну как никто? Лифты отключили, конечно. Был бы я один, так и по шахте нормально бы влез, но у однорукого мертвеца и толстого полковника КГБ это вряд ли получится.

А вот интересно, где у них эти самые лифты включаются?

Короче, ориентируясь через Направление, я влез по шахте, добрался до станции управления, вырубил охрану и врубил электричество. Святогневнев и Щученко, с которыми я заранее все обговорил, тут же поехали наверх, используя карточку Гадюкина. Я же вытащил охрану наружу, аккуратно разложив их у стеночек, запер дверь снаружи и ушел тем же путем — через лифтовую шахту.

О конспирации я больше не заботился. Поздно пить боржоми, когда почки отвалились.

Святогневнев и Щученко дожидались меня в вестибюле. Причем Щученко с гордым видом держал в руках штуковину, похожую на кривобокий огнетушитель. Оказалось однако, что это совсем не огнетушитель, а вовсе даже наоборот — огнемет. Тот самый, о котором упоминал Гадюкин. Щученко, как и положено чекисту, ничего мимо ушей не пропустил, все зафиксировал. И я даже не сомневался, что при необходимости он этот огнемет применит без раздумий.

Да и без необходимости тоже.

Входную дверь я вырезал. А то она тоже почему-то была заперта. Еще и турель кто-то додумался включить… нет, ну вот это нормально — устанавливать на входе в НИИ пулеметную турель? Хорошо, что там оказался именно я, я пуленепробиваемый. А человека и убить бы могло.

Потом мы прорвались к вертолетной площадке. Я решил, что лучше так, чем возвращаться прежним путем — там нас всяко ожидают. Хотя у вертолетов нас тоже ожидали — одиннадцать мужиков с автоматами. Я велел Святогневневу держаться за мной, а Щученко — за Святогневневым, сам же пошел вперед, демонстративно сложив руки на груди.

— Сдавайтесь, пожалуйста, — неуверенно попросил паренек с лейтенантскими погонами. — А то нам велено вас пристрелить…

— Вы знаете, кто я такой? — прохрипел я. — Я яцхен!

— Да мы знаем…

— Не перебивай!!! — взревел я, резко подаваясь вперед. Все остальные сразу подались назад. — Я яцхен! Мои когти режут сталь, как поролон! Моя шкура выдерживает пулеметную очередь! Зная это, подумайте — есть ли у вас шанс хотя бы ранить меня, прежде чем я превращу вас в кучу фрикаделек?!

В качестве демонстрации я быстрым движением срезал стволы сразу у трех автоматов. А лейтенанту срезал козырек на фуражке. Он аж присел, когда у него перед лицом промелькнула моя семипалая ладошка. Выстрелить никто не успел — когда яцхен движется, он движется быстро.

Нет, конечно, я никого не убил и даже не ранил. Я так-то не беспредельщик, без крайней необходимости никого когтем не трону. Тем более теперь, когда меня в монахи постригли… фигурально выражаясь, конечно. Дедушка Торквемада наказал мне быть кротким, смиренным и вообще всегда поступать так, как поступил бы он. Ну я так и делаю. Я ведь добрый человек… яцхен.

Отобрав у охраны автоматы и покидав их в ближайший сугроб, я забрался в вертолет, где уже сидели мои кореша. И вот тут я запоздало сообразил, что в моем плане есть слабое место. Я же вертолет-то водить не умею. Святогневнев умеет — собственно, я на него и рассчитывал — но он сейчас не в форме.

— Лева, вести сможешь? — без особой надежды спросил я.

— С одной левой рукой? — вздохнул Святогневнев. — Попытаться можно, но я…

И тут у вертолета затрещали лопасти. Из пилотского кресла нам показал большой палец Щученко — другой рукой он усиленно дергал какую-то ручку.

— Полковник, а я и не знал, что вы умеете водить вертолет! — обрадовался я.

— Дак я и не умею! — радостно ответил Щученко.

Его честное краснощекое лицо аж светилось от воодушевления. Святогневнев быстренько перелез вперед, уселся рядом с полковником и принялся давать ему указания. Я же высунулся наружу, глядя на удаляющуюся землю и грозящих кулаками автоматчиков. Один из них стремглав несся к базе, другой говорил по рации, третий подобрал автомат и целился в нас… я тут же схватил первое, что попалось под руку, и бросил в него.

Под руку мне попался всего лишь плюшевый мишка — кстати, откуда он тут взялся?! — но швырнул я его очень сильно и угодил точнехонько в лицо, так что парень не удержал равновесия и свалился на пятую точку. Я погрозил ему четырьмя кулаками и рявкнул, что если он вздумает выстрелить, я спущусь и нашинкую его в капусту.

Не уверен, что меня услышали на таком расстоянии, но за автомат этот храбрец больше не брался.

— …педаль нажми!.. — доносилось до меня из кабины пилота. — Да не эту, правую!.. «Шаг-газ» вытяни… что значит где?! Ты ж ее уже… а, дай я сам!..

Несмотря на все усилия Святогневнева, летели мы ужасно неаккуратно. Вертолет выписывал дикие вензеля, его постоянно вихляло то в одну, то в другую сторону, он регулярно проваливался в какие-то ямы и тут же снова набирал высоту. Хорошо, что у яцхенов крепкий вестибулярный аппарат — я наблюдал за этой центрифугой спокойно, даже отстраненно. Святогневнева тоже не стошнит, это уж точно. А Щученко… ну а что Щученко? Он от души радуется жизни и даже распевает во все горло:

— Если люди в беде на земле, на воде, и беда все дороги закрыла, мы на помощь с небес и на горы, и в лес к ним придем на своих винтокрылых!.. Кстати, а шо это за лампочка мигает? — неожиданно прервался он.

— Присоединяюсь к вопросу, — сказал я.

— Это аварийный сигнал, — объяснил Святогневнев.

— И шо он, значить, означает? — спросил Щученко.

— А парашюты на борту есть? — вместо ответа спросил Святогневнев.

— Нету, — ответил я.

— Тогда он означает, что сейчас самое время помолиться.