Жестокая схватка - Фридрих Незнанский

— Хватит зыркать, дыру на мне протрешь, — недовольно сказал Шаповалов.

Король пожал плечами и сказал, меланхолично жуя очередную маслину:

— Мы сорвали крупный куш, Роман Иванович.

— Ты прав, — кивнул полковник. — И прошло все более-менее гладко.

— Не так уж и гладко, — возразил Король. — Моего стрелка чуть не взяли с поличным.

— Но не взяли же. — Шаповалов снова налил себе водки.

Король недовольно посмотрел на него.

— Не переусердствуй, — сухо сказал он.

— А ты за меня не бойся. Ты за себя бойся.

Полковник снова выпил. Глаза его блестели, на щеках выступил нездоровый румянец.

— Будешь так квасить, Роман Иванович, до большой звезды не дослужишься. Или не доживешь.

Шаповалов поморщился:

— Имел я в виду эти звезды. Как только все утихнет, уйду в отставку.

— И чем займешься?

— Да уж найду чем, будь спокоен. — Полковник дернул щекой. — Ты лучше скажи, почему Валентинова убрал? Мешал он тебе, что ли?

— Мешал. И не мне, а нам.

Шаповалов осклабил зубы в усмешке.

— Мне вроде нет, — глухо проговорил он. — Слишком много трупов, Король, слишком много. Чем больше трупов, тем больше шансов сделать ошибку и засыпаться.

— Я никогда не ошибаюсь. Думаешь, зря менты его пасли?

— Но ведь можно было как-то по-тихому, — пожал плечами Шаповалов. — Ну там самоубийство. Или какое-нибудь отравление. Воображалка у тебя, Король, совсем не работает.

— Зато зубы острые.

— Это верно. Что есть, то есть. Только знаешь, Король, у мертвого льва зубы тоже острые, а что толку?

Зрачки Короля сузились. Он посмотрел на Шаповалова в упор и спросил глухим голосом:

— На что это ты намекаешь?

— Слышал я, что от тебя люди уходят, — ответил полковник и посмотрел на бандита таким же долгим взглядом. — Правда это или нет?

— Не понимаю, о чем ты.

— О твоем бухгалтере Бойкове. Ты ведь, кажется, говорил, что вы друзья с детства?

— Ну и что?

— А то, что странно это. Сперва одна крыса бежит, а потом что? Вся стая? Дурной пример — он ведь заразителен. Уж не слаб ли стал Король, а?

Королев усмехнулся и откинулся на спинку кресла.

— А ты хочешь проверить?

— Я? — Шаповалов покачал головой. — Я, Виталь, друзей не проверяю, потому что верю им. А ты? Ты-то своим друзьям веришь?

Король молчал.

— А ну как сдаст тебя этот Бойков? — продолжил полковник. — Он ведь и обо мне знает. И не только обо мне, он много о чем знает.

Взгляд Короля оледенел.

— С чего бы ему сдавать? — все тем же глухим голосом поинтересовался он.

— Да мало ли? — Шаповалов пожал плечами. — Вдруг совесть заговорит? С людьми это случается, поверь мне. Я слышал, это жена его с толку сбивает. На пару с попом. А если в дело поп вмешался — жди беды. Попы хуже нас, ментов. Самого отпетого и упрямого расколоть могут.

Королев облизнул сухим языком сухие губы.

— А откуда у тебя такая информация?

— Про попа-то? Да все твои братки об этом судачат. Один только ты ничего не хочешь замечать.

Король пренебрежительно фыркнул:

— Это ты чего-то попутал, полковник. Никто от меня не уходит. А Бойков как был бухгалтером, так им и останется.

Шаповалов улыбнулся и кивнул:

— Ну и слава богу. Я знал, что у тебя есть свои способы воздействия. Потому ты и Король. — Полковник опять плеснул себе в стакан водки, поднес ее ко рту и сказал, глядя на Королеа поверх стакана: — А вот мочить в следующий раз никого не надо. По крайней мере, пока со мной не посоветуешься. Иначе могут быть хлопоты. За тебя!

Он выдохнул через плечо и лихо опрокинул водку в рот…

В тот момент, когда полковник Шаповалов лихо расправился со стаканом водки, на другом конце Москвы двое других мужчин чокнулись бокалами с пивом. Это были Петр Бойков и Василий Кирьянов.

Они сидели в ресторанчике Бойкова уже полчаса. Болтали о разной чепухе и старательно обходили стороной главное — то, ради чего они, собственно, и встретились. Не то чтобы они боялись об этом говорить, нет. Просто… просто они не знали, как подступиться к столь деликатной теме.

— Как Тамара? — поинтересовался Кирьянов, отпивая пиво.

— Нормально, — ответил Петр Алексеевич. — А что?

— Ничего. Просто давно ее не видел.

— Это легко исправить. Приходи к нам послезавтра. У нас будет небольшой сабантуй. Тамара рада будет тебя увидеть.

— Приду, — пообещал Кирьянов. — А по какому случаю сабантуй?

Петр Алексеевич едва заметно дернул кадыком и спокойно ответил:

— По случаю моего увольнения, Василь.

Лицо Кирьянова вытянулось и слегка посерело.

— Так, значит, ты все-таки?..

— Да, — кивнул Бойков. — Ухожу.

— Надо же. — Кирьянов покачал головой. — А я думал, не решишься. Я слышал, у тебя с Королем разговор был? Правда?

— Ну был, — небрежно пожал плечами Бойков. — И что с того?

Кирьянов нахмурился и поставил бокал на стол.

— Напрасно ты так, — серьезно произнес он. — Король — это тебе не какой-нибудь директор свечного заводика. Он человек авторитетный и шуток не любит. Что он тебе сказал? Разрешил?

На этот раз посерело лицо Бойкова, и не от страха, а от гнева.

— Что значит «разрешил»? — холодно поинтересовался он. — Он что, мой хозяин, а я — его раб? Я свободный человек, Василек. Делаю то, что считаю нужным.

— Но…

— Да пойми же ты, дурила! — проговорил Петр Алексеевич. — Мне этот его «бизнес» поперек глотки стоит! Знаешь подвал под старым складом?

— Ну.

— А знаешь, чем там Росляков с Калачевым занимаются?

Кирьянов сглотнул слюну и обернулся. Затем ответил очень тихо:

— Догадываюсь. Хотя лично я ничего такого не видел. Мое дело маленькое, Петро, — возить Короля, выполнять его поручения и помалкивать в тряпочку. А лазить по подвалам… — Он дернул плечом.

— Хорошая позиция, — усмехнулся Бойков.

— Не жалуюсь.

— Но ведь ты знаешь, что Король убийца! — раздраженным голосом сказал Петр Алексеевич.

Кирьянов вздрогнул и опять огляделся.

— Тише ты, — сказал он Бойкову. — Со своей жизнью можешь делать все, что хочешь, но меня под монастырь не подводи.

Бойков хмуро усмехнулся.

— Надо же? — презрительно выговорил он. — Не пойму, почему Тамара так хорошо к тебе относится? Обыкновенная шошка.

Лицо Кирьянова оцепенело, взгляд стал стеклянным.

— Как ты меня назвал? — медленно проговорил он.

— Как слышал. Мелкая, трусливая шошка.

Некоторое время Кирьянов молча смотрел на друга. Глаза его были холоднее льда.

— Что, ударить меня хочешь? — поинтересовался Бойков. — Ну ударь, может полегчает.

Кирьянов разлепил плотно сжатые губы и сказал:

— Зря ты так, брат. Думаешь, я в восторге от своей работы? Да если хочешь знать, я раз двадцать уйти собирался.

— Чего же не ушел?

Кирьянов хмыкнул:

— Не хочу, чтобы меня нашли в какой-нибудь сточной канаве с проломленным черепом.

Петр Алексеевич недоверчиво на него посмотрел:

— Думаешь, Король на это пойдет?

Кирьянов пожал плечами:

— А черт его знает. Жизнь меняет людей, Петро. Король — не тот пацан, с которым мы пили самогонку на берегу и лазили в женскую общагу по ночам. Тогда у него было что-то вроде души. А сейчас…

— А сейчас?

— А сейчас там пустота. Ты уж мне поверь, я знаю, о чем говорю. Я каждый день его на тачке вожу. Слышу, о чем он по телефону говорит, вижу, с какими людьми встречается. Хочешь знать мое мнение?

— Ну?

Кирьянов поднял указательный палец и медленно покачал им в воздухе:

— Не нарывайся, понял? Прижми хвост и не рыпайся. Королю недолго осталось по земле ходить.

— Это ты почему так решил?

— Потому что вижу, как под ним земля горит. У него от безнаказанности совсем башню сорвало. Меры не знает. Не менты, так свои же братья бандиты его пришьют.

Бойков отхлебнул пива. Посмотрел куда-то мимо Кирьянова и со вздохом сказал:

— Эх, Вася, Вася!.. Что с нами стало, а? Ведь мы же такими не были.

— Да ну? — На губах Кирьянова появилась злая усмешка. — А по-моему, именно такими мы всю жизнь и были. Или ты забыл, как мы Славку Горячева на дно отправили? Как палками ему по кумполу стучали? Помню, я тогда целый год по ночам в поту просыпался. А потом что? А потом успокоился и забыл. И ты забыл, Петро. А уж про Короля я и не говорю. Он, наверно, уже через пять минут ни хрена не помнил. Ему ведь человека убить что таракана раздавить.

Петр Алексеевич задумчиво покачал головой:

— Ты неправ. Я его там на следующее утро встретил.

— Где? — не понял Кирьянов.

— У озера. Он тоже спать не мог.

Кирьянов присвистнул:

— Вот уж никогда бы не подумал! Значит, и у него сердце есть?