Всему свое время - Филис Хаусман

В этот момент земля содрогнулась под ними, будто сама природа решила прервать все их объяснения и переживания, грозно напомнив не о любви, а о смерти. Бет подхватила свой рюкзак и спросила:

— Так мы идем или нет?

— Идем, родная моя, конечно, идем. И не пугайся! Даже если вообразить невозможное, что извержение и вправду начнется, лавовый поток пройдет совсем в другом месте. Тебе ничего не грозит, девочка. Кому угодно, но только не тебе!

И он вдруг с ненавистью погрозил жерлу вулкана кулаком.

Бет вздрогнула. Она не понимала причины его ненависти. Даже спросила себя, не Вьетнам ли оставил в мозгу этого человека свой страшный, неизгладимый след?

Да нет! Какой там Вьетнам! — истерично прозвучало в ее мозгу. Это ты, ты, Бет Кристи, разбудила в нем безумие прошлой жизни!

С тревогой глядя на странное выражение, возникшее вдруг на лице Бет, Джошуа дико захотел обнять ее и успокоить, но он не сделал так, а достал из кармана зеркальные очки и водрузил их на нос. Не может он ее сейчас утешать, иначе, сам раздавленный горем, он совсем расклеится, и у него недостанет сил для ее спасения. Поэтому он сделал шаг, другой и начал этот последний их переход, который мог оказаться самым опасным. Он ничего не сказал, не предложил ей руку, даже не оглянулся, ибо всем своим существом чувствовал: она идет следом.

Они прошли милю, которую Бет почти не заметила, терзаемая то гневом, то сожалением, то казня себя за глупость. Но постепенно в ней накапливался и страх, ибо земля под ними дрожала, в недрах горы что-то ухало и погромыхивало, колебания почвы чувствовались при каждом шаге, и паника, зародившаяся где-то в подсознании, наконец вытеснила все мысли, кроме одной: стало по-настоящему опасно. Она старалась не выказывать ужаса, вкравшегося в ее сознание. Но все же не смогла удержаться от крика, когда увидела, как несколько мертвых деревьев, стоящих вдоль тропы, скрипя и похрустывая черными сучьями, исполняют какой-то дикий танец, пьяный и безумный.

Джошуа, однако, по сторонам не смотрел, а лишь поторапливал Бет, настаивая на том, чтобы она держалась за его спиной, не отставая больше, чем на шаг. До пункта назначения осталось пройти еще милю.

Вулкан начал высвобождать свою энергию, давая о том знать грохотом и все усиливающимися судорогами земли. Бет чувствовала, как тряска горы отдается в костях, ноги почти не слушались, ибо то место, куда она собиралась ступить, проваливалось или поднималось, грозя опрокинуть ее на дрожащую землю.

Подземная вибрация сопровождалась глухим рокотом, издаваемым горой, и рокот этот наполнял слух пульсирующими волнами, пока ее не оглушили совсем другие, новые, звуки. Она посмотрела вниз, на спускающегося впереди Джошуа, будто ища у него объяснения, и увидела, что он, обернувшись, с ужасом смотрит на нее, рот его раскрыт, он что-то кричит. И до нее наконец дошло, о чем он кричит и куда показывает. Никогда еще она не видела его таким перепуганным.

Она повернула голову, хотя и так уже поняла причину его ужаса. Сверху в облаке пыли катились камни, разные, большие и маленькие, и даже целые валуны и обломки скал, которые исторгнул из своей глотки вулкан. Они катились прямо на нее.

Так вот что это такое… Даже не огненная лава убьет ее, а просто стукнет камнем и… Не в силах пошевелиться, Бет зачарованно смотрела на приближающуюся смерть. Но когда летящие камни были на расстоянии ярда, Джошуа, успев к ней подняться, схватил ее, рванул и сильно прижал к себе.

И вот уже камни со всех сторон каскадом посыпались на то место, где они находились.

Но вдруг как будто ярко-голубой пучок лучей, внезапно возникший в воздухе, световым крылом накрыл их. Или ему лишь показалось это? Джошуа едва успел толкнуть Бет к трещине в огромном каменном монолите, втащить ее туда и закрыть своим телом.

Все произошло так быстро, что Бет сгоряча даже пыталась оттолкнуть его, но, почувствовав удары мелких камешков по лицу и услышав над головой повторяющиеся в кратере громовые раскаты взрывов, окончательно пришла в себя и тесно прильнула к нему, спрятав голову у него под плечом.

— Я люблю тебя, люблю тебя… — повторяла она вновь и вновь, уверенная, что он ее не слышит, и ужасаясь тому, что это чистая правда.

И вот, посреди всего этого грохота, стука, посреди всего этого ада Бет вдруг почувствовала, как Джошуа трогает губами ее волосы. Или он что-то говорит? Но нет, что можно сейчас говорить?..

Через несколько минут в тяжелом воздухе будто что-то произошло, уменьшился его гнет, грохот заметно поутих, а мышцы Джошуа под пальцами Бет немного расслабились.

Когда все смолкло, Джошуа выцарапал девушку из расселины скалы и покружил вокруг себя в некоем подобии танца торжества.

— Ну вот, все прекрасно, сердце мое. Мои расчеты оказались верны! Для горы это мизерное событие, на нем все и закончится, как я и предсказывал. Бетти, родная, нам нечего больше опасаться.

Он чмокнул ее в нос, обнял и склонился, чтобы поцеловать в губы.

Бет прильнула к нему как к единственному прибежищу в мире грохочущих смертоносных камнепадов. Его поцелуй опалил ее жарче того, внезапно нахлынувшего на них, тропически огненного воздуха, который все еще не остыл. Но вдруг ее будто током пробило, все содрогнулось в ней от ненависти, проснувшейся при воспоминании об утреннем кошмаре. Ненависть пересилила, и она вырвалась от него.

— Отпустите меня! Не смейте ко мне прикасаться! — в крик кричала она, захлестнутая эмоциями, и голос ее был хриплым и сдавленным. — Утром вы очень хорошо дали понять, что обо мне думаете… Никогда! Одна мысль, что вы снова ко мне прикоснетесь, делает меня больной!

— Бет… Бет, любовь моя. Я понимаю твой гнев, но и ты пойми: я так обрадовался, что мы живы, что я не потерял тебя на этой проклятой горе…

Бет отшатнулась, когда он дрожащей рукой прикоснулся к ней.

— Так вы радуетесь, что ваши предсказания сбылись, доктор Хантер? Говорили, что никакой опасностью этот вулкан не грозит, не так ли? Но вы упустили одно. Опасность здесь есть. И эта опасность исходит от тебя, негодяй!

Прокричав это, она села на камень, потому что пережитый ужас так ослабил ее, что стояла она с трудом, колени ее дрожали.

— Бет!

Боль… Так много боли выразилось в одном этом восклицании, что Бет поняла наконец: он страдает не меньше ее, возможно, даже больше. Поникший, с опущенной головой в ореоле темных волос, он казался сейчас ангелом, терзаемым горящим ветром ада.

— О Боже! Бетти, — почти неслышно заговорил он. — Зачем мне жизнь, если я потеряю тебя? Разве я жил все эти годы? Нет, я и ожил-то лишь благодаря тебе. Прошу, не покидай меня, будь моей женой.