Пончик с гвоздями - Маргарита Южина

Утро началось с невыносимого визга. Визжала Катерина Михайловна.

– Кака! Немедленно вставай, там что-то с матушкой приключилось. Вероятно, ее доконала вчера твоя исповедь, – встревоженно растолкала мужа Клавдия.

Акакий вскочил и заметался по комнатам.

– Кака, визжат, по-моему, в ванной.

А в ванной Катерина Михайловна начинала новую жизнь – она поливала себя ледяной водой и визжала при этом, точно электродрель.

– Вы уже проснулись? – появилась она в комнате свежая и раскрасневшаяся, тряся реденькими кудряшками.

– Мама, вы бы предупредили нас, что ли, – недовольно проворчала Клавдия, нехотя вылезая из-под одеяла.

Свекровь только лукаво хихикала и торопила Клавдию с завтраком:

– Давай, Клавочка, быстрее, у нас же сегодня, ты говоришь, серьезное дело.

У Акакия с женой, у обоих, отвисла нижняя губа – меньше всего они собирались таскаться по городу с мамой.

– Нет-нет, даже не думайте, я еду с вами! Я и процедуру специально приняла бодрящую, – категорично заявила дама и уселась за стол.

Клавдия вздохнула и несказанно опечалилась.

– Конечно, вы можете ехать с нами… Но для нас сейчас важна любая капля информации. Кака говорил, меня вчера весь вечер разыскивал неизвестный мужчина. А вдруг он снова позвонит? А дома никого. Я думала, только вы поможете нам в таком важном вопросе.

Катерина Михайловна мгновенно вникла в ситуацию и опечалилась тоже.

– Хорошо, Клавочка, я поговорю с твоим мужчиной. Что ему сказать? Чтобы позвонил, когда Кака из дома уйдет? Ах нет, лучше я попрошу у него номер телефона.

Акакий довольно быстро сбегал за машиной, и вскоре они с Клавдией уже неслись на бешеной скорости в восемьдесят километров в час по Северному шоссе.

– Клавочка, ты бы хоть намекнула, куда мы едем?

– Мы сейчас к Зудову. Будем трясти его, как сливу, и вытрясать из него ценные сведения. Не может быть, чтобы человек прожил с женой несколько лет и не знал кого-то из ее родственников. А те, в свою очередь, не могут не знать о сыне Марии.

– Правильно. Говоришь ты правильно, только ехать надо было по другой дороге, – буркнул Акакий и повернул машину назад.

Как они ни крутились по дорогам, выбирая самый короткий путь, а к Зудовым прибыли достаточно рано – в одиннадцать часов. Никита Зудов открыл дверь, явно только что оторвавшись от подушки.

– Вот здорово! Я вчера весь день звонил вам, а мне все говорили – нет вас и нет! – моментально проснулся хозяин дома. – Проходите. У нас тут такое дело – родственники приехали, к Машке на могилку, а у меня – шаром покати. Вот я и звонил – давайте страховку-то! Я после вас сколько искал, никак найти не могу.

Старая песня начиналась заново.

– А что за родственники? – насторожилась Клавдия Сидоровна.

– Так мать Машкина, с дочерью. Их же надо кормить, – возмущался Никита Гаврилович так, будто к нему нагрянула тьма гостей.

– И где они?

– Ну… У них же, кроме Машки, еще здесь кто-то из родных живет. Они сказали, что сначала туда, а уж вечером опять ко мне.

Неужели у этого Зудова Распузонам придется сидеть и ждать до вечера? И чего он раньше молчал, что у Марии в городе родственники помимо него имеются? Вот ведь заторможенный господин!

– А у кого они? Что еще за родственники? – допытывался Акакий Игоревич.

– У Галки они. Дом ее знаете где? На проспекте Мира есть поликлиника, так в том же доме, квартира на первом этаже. Дверь там зеленая, с львиной башкой. Ее там сразу видно. А вы чего, туда поедете? А страховка?

Клавдия не торопясь, по слогам, будто глухонемому, объяснила Зудову:

– У нас страховки нет. Позвоните в любую страховую компанию, вам объяснят, что делать в вашем случае. Мы вам ничем помочь не можем. Кака, пойдем быстрее, а то он опять про страховку спрашивать начнет.

Они вылетели из подъезда и понеслись к поликлинике на проспекте Мира.

Квартиру искали недолго. На самом деле зеленая дверь с львиной мордой вместо ручки была на первом этаже одна.

Им открыла молодая женщина лет двадцати пяти с длинной светлой косой.

– Вам кого? – неожиданно грубым голосом спросила она.

– Нам… Мы по поводу Марии Зудовой, – проговорил Акакий Игоревич.

Женщина удивленно вздернула бровки и заголосила в комнату:

– Мам! Тут теть Машу спрашивают. Чего сказать?

– Нам бы с вашей мамой поговорить, если позволите, – подключилась к мужу Клавдия.

– Простите, Марии Зудовой здесь нет, – вежливо ответил высокий молодой человек, показавшийся в двери на крик женщины с косой.

– Мы знаем, нам бы с ее родственниками поговорить… Кака, что с тобой? – осеклась Клавдия, увидев белого, затрясшегося мужа.

Акакий, наверное бы, сполз на пол лестничной площадки, если бы его не подхватил парень.

– Давайте его в комнату затащим. Что это с ним? Осторожненько, головой его не стукните, – пыхтел парень, затаскивая Акакия в дом.

– Сыно-чек… Игореша… – голосом древней бабушки заблеял Акакий.

– Ах, вон в чем дело… Вы подождите, я вам сейчас все объясню. Мама, принеси воды и, я не знаю, корвалола, что ли. А вы садитесь, я все вам расскажу. Или лучше мама пусть расскажет.

Через полчаса Распузоны сидели за круглым столом, возле огромного белого чайника, и обладательница косы разливала чай. Помимо Распузонов, за столом еще расположились худенькая, говорливая женщина и старушка, с покрытой черным платком головой, – мать Марии. Парень, которого Акакий видел на фотографии, мерил шагами комнату из угла в угол. По всему было видно, что ему такое застолье не по душе.

– Так вы, выходит, знали Марию? – спрашивала худенькая женщина, лет на пять старше Клавдии. – А я ее сестра. Старшая, Любой меня зовут. Это сын мой, только никакой он не Игорь. Дима, садись, чего скачешь? Он-то здесь живет, а мы сами в районе, приехали к Маше на могилку. Этот ведь ирод, Зудов, даже не сообщил нам о ее смерти, зверь. Только теперь догадался. А вы пейте чай-то, пейте. И не смотрите на Димку так-то уж.

– Но… Вы говорите, это ваш сын, а мне Маша его фотографию показывала, мол, мой это сын Игорь, она так говорила, – лопотал Акакий.

– Забудьте, вранье это. Машка, думаете, вам одному такое говорила? Я ж с первым своим мужем разошлась из-за ее брехни. Вы никуда не торопитесь? А то я бы рассказала…

– Мама! – с укором уставился на нее Игорь-Димка. – Ну чего ты каждому встречному… зачем им это… Никому ж не интересно!

Клавдия усмехнулась:

– Нет, Димочка. Нам это как раз жутко интересно. Если бы ты только знал, как нам это интересно!

Сестра Люба победно глянула на сына и начала рассказывать.

… Семья Синявских жила не в деревне – нет, Синявские проживали в районном центре и деревенскими себя не считали. Две сестры – Люба и Маша – исправно бегали в школу, скакали с ребятней и собирались по вечерам в клубе. Правда, свое будущее каждая из них видела по-своему: Люба в своих фантазиях мыслила себя воспитателем детского сада, а еще лучше – заведующей, Машенька же маялась фигней, а проще говоря – собиралась блистать на экранах, то бишь стать артисткой. Нет, конечно, она выступала в клубе, участвовала в художественной самодеятельности, но и только. Что-то подсказывало ее родственникам, что это еще не гарантия поступления в актерский институт. Отговаривали ее всем скопом, но если что Мария себе в голову втемяшила, то уж то ничем не выколотишь.

Девчонка сразу после восьмого класса собрала вещички, тепло простилась с матерью, ткнулась носом отцу в фуфайку и на том с семьей рассталась. Потом она, конечно, написала, что в институт не поступила, но и домой возвращаться не собирается. Обещала устроиться в городе. Долгое время от нее не было ни слуху ни духу, а затем пришла открытка: Мария поздравляла семью с праздником и уверяла, что ее жизнь устраивается как нельзя лучше.

Люба к тому времени тоже устраивала свою жизнь. Она отучилась в педучилище, вернулась в район и сразу стала заведующей – специалисты в ту пору ценились, и ей выделили дом. Это были, конечно, не звезды с неба, но прогресс для сельской девчонки очевидный. А спустя еще какое-то время Люба и жениха себе подыскала – соседского паренька, агронома, тоже не тракториста какого-нибудь.

Мария приехала на свадьбу. Это был ее первый визит в родное гнездо после отъезда, и Люба поразилась, как изменилась сестра. Вроде внешне перемена не сильно бросалась в глаза – ну, чуть поярче Маша стала одеваться, краситься начала, платье по моде, и все же главное не это. Она сразу же поставила себя выше других: через каждое слово у нее вылетало: «А вот у нас в городе», в ее взгляде сквозило легкое презрение. И настолько Любе было за сестру совестно, что она посреди свадьбы отозвала ее в сени и напрямик высказала:

– Мань, ты чего куксишься? В городе живешь? Так и славно. Вон, видишь, Катька Сидорчук тоже в город переехала, за городского замуж вышла, а морду не воротит. Дядя Василий и вовсе из города к нам переместился, да чего говорить, я ведь тоже училище в городе закончила, да только не плюю на всех. Ну прямо неудобно за тебя.