Поручик (СИ) - Капба Евгений Адгурович

– Ах ты скотина малолетняя! А ну брось на землю, или я тебе его сейчас знаешь куда засуну?

Я бежал к желобу со всех ног, но успел только к самой развязке.

На залитых кровью камнях лежал Лазаревич, не выпуская из рук копье. Эдик стоял над ним, сжимая в одной руке револьвер, а в другой – жестяной ящик с намытым нами за это время золотом. Видимо, Лазаревич тоже достал его – ящик был весь в крови. Эдуард отвлекся на меня, и Вольский кинулся ему в ноги, надеясь обезоружить. Грянул выстрел – и они оба рухнули на землю.

– Ну ты и скотина, Эдик – тихо проговорил Вольский, потом слегка приподнялся, ухватил с земли крупный камень и с размаху опустил его на голову парня.

– Дерьмово получилось, поручик, а? – Вольский понимал, что умирает. – Ну ты золото забери, вернись в Новый Свет и расскажи, как тут всё… Хотя кого я обманываю – они тебе не поверят. Припасы тут есть, может, если встанешь на лыжи – дойдешь до нашей территории? Ты пограничник, к тебе вопросов будет мало… А если золотишка подсыплешь кому надо – то и вообще вопросов никаких… Тут до Ларьегана верст сто пятьдесят – может и дойдешь, если через пещеры срежешь… Дальше – вверх по течению, где Янга в Ларьеган впадает – по Янге уже стоят синие мундиры… Последний рубеж, да? Не лучшее место, но явно предпочтительнее, чем повторно под суд идти – поселением не отделаешься.

Он немного отдышался, потом зашевелил рукой, как будто что-то искал – я понял и подал свою ладонь. Он сжал ее и, прежде чем закрыть глаза, проговорил:

– Эдик – скотина… Хотел с золотом сбежать… Вот из-за таких мы всё просрали, поручик, из-за таких скотов… Но есть другие, слышишь? Ты дойди до Янги – увидишь! Есть другие…

Я ушел не сразу. Сначала аккуратно прибрал желоба, лотки и прочую старательскую утварь в избушку, там же оставил припасы, которые не смог унести с собой. Проклятое золото сначала хотел выбросить – но потом подумал, что это будет просто глупо – там было не меньше десяти унций – огромные средства. Я взял с собой копье Лазаревича, револьвер, патроны, короткие охотничьи лыжи Кир Кирыча – снег должен был начаться со дня на день – и теплую одежду. Мои перспективы представлялись довольно мрачными – но и шансы выбраться имелись!

Три креста, о которых говорил старик, я увидел издалека – и как только сразу не обратил внимание, когда таскали из лагеря доски и другие материалы? На пригорке, на фоне белой скалы – сложно не заметить.

Попрыгав по камням, я пересек речушку и взобрался на возвышенность. Рядом с тремя могильными холмиками виднелось еще одно углубление – чуть больше по размеру. Подняв глаза на кресты, я прочитал надписи, нацарапанные стариком корявыми буквами на поперечинах.

ПРИНЦЕССА ТАТЬЯНА. ПРИНЦЕССА ОЛЬГА. ПРИНЦЕССА АНАСТАСИЯ.

Я еще раз глянул на углубление рядом с могилами и меня охватила нервная дрожь – я понял, КТО должен был лежать тут, в северной глуши, рядом со своими сестрами.

XVIII. ХОРОШИЕ ПАРНИ

– Ну всё, братишка, всё кончилось! Держись давай, нельзя помирать когда уже победил! Сейчас, сейчас до отряда доберемся – обогреешься, отпоим тебя, доктор у нас есть, опять же..

Я приоткрыл правый глаз – и увидел только серое небо и сыплющуюся из низких облаков снежную крупу. Приоткрыл левый – и тут же закрыл. Ну его к черту! Четыре синих шинели бежали на лыжах рядом с нартами, на которых возлежал я, грешный. Сил шевелиться не было – по ощущениям я подхватил суровую простуду, меня лихорадило и мышцы крутило адски. Не ходок я на лыжах, не ходок…

– Да я вижу – тебе лучше! – высокий молодой мужчина с черной, покрытой инеем бородой и выбивающимся из-под папахи чубом посматривал на меня на бегу. – Ты кто таков будешь, откуда в наших местах? Тут людей почитай полтора года не видели… Если б собачки не залаяли – пропал бы ты в снегу, весь такой красивый.

– Из Нового Света, ссыльный… Поручик… – увидев его резкий взгляд, добавил: – Корпуса пограничной стражи.

– А-а-а, и за вас сатрапы взялись? Недолго в нейтралитет пограничники играли… На двух стульях, братишка, усидеть невозможно! А меня Дыбенко звать. Старшина Дыбенко.

Нарты подскочили на сугробе, собаки залились лаем, а меня снова поглотила тьма.

Пришел в себя я, видимо, в отряде. Чистая постель, жарко натопленное помещение, белый потолок… Я провел руками по голове – пострижен под ноль, лицо – тоже непривычно голое. Наверное, боятся тифа. Кто-то переодел меня в чистое белье – рубаху и кальсоны. С легкой досадой подумал, что если они копались в вещах – то нашли и револьвер, и динамит, и, конечно, золото. Вообще-то могли и прикопать в снегу, и не везти сюда. Эдик бы так и сделал… А эти – странные какие-то лоялисты…

Дверь скрипнула, вошел доктор – ну а кто еще может носить белый халат и очки?

– Очнулся? Ну, хорошо, ну, замечательно, – он имел огненно-рыжую шевелюру и потрясающе конопатое лицо – открытое и располагающее к себе. – Панацелин – чудесная штука. Если бы он у нас был в ту войну, сколько человеческих жизней бы спасли? Тысячи? Миллионы?

Я слышал про панацелин – что-то на основе плесени, убивает почти все бактерии… Вроде бы даже у нас, в империи разворачивали производство… Но у них-то он откуда? Доктор предупредил мою попытку спустить ноги с кровати:

– Судно тебе сиделка поднесет, лежи пока. Тебе еще денек-другой – только постельный режим, после этой твоей полярной одиссеи, и бульончиком питаться. Второй случай в практике – и оба бежали из Нового Света. Что с вами там делают, а?

– Да я, собственно…

– Лежи-лежи. Вот зайдет к тебе уполномоченный – ему всё и расскажешь.

Заметив, как я дернулся при слове "уполномоченный", доктор сделал успокаивающий жест рукой:

– Филиппов просто по анкете тебя опросит – формальность такая, и оставит в покое. Ну, я пошёл, сейчас санитарку пришлю… Если что – я ваш лечащий врач, доктор Кауперс, – он уже закрывал дверь, когда вдруг развернулся и добавил напоследок: – Вещи твои у Дыбенко, он обещался навестить, когда из рейда вернется.

Буквально сразу зашла дебелая тетка в белом переднике и принесла судно.

– Не стесняйся, справляй нужду. Я вашего брата столько поперевидала, что меня нынче мало чем удивишь… – сказала она и вздохнула. – И что это вам, мужикам, дома не сидится – то война, то еще зараза какая… Эх!

И ушла, унося судно с собой.

Я снова уснул, и проснулся от стука в дверь – это была сиделка с целой пиалой мясного бульона. Желудок завыл раненым китом, вызвав улыбку женщины. Мне удалось приподняться и выпить бульон самостоятельно. Там плавали два-три пшеничных сухарика и пару волокон мяса.

– Я тебе попозже чаю с сахаром принесу, – пообещала сиделка.

После сиделки в дверь снова постучали.

– Уполномоченный Филиппов! – представился вошедший, и, придвинув стул, подсел поближе к кровати.

Ну просто классика! Кожаный реглан, картуз, синяя повязка и растительность на подбородке. Мы называли ее "бородка предателя нации". Это же просто уродливо – человек сразу становится похож то ли на козла, то ли на черта-дьявола… Этот – молодой еще совсем, три волосины еле-еле пробиваются, а туда же – растит, гордится! Как у эмиссара Новодворского, чтоб его…

– Так, говоришь, ты – поручик Корпуса пограничной стражи? – с места в карьер взял Филиппов.

– Я – беглый ссыльный.

– А как же – офицер бывшим не бывает?..

– Это ты имперцам расскажи, которые меня в Новый Свет определили… – мне даже не нужно было притворяться угрюмым.

– А за что тебя упекли-то?

– За личное мнение! – попытался я гордо выпятить грудь. Лежа на кровати получилось не очень. – Изложил я свое видение политической ситуации в общественном месте, чем вызвал массовые беспорядки в отдельно взятом заведении…

Личное мнение – это лоялистам близко. Это они поддерживают – когда мнение им нравится.

– И какое это видение? – прищурился Филиппов.