Киндер, кюхе, кирхе (СИ) - Unknown
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Аркадьич хотел отменить встречу, но не выбрал время позвонить…. А сейчас, после странной сцены с малышом и его уродливой мамашей, входя с Самсоновым в подъезд, мысленно ругал себя: «Зачем приехал?!» Самсонов был, как видно, «в шоколаде»: машина, одежда, уверенно расправленные плечи. Дорогой шлюхой, что ль, заделался? Или альфонсом* живет? Старуху богатую «пользует», она вон его в дубленку нарядила. А с Олегом, похоже, беда: Самсонов его бортанул, он прибился к старой косноязычной калеке с ребенком…. Пришло Аркадьичу в голову, что и малыш-то может – Мишин, иначе зачем Самсонову его на машине возить да мамашу «строить» за легкие ботинки? «Помог», видно, другу по старой памяти: дитё заделал, раз уж Олег - не мужик…
Михаил распахнул дверь в квартиру:
- Входите!
- Я на пару минут. Посмотреть, как живешь. Тебе Клей привет передавал,… - Аркадьич топтался в прихожей, прикидывая, как бы поскорее распрощаться. – Вот – держи! - он вынул из пакета «Хеннесси»*.
Мишка покрутил в руках подарочную коробку:
- Это - Олегу!
«Бухает Олежка», - подумалось Аркадьичу. И тут он почему-то решил остаться. Захотелось заглянуть в глаза человеку, которому жизнь сломал. Мучительное это было желание. Не злорадное, виноватое, больное.
- …Я его дождусь, - проговорил он, начиная расстегивать итальянское пальто. – Он - скоро?
- Да. Раздевайтесь, будьте как дома! – и Михаил скрылся в кухонных дверях.
Квартира была ухоженная, с ремонтом. В коридоре - фотки, взятые в багет: Миша на футбольном поле с кубком, и Миша с малышом – кажется, с тем же, что был сейчас во дворе. Сколько человек живет в квартире, Аркадьич не понял, даже зайдя в ванную. Халат там висел один, а зубных щеток было три: две обычных, одна – маленькая, детская. Он потянулся было в шкафчик заглянуть, но сам себя одернул: не хватало еще в чужом белье копаться! На кухне хозяин шинковал картошку, высыпая порцию за порцией в шипящее масло, потом поставил на стол дорогие бокалы и достал бутыль из холодильника:
- Вино – домашнее, молдавское. Попробуете?
Аркадьич самопальной сивухи не любил. Но сейчас, малодушно отдаляя минуту неприятной, горькой правды, кивнул головой. Пробовал вино. Ругал погоду. Рассказывал о новом бизнесе, потом - о Клее, Ярике, Марине – давних знакомых, с которыми Самсонов снимался на студии. Миша сновал от холодильника к столу, открывая банки домашних солений, филигранно полосуя красную рыбу, и - слушал, задавал вопросы, вспоминал давние истории. Аркадьич смотрел на него исподлобья, и в душе его вскипала досада: «Бросил друга, а сам – жируешь?!» Тут зачирикал дверной звонок и сразу завозился ключ в дверях.
- Идемте встречать! – разогнулся от плиты Мишка.
Аркадьич трудно вздохнул и пошел пить до дна свою сегодняшнюю чашу.
Он настолько поверил в нарисованный воображением образ несчастного Олега, что на минуту лишился дара речи, когда настоящий, живой Серебряков вошел в квартиру.
Олег не спился. Не потух. Не вышел в тираж. Молодой – на вид, кажется, не старше Самсонова, широкоплечий, со смеющимися глазами, он сунул на полку лохматую лисью шапку, отдал Мишке пакет со звякнувшими внутри бутылками и протянул гостю руку:
- Добрый вечер, Александр Аркадьевич.
Первое, что подумал Аркадьич, чуть придя в себя: как же сильно был болен Серебряков там, в Москве!
- Привет, Олег! Рад видеть! …Какие вы с Мишей оба… Заматерили. Поднялись, - и, глядя, как привычно Олег берет с горки тапочки, спросил: - …На два дома живешь?
- Я? Почему? – удивился Олег.
- Ну: там – жена с ребенком, здесь - Миша.
- Нет. Это Юра на два дома: то у нас, то у матери. А меня разве Самсонов отпустит? Когда Светка беременная ходила, я с ней собирался расписаться, ну – чтоб не усыновлять. Так этот, - Олег иронично покосился на друга, - ключи бросил, - он сделал красивый решительный жест, - и умотал к родителям. Я за полторы тысячи километров ездил за ним, уговаривал вернуться.
- Долго уговаривал? – улыбнулся Аркадьич.
- Минут пять - точно! – хмыкнул Олег и обернулся к Мише: – Сделай кофе, а? Смотри, как я замерз! – и коснулся Мишкиной щеки холодной ладонью.
- Ты обалдел? – вдруг взвился тот. – Я ж говорил утром, что – мороз! Теплые перчатки не судьба была достать из шкафа?! Цыпки хочешь заработать? – он сердито дернул плечом и ушел на кухню.
- Минь, я не успевал утром…. Они не нашлись…. Они на антресолях, наверно! – виновато зачастил Олег ему в спину. Потом подмигнул Аркадьичу: - Так и живем: шаг вправо, шаг влево – считается: побег!
Когда Аркадьич вслед за Олегом вошел на кухню, Мишка стоял перед кофемашиной:
- Лёль, не мелет ни хрена. …Что делать?
- Это ты меня спросил? Кто у нас технарь?
- Причем здесь «технарь»? Она ж на гарантии. Я вскрою пломбу на корпусе, а они потом обслуживать откажутся.
- Ну, значит, надо в сервис везти, заяву сочинять….
- И кто у нас гуманитарий? – ехидно покосился на него Миша.
Аркадьича усадили у окна. И с нового места ему были видны детские рисунки, прикрепленные магнитиками к холодильнику, и большое фото, на котором у озера с удочками в осенний яркий день сидели Олег и Миша в камуфляжах* и Юрка в яркой курточке.
Мишка рассыпал по тарелкам картошку. Олег скреб ножом наклейку с коньячного горлышка.
- А здесь у вас - что? – гость ткнул ногой ящик, мешающий ему прислониться к теплой батарее.
- А это у нас Миня так к приходу гостей убирался! – Олег дотянулся до Мишкиного уха и несильно потянул его вверх. – Говорил, что уберешь. Что за бестолочь ты у меня такая, а?!
Мишка не дернулся, не возмутился, безропотно стоял, повернув голову в неудобной позе:
- Уберу, не ругайся, - и, когда Олег выпустил его ухо, нырнул за ящиком: - Это мы на рыбалку ездили в субботу…
- «Воспитываешь» пацана? – усмехнулся Аркадьич.
- Куда там!? Он, между прочим, кавалер медали за охрану границы и старший технолог с инженерным дипломом.
- Кто? Самсонов? – изумился гость.
- Ага. В дипломе - шесть пятерок!
- Я так хорошо даже в школе не учился! – хмыкнул Мишка.
- Это у Евгения Иваныча ремня хорошего не было. Сыромятного, - заехидничал Олег.
- Что же ты тогда на студии нашей делал, «кавалер и инженер»? – спросил Аркадьич.
- Лёлю своего искал – что же еще? – уверенно ответил Мишка.
Оттого ли, что день был морозный, или оттого, что все устали и проголодались к вечеру, а может оттого, что и вправду удались и картошка, и мясо, и салаты из молдавских и сатарковских запасов, но ужин пошел «на ура». Разговор кружил по полузабытым историям и последним новостям.
- За квартиру дорого платите? – спросил в какой-то момент Аркадьич.
- Летом – три тысячи. Зимой - отопление, горячая вода – дороже.
- В смысле? – Аркадьич не поверил своим ушам. – Квартира – съемная?
- Нет. Купили.
- А машина?
- Машина – в кредит. Расплатимся - будем квартиру на двушку менять, тесно становится. Юрка в школу пойдет - письменный стол нужен будет.
- Обалдеть на вас, ребят! – тепло прижмурился Аркадьич. – И, что, гладко живете?
- Разное было, - Олег откинулся к стене и накрыл ладонью Мишкино запястье. – В прошлом году Минька чуть в тюрьму не загремел….
- С гомофобом подрался? – Аркадьич, освоившись за гостеприимным столом, толстым слоем накладывал на хлеб красную рыбу.
- Не. Их завод при СССР работал на экспорт, делал узлы для венгерских автобусов. И сейчас венгры захотели партнерство возобновить. Приехала делегация – шестнадцать человек. Мишка входил в заводскую техкомиссию: просчитывали, хватит ли у завода мощностей на венгерские заказы. Дирекция гостям банкеты закатывала. А когда венграм почти пришло время уезжать, директор Мишку к себе вызвал: «Повезешь зарубежных партнеров на рыбалку. Останутся довольны - премию дам». Мы еще удивились: почему – он? Мы же не местные, катера у нас нет. Озеро знаем, конечно. Но и кроме нас есть кому рыбные места показывать. И ничего дурного нам в голову не пришло. Поехали, короче, на Ильмень: венгры - на «Газели», Мишка еще с парой заводских ребят - на нашей машине. Палатку поставили, динамитом долбанули. Костер, уха, «Пшеничная», интернациональная дружба. А потом один из их руководителей стал к Мишке клеиться. Тот один раз увернулся: «нет». Второй раз цыкнул. А венгр напился в дым, лезет к Мишке в штаны: мол, директор завода обещал, что ты не будешь брыкаться. Хорошо, Мишка трезвый был. Вещи свои в рюкзак покидал и – к машине. А венгры – три пьяных бугая – к нему. Прижали к капоту, стали на нем брюки рвать. Ну тут Самсонов всю политкорректность отбросил и с плеча зарядил одному в челюсть. Тот – брык, и не дышит! Венгры заорали: «Убил! Убил! Полиция!» Народ сбежался. Начали венгра водой обливать. Я в тот вечер дома был. Тут Мишка звонит, весь трясется: «Лёль, я человека убил!» Хорошо, у одного нашего друга старший брат – владелец юридической конторы. Я ему позвонил. Приехали мы на озеро через полчаса с адвокатом, с Мишкиными заводскими друзьями. Милиция и скорая - уже там. Подлец этот проморгался, а Миша мой – в наручниках. Адвокат по-быстрому ему все вопросы задал, и забрали его в камеру. Ну, а за вечер нашли выход на директора завода. Павел Николаич и еще пара уважаемых людей приехали к нему домой. Объяснили по-хорошему, что если он дочерей своих для пользы дела под иностранных партнеров не подкладывает, то и других порядочных людей вслепую шлюхами не должен объявлять. Тот – додумал, понял. Нельзя было ему не понять. Потому что венгры - приехали и уехали, а ему в городе жить, по улицам ходить, в глаза смотреть народу. Директор вызвал к себе главу делегации и «пострадавшего» дебила и объяснил, что они его неправильно поняли, что у нас за домогательства - статья, и на зоне с такой статьей хреново придётся. Венгры струхнули, заяву из полиции забрали. Мишку из ментовки отпустили в два часа ночи. А директор его потом даже с премией не обманул, выписал! Осознал, значит, что подловато вышло.