Дитя урагана - Катарина Сусанна Причард

пор я даже несколько умерила свое стремление всюду расхаживать в одиночку и жить где попало, лишь бы было подешевле и удобно для работы. А произошло все из-за моей наивности — ведь я понятия не имела, какие опасности могут подстерегать в Лондоне «одинокую молодую женщину». Прежде я была абсолютно уверена, что в любой ситуации смогу постоять за себя. Этот злополучный случай несколько поколебал мою уверенность.

Желая поскорее выехать из дорогого фешенебельного пансиона, я сняла комнату в доме за отелем Расселла. Домик был довольно убогий, я поселилась в нем на третьем этаже. Я перебралась туда в субботу днем и, оставив в комнате свой багаж, отправилась на очередную прогулку с Гарри. Хозяйка дала мне ключ, и после театра Гарри проводил меня до моей новой квартиры. Часы как раз пробили двенадцать, когда мы попрощались на пороге дома, и Гарри ушел. Я попыталась отпереть парадную дверь, но замок не поддавался. Я продолжала возиться с ключом, как вдруг чей-то голос произнес:

— Я вижу, у вас затруднения с замком. Позвольте я вам помогу.

— Ах, пожалуйста, — обрадовалась я и простодушно вручила ключ стоявшему рядом молодому человеку. Он положил его в карман и заявил:

— Я иду с вами.

— Да что вы! — ахнула я, испуганная выражением его лица и тусклым, вороватым блеском в глазах.

Чего я только не делала, чтобы заставить его вернуть ключ: взывала к его совести, говорила, что он выглядит немногим старше одного из моих братьев и что я не представляю, как можно вести себя так непорядочно.

Он захохотал в ответ и совершенно недвусмысленно объявил о своих намерениях. Тогда я пригрозила позвать полисмена.

— Только попробуй, — пригрозил он мне, — я скажу, что ты сама ко мне пристала, сама же тогда угодишь за решетку.

Я не вполне понимала, что значит «приставать», но мысль о неприятностях с полицией да еще сейчас, когда я только-только приехала в Лондон, повергла меня в ужас.

— Ты замужем? — спросил он.

Чувствуя, что это последняя надежда на избавление, я солгала:

— Да, замужем. И муж ждет меня наверху, дома.

— Обещаешь встретиться со мной, если я верну ключ?

— Да.

— Вон на том углу, в понедельник вечером.

Я согласилась.

Он отдал мне ключ и ушел. Я звонила без конца — звонок, очевидно, не действовал — и чуть не проломила дверь, но никто не откликался. Отпереть замок тоже не удавалось. Меня так трясло, что ключ прыгал в руках, но я барабанила в дверь не переставая: наконец какая-то пожилая измученного вида женщина открыла дверь и, оглядев меня, впустила. Скорей всего, это была прислуга при меблированных комнатах, уставшая после целого дня работы; и как я была благодарна ей в ту ночь!

Я мигом взлетела по лестнице и упала на постель совершенно обессиленная, но довольная, что наконец-то попала к себе. Но тут — я еще не начала раздеваться — дверь в противоположной стене комнаты медленно приоткрылась и кто-то сказал:

— Я иду к вам.

Я не знала, что никогда не следует останавливаться в комнатах вроде этой — с двумя дверьми. К счастью, рядом стоял большой стул. Во мгновение ока я придвинула его к двери и подтащила к нему свой тяжелый сундук, укрепив таким образом баррикаду. Мужчина по ту сторону двери все не унимался и грозил вышибить дверь. Я села у окна и громко сказала:

— Если вы войдете, я выпрыгну в окно, — и уже видела свое бездыханное изуродованное тело посреди мостовой.

Так я и просидела всю ночь у окна, а едва забрезжил рассвет, бросилась вниз по лестнице и вон из дома с твердым намерением отыскать Гарри и с его помощью переехать куда-нибудь из этого дома.

Я смутно представляла себе, где живет Гарри. Знала только улицу — она была здесь же, но соседству. Как-то, проходя со мной мимо одного из домов, надо сказать, мало чем отличавшегося от остальных, Гарри невзначай заметил: «А вот здесь моя берлога».

Вероятно, только хорошая зрительная память привела меня к нужному дому. Я постучала и спросила мистера Ньютона. Хозяйка, увидев, в каком я волнении, тут же разбудила Гарри, и он прямо в пижаме буквально скатился с лестницы.

Гарри и хозяйка выслушали мой рассказ. Она была очень добра ко мне и, сказав, что в доме пустуют две комнаты, спальня и гостиная, предложила перебраться к ней. Я так жаждала где-нибудь приткнуться, что немедленно согласилась, хотя плата была, пожалуй, мне не по средствам.

Гарри оделся. Мы нашли кэб и, стараясь действовать быстро и без шума, перенесли в него мои вещи. Когда мы уже собрались отъехать, появилась здоровенная старая ведьма, хозяйка этого притона. Она была в ярости оттого, что ее потревожили в такую рань. Желая избежать скандала, я сказала, что еду к друзьям в деревню и комната мне больше не нужна. Еще накануне я заплатила ей за месяц вперед. Теперь она потребовала с меня плату еще за месяц, поскольку, мол, полагается за месяц предупреждать об отъезде. Я не стала спорить и выложила деньги, довольная, что Гарри рядом и что я вовремя убралась из этого дома.

Несколько месяцев спустя там была убита девушка. На суде один свидетель показал, что слышал крики, но не обратил на них внимания: «В этом доме женские крики не такая уж редкость».

Квартира на новом месте оказалась уютной и удобной; но друзья и родные ужаснулись, узнав мой адрес. Оказалось, что район этот пользуется дурной славой. Но мне там нравилось; на улице прямо под моими окнами ребятишки часто водили хороводы вокруг шарманщиков, и в этом тихом, неприглядном закоулке мне раскрывались новые, незнакомые стороны жизни огромного города.

Потом я начала работать на франко-британской выставке и посылала пространные отчеты в мельбурнский «Геральд». А по субботам и воскресеньям мы с Гарри по-прежнему бродили по городу.

С Гарри я впервые побывала на спектакле варьете в «Холборн Эмпайр». Нам обоим очень нравилась Мари Ллойд, и следом за ней мы кочевали из одного мюзик-холла в другой. У Гарри было пробное выступление в Мидлсексе; я сидела в партере, и на полочке перед креслом у меня, как и у всех зрителей, стояла кружка пива. Гарри исполнял «Кэтлин Мэворнин». Пел он хорошо; но во фраке и безукоризненной белой сорочке, с гладко причесанными лоснящимися светлыми волосами он походил на какого-то английского аристократа и потому имел гораздо меньший