Последние ратники. Бросок волка - Антон Николаевич Скрипец

себе времени на защитный маневр. На сей раз всадники не стали уклоняться от схватки. Во-первых, их цель — руководство осаждающей рати — теперь находилась как раз в этом самом строю, а во-вторых, вылазка близилась к концу. В конце концов, ворота по-прежнему оставались распахнутыми, явно ожидая возвращения конницы.

И именно к их приглашающее распахнутому зеву несся сейчас ведомый Хромом маленький конный отряд. В который какого-то чёрта влились и они с Никодимом.

От ужаса аналитик едва не разжал руки и не свалился с коня. Паника накрыла с головой. Его судьба в очередной раз повисла на самом тонюсеньком волоске, и вновь от него в этой ситуации не зависело ровным счетом ничего. Коню понятно, что влететь сейчас в ворота означало для них верную смерть. Впрочем, расцепить руки и свалиться под ноги лошади — тоже. Увы, он, хоть и рядился в послушника, в служении делу божьему не преуспел еще настолько, чтобы уметь по первому желанию возноситься в небеса. Сейчас такое умение пришлось очень кстати.

Словно пытаясь ухватиться за последнюю надежду остаться под защитой надежных щитов княжьих дружинников, Яшка затравленно оглянулся назад.

Именно в этот момент конница на всем скаку врубилась в плотные пешие порядки. Первая шеренга еще худо-бедно успела сомкнуть ряды и принять удар на пики. Треск ломаемых копий смешался с надрывными конскими криками — не ржанием, а именно предсмертными криками боли. Лошади валились наземь, увлекая за собой седоков и обрушивая неподъемный вес своих бьющихся в последних конвульсиях тел на пешцев.

Не успевший как следует занять позицию строй выгнулся, вот-вот грозя распасться по частям. Но видно было также и то, что еще совсем немного, и конница потеряет беспощадный ход, как в болоте увязнув в рядах копейщиков. Верховые Клина отчаянно прорубались сквозь строй, но не так их было много, да и силы их явно знали предел.

Судя по тому, что огненный дождь прекратил засыпать крепость, стрелки явно ждали развязки рубки, когда распадется тесный строй и можно будет выцеливать врагов без опаски угодить в своих. И даже Яшке понятно было, что лучники не позволят коннице, сумей она прорубить дорогу сквозь чащу копий, спокойно добраться до надежной защиты частокола.

Поняли это и на стенах заставы. На том ее забрале, к которому прислонились лестницы, еще звенели мечи о шеломы, но атакующие явно сдавали. Они не сумели разжечь пожар схватки по длине всей стены, растянув силы врагов. Их прижали к узкому участку прясла. Ворота же, распахнутые в ожидании возвращения конницы, являли собой вежливое приглашение. В них штурмующие могли ворваться, не утруждая себя ненужным в таком случае карабканьем по вертикали. И как только осажденные поняли, что ждать завязшую в сече конницу — рисковать своими жизнями, тут же бросились ворота закрывать.

Яшка очень сильно пожалел о том, что не свалился с лошади где-то там, ближе к лесу. И вообще полез на треклятого коня. На резню, что сейчас бурлила на том месте, конечно, даже смотреть было страшно. Но зато там под ногами была хотя бы надежная твердь земли. А здесь…

… Никодим, завидев, что ворота заставы стали закрываться, что-то пронзительно и совсем по-дикарски гикнул, дернулся всем телом, струной вытянулся в седле и так пришпорил коня, что Яков от тряски вдруг перестал понимать где земля, а где небо. В ушах зазвенело, зубы принялись выбивать сильнейшую барабанную дробь. И далеко не сразу в этаком светопреставлении он осознал, что за свист время от времени режет его слух. А когда понял, точнее, увидел промелькнувшую в считанных сантиметрах от лица стрелу — крепко-накрепко вжался в спину проклятого выпивохи.

Звон железа, которому вторили треск, стук, вопли, топот и все прочие малоприятные звуки сечи, стали как будто глуше. Может, из-за того, что конь их успел отдалиться от схватки на достаточное уже расстояние, а может и потому, что одна из двух враждующих сторон взяла верх.

Гридень, скакавший по парвую руку, и на которого в этот миг был обращен яшкин взор, вдруг неловко дернулся, беспомощно взмахнул руками и, словно выпущенный из катапульты, вылетел из седла. Монашек только и успел заметить, что откуда-то из шеи у него злорадно топорщилось оперение.

— Ходу! Ходу! — оглушительно орал густым и мощным голосом однорукий Хром.

Аналитик, даже сквозь тяжелый конский топот, скрип сброи, звон кольчужных колец и шелест стрел явственно услышал тяжкий стон огромных проржавелых петель и закрывающихся деревянных створок.

— Быстрее братец, — почти нежно шепнул на ухо коню Никодим. — Выручай. Не хотелось бы на всем скаку влететь башкой в ворота. Нам это обоим не понравится.

— Мне тоже, — простонал Яшка, уже всерьез подумывая о том, не расцепить ли ему руки.

Где-то рядом раздался еще один короткий вскрик, за которым последовал лязг и обреченное бряцание брони грохнувшегося со всего маху на землю тела. К счастью, этой смерти Яшка не увидел. Иначе бы точно разжал пальцы.

Именно в этот миг одна из стрел звучно чмокнула где-то совсем рядом. Лошадь пронзительно заржала, резко сбавила ход, поведя куда-то в сторону, и едва не сбросила седоков. Но если Яков при этом вдруг осознал себя вопящим от ужаса, то его «научный руководитель» млеть, судя по всему, и не думал. Он рванул из притороченного к седлу тула короткое копье, одним размытым движением бросил его куда-то вверх и тут же выудил из сумы вторую сулицу. Несмотря на то, что на вид она казалась довольно увесистой, а Никодим вовсе не был олимпийским чемпионом, он без видимых усилий отправил ее куда-то за верхние венцы частокола. Потом еще одну. Попали ли они в цель, понять было сложно. Но по крайней мере стрелы перестали сыпаться на них с настойчивой неотвратимостью дождевых струй. Когда коняга припадающей поступью потрусила дальше, дрожа всем телом и невольно передавая свой страх «монашку», он понял, что от стены их отделяло всего ничего. Нужно было лишь поскорее добраться до ее спасительной громады. Тем более, что двое княжих дружинников уже успели ворваться внутрь, спешиться, и сейчас отчаянно рубились с теми, кто пытался закрыть ворота. В узкой щели, что осталась между почти сомкнувшимися створками, видны были двое союзников. Один из них вдруг согнулся от удара под ребра, упал на колено. Он все еще пытался слабо отмахиваться от наседавших врагов коротким мечом, другой рукой стиснув окованное железом древко копья. Торчало оно из его живота.

Именно в этот миг Никодим осадил перед закрывающимися воротами коня,