Поиск-86: Приключения. Фантастика - Эрнст Бутин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не разевай рот, деревня! — выкрикнул фальцетом извозчик. — Затопчу, христарадники!..
И в небольшом тамбурке-прихожей детдома, и в широком длинном коридоре никого не было. Только у раскрытой двери, откуда тек стихающий уже гомон, топтались, заглядывая внутрь, несколько парнишек — среди них и дежурный с красной повязкой на рукаве. Алексей навалился на него, тоже заглянул в дверь — небольшое зал, забитый мальчишками, точно подсолнух семечками, небольшая сцена, над которой плакат: «Грамотность — путь к социализму!», а по сторонам нарисованные художником-любителем портреты: слева — Маркс, справа — Ленин; на сцене ораторствует, взмахивая кулаком, паренек с ежиком огненно-рыжих волос:
— …вы думаете, мне больно охота эти дроби с остатками зубрить?! Нисколько не охота! А зубрю! Потому как социализм могут построить только обученные, знающие всякую науку люди…
Мальчишка-дежурный недовольно оглянулся на Алексея. Нахмурил белесые, выгоревшие брови, дернулся, сбрасывая с плеча руку.
— Чего это вы тут, а?.. Кого надо?
— Мне бы заведующую. А лучше товарища Медведеву, — шепотом объяснил Алексей, заулыбавшись как можно дружелюбней. — Только потише. Не мешай собранию, ради бога…
— Бога нет! — отрезал мальчишка. Показал пальцем. — Вон Люция Ивановна, рядом с новенькими остячатами. Позвать?
— Она сейчас подойдет, — Алексей поднял руку, помахал.
Люся сидела на крайнем в ряду стуле у открытого окна, место выбрала специально, побаиваясь, что Еремею и Антошке, привыкшим к вольному воздуху, станет плохо в душном, набитом ребятней зале. Особенно беспокоилась за Еремея, но, кажется, тот чувствовал себя сносно.
На легкий шум в дверях Люся обернулась. Увидела Алексея. Шепнула Еремею: «Я сейчас!» — и стала пробираться к выходу.
— Здравствуй, — Люся, пробившись к Алексею, протянула ладонь.
— Ревпривет, — Алексей пожал ей руку. — Ну, где наш парнишечка?
— Вон пересел, на моем месте сидит… — Люся показала взглядом.
— …Конечно, постичь ученость нелегко, — голос рыжеволосого оратора дрожал от напряжения, — потому как в науке нет столбовой дороги. Только тот достигнет ее сияющих вершин, кто, не страшась усталости, будет карабкаться по каменистым тропам. Так говорил товарищ Карл Маркс, — паренек широким жестом показал на портрет, — вождь мирового пролетариата, у которого учился сам товарищ Ленин!
Еремей, который нет-нет да и поглядывал на Ленина, как на единственно знакомого в этом новом и странном городском мире, удивленно посмотрел на изображение бородатого человека — у него учился сам Ленин-ики! — а боковым зрением таежника успел заметить, как за окном тенями скользнули в легких сумерках двое.
— Учебный год только начинается, сентябрь еще, а у нас уже неуды, — взвился со сцены негодующий голос. — И не только у младших коммунаров, но и у комсомольцев. Это верх несознательности…
Еремей подобрался, скосил глаза на улицу — там всплыло бледное пятно лица с раздерганной бородкой. Замерло и нырнуло вниз — лицо было незнакомое.
— Предлагаю! — выкрикнул паренек на сцене. — Всех, у кого неуды, завтра на субботник не брать!
Зал враз смолк. И тут же взорвался воплями: «Правильно!», «Шиш тебе, зубрила!», «Долой Пашку!». «Тебя самого не брать!..».
Антошка, сидевший рядом с Еремеем, тоже закричал что-то — непонятное, бессмысленное, тоже вскочил, замахал руками.
Что было дальше, Алексей не слышал. Сжимая в кармане пальто револьвер, выскочил на крыльцо, глянул по сторонам — никого, пусто! Люся с разбегу чуть не ткнулась ему в спину.
— Ты чего? — выдохнула шепотом. — Что случилось?
— Кто-то заглянул в окно, — тоже шепотом ответил Алексей. — Сначала я думал, показалось. Потом — еще раз…
— Померещилось, — неуверенно предположила девушка. Спустилась на две ступеньки, прислушалась. — Никого нет.
— Может, и померещилось, — неохотно согласился Алексей. Еще раз обвел взглядом двор, деревья подле дома, сад, уже затушеванный сумерками. — Пошли. Вроде все тихо…
Открыл дверь, пропустил Люсю, вошел следом за ней.
Тиунов, вжавшийся в землю за толстой липой и наблюдавший за крыльцом в просвет между деревьями, опустил револьвер. Повернув голову, встретился взглядом с вопрошающими глазами Козыря. Мотнул головой назад, осторожно, плавно поднялся. Привстал и Козырь. Подхватив пилу и мешок с топорами, они, согнувшись, оглядываясь, побежали в глубь сада. Выпрямились, перешли на шаг, лишь когда деревья полностью заслонили детдом.
— Успел разглядеть хмыренка? — Козырь сунул под армяк револьвер, подбросил на плече торбу с колунами.
— Шустрый такой: шило с глазами? — на всякий случай уточнил Тиунов. И, когда Козырь кивнул, успокоил: — Разглядел, разглядел вашего Еремейку. Завтра на субботнике и возьмем.
— Второй тоже, кстати, с парохода. Видел я там эту рожу.
— Черт с ним, — Тиунов зевнул. — Заказа на него не было.
— Подфартило нам, — Козырь сплюнул сквозь зубы. — Шкет мог забиться в угол…
— Тогда я подпалил бы этот муравейник, — проговорил Тиунов. — Пожар, детишки в панике, хватай кого хочешь.
— Обалдел? — Козырь испуганно оглянулся. — Светло ведь!
— А я бы под утро. Когда все сладенько спят… Граждане зеваки понабежали бы: шум, гам, тарарам!..
Больше они ни о чем не говорили. Молча, лишь изредка похмыкивая, дошли до Дома водников. Пересекли двор, опасливо поглядывая на слабо освещенные изнутри окна бывшего «Мадрида», постучали — два быстрых удара и два с задержкой — в дверь флигеля…
— Во, к нашей монашке бродяги какие-то заявились, — Варвара, тетка Егорушки, задергивая занавеску, пригнулась к окну, всмотрелась. — Из деревни, кажись. Наверняка мазурики!
— Интересно, что делает сейчас Еремейка? — Арчев, сидевший на диване рядом с капитаном, забросил ногу на ногу, сцепил пальцы на колене, полюбовался начищенным сапогом. — Спит, наверно, сладкие сны видит и не подозревает, что завтра возвращаться ему в свой каменный век.
Ирина-Аглая вытянула из-под пелерины часики, посмотрела на циферблат:
— Еремей не спит. Он ужинает. Лопает, наверно, кашу, с отвращением ковыряет «лакомство победившего пролетариата…».
— Или «подарок Коминтерна», — подхватил Тиунов и рассмеялся, толкнув локтем Козыря, с которым они только что сытно поужинали. — Но почему с отвращением? — подчеркнуто удивился он. — Уверен, что этот зверенок лопает с удовольствием. Для него любая жратва в радость. Лишь бы брюхо набить…
Но Еремей пока не ел. Он сидел рядом с Антошкой за длинным столом. Крутил в руках оловянную ложку, изредка посматривая то на рыжего Пашку, который оказался напротив, то на Люсю, хлопотавшую у второго, такого же длинного стола с ребятней. Только на пристроившегося справа, на краю скамьи, незнакомца, с которым шепталась во время собрания Люся, не решался даже исподтишка посмотреть.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});