Никто и звать никак (СИ) - Ром Полина

Оставив её укладывать вещи мы с Ригером спустились к завтраку. Хозяйка с постным лицом обслуживала посетителей сама. Ничего-ничего! Переживет. Жалости у меня к ней не было.

Мы попрощались с капитаном, купцами и солдатами. Крестьяне уже уехали. Прощальный ужин был вчера, сегодня все завтракали отдельно. Такова жизнь. Высокородные могут почтить своим присутствием ужин, но не будут делать это регулярно.

Хотя свои преимущества у такого образа жизни были. Как бы хозяйка не злилась, что Нита выпала из ее воли, надерзить мне или Ригеру она не осмелилась. И когда выходили — только поклонилась молча.

Сундуки с одеждой сложили в коляску, я подтолкнула Ниту к сидению и устроилась рядом. Ригер сел на место возчика.

Нужно было заехать в торговые ряды и найти попутчиков. Нужно было закупиться продуктами для путешествия и покормить Ниту. Девочка даже не завтракала. да и вчера, думаю, не ужинала. По возрасту она была моих лет, ей семнадцать-восемнадцать, не больше. Но я-то такой молоденькой только выгляжу.

Жить в этом постоялом дворе мы не останемся в любом случае.

Лагиро был довольно большой торговый город. Здесь пересекались пути караванов из разных мест, здесь проходил знаменитый путь роскоши. По нему везли ткани, самые дорогие ткани из южных стран, изумительные сладости и засахаренные фрукты. То, что предназначалось для богатых. Найти караван в Аррино было не так и просто. Судя по всему, мой «родной» городок был мелким и не слишком богатым. Тем не менее, сладости туда тоже возили, как и ткани, просто потребность была значительно ниже, чем в крупных городах. Караван будет только через неделю. Ехать самим, без охраны, Ригер отказался наотрез. Да я особо и не настаивала, прекрасно понимая, какая лакомая добыча — одинокие путники.

Поэтому Ригер снял для нас номер в приличной гостинице, получше уровнем, чем постоялый двор, где мы ночевали.

Пару раз прогулялись по рынку, купили одежду и вещи Ните. Своих у нее было на удивление мало — один небольшой тюк. Пришлось приобрести удобный сундук, платья и обувь. Цены в Лагиро радовали мою экономную душу. А когда пришел очередной караван с шелком, я не удержалась и купила пару рулонов просто так, на будущее — слишком уж красиво переливались тонкие ткани на солнце.

Нита мне нравилась и своей молчаливостью, и услужливостью. Девушка явно не привыкла бездельничать. Её руки всегда были заняты какой-то работой. Она попросила выделить немного денег, купила нитки и спицы и ловко вывязывала тонкие и теплые чулки для меня.

— Будет зима, госпожа, они обязательно понадобятся.

Все свободное время, а его было очень много, мы с Ригером посвящали языку. Акцента у меня, практически, не было. Словарный запас был достаточным для бытовых бесед, а Ригер, как мой муж, имел право присутствовать при всех таких беседах. Так что мой страх разоблачения несколько улегся.

Путь до Аррино занял шесть дней и прошел совершенно спокойно. Караван, к которому мы присоединились в этот раз, был не слишком велик, только купеческие подводы, да и их было всего пять и пять человек охраны, двигался быстро. Никаких приключений по дороге и никаких нападений.

Вечером шестого дня мы въехали в Аррино и, по совету караванщика, остановились в небольшой гостинице в центре города.

По совету того же караванщика, спокойного и рассудительного мужчины, Ригер взял себе в услужение расторопного молодого парня. Кто-то же должен править упряжкой.

Парень не так давно осиротел, старшая сестра была давно и удачно замужем и делать ему в городе было решительно нечего. Пока он нанимался на мелкие подсобные работы.

Риш, новый кучер и лакей в одном флаконе, был не против посмотреть мир, поэтому весть о том, что здесь мы по делам и вскоре уедем его только обрадовала. До сих пор он, за свои двадцать два года всего один раз ездил в большой город. Лагиро ему представлялся вершиной цивилизации и мысль, что он проедет и по другим городам и, может быть, побывает в самой столице, радовала его душу. Он хорошо поладил с конями, и, в целом, Ригер был им доволен. Утром нам предстоял визит к моему отцу и спать я не могла.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Давно заснул Ригер, давно спала на выкатной кровати Нита, а я все таращила глаза в темноту… Какой она будет, эта встреча? Что за жених и на что он будет претендовать?

Дом, к которому мы ехали, располагался на самой окраине.

— Так эта, господин Ригер, раньше там поместье было. А потом обнищали они, земли распродали. И сад продали, а сад у них знатный был. Мы еще детьми туда за фруктами по ночам лазали. Ох, помню, сторож Вина Ушастого выловил и так его крапивой выдрал! Сейчас-то не то уже… Остался только дом, да и он ветшает. А господин Трид фон Райзен давно в город не выходит. Вроде как болеет он. Ну, в господские дела лучше не лезть. Точно никто и не знает, что там делается. Только вот недавно туда второй сын цирюльника Керса устроился работать. Сказывают — наследник у старого господина нашелся. Дочка-то у него погибла давно. А наследник — из дальней родни. Богатый говорят господин и любезный очень.

Мы с Ригером переглянулись. Судя по всему, он и есть — Гомиро тер Ванг.

— А дочка как погибла?

— Так к жениху ехала морем и потонула. Уж года три прошло… Мать-то ее и померла, как только от жениха письмо пришло, что она не приехала. Ну, и то, что она старая была уже конечно… А господин с тех пор так все и болеет…

Путь к моему дому занял почти два часа — мы остановились на другом конце города.

Сильно обветшавший дом, когда-то богатый и роскошный. Три этажа, башенки и кариатиды. Сейчас парадная дверь была заколочена досками, пыльные стекла в окнах местами треснули, местами отсутствовали… И совершенно чужеродным элементом смотрелся гигантский черный конь в роскошной упряжи, с дорогим седлом, которого держал под уздцы лакей в новой ливрее. От бокового входа в дом спешил молодой красавец блондин. Черный плащ с алым подбоем живописно трепетал на летнем ветерке. На кой черт ему по такой жаре плащ?

Он почти не изменился за это время и я узнала его сразу же. Я помнила, как лихо и небрежно надел он на русые кудри черную меховую шапку. Как смеялась девушка с длинной косой и улыбался ей пожилой мужчина. Не хватало только пара изо рта и общей сказочности картины.

Даже русая бородка, которой раньше не было, необыкновенно шла ему…

Он лихо вскочил в седло, и, немного красуясь, подъехал к остановившейся коляске.

— Что вам угодно? Высокородный Хардус фон Райзен болен и не принимает.

— Я думаю, что нас высокородный Хардус фон Райзен все же примет.

Красавец нахмурился и потребовал:

— Представьтесь!

— Представляю вам мою жену, в девичестве — Элизу фон Райз. Сейчас она носит моё имя и обращаться к ней следует — Калина фон Крейг. Я, соответственно — Ригер фон Крейг. Документы из столицы, как вы понимаете, у нас с собой.

Глава 40

Мой «жених» владел собой прекрасно, только тонкая морщинка прорезала чело.

— Раз уж я живу здесь, на правах родственника, то прошу, проходите в дом. Я предупрежу высокородного Райзена о вашем визите.

— Раз уж это мой родной дом, господин Гомиро тер Ванг, то к своему отцу я войду без доклада!

— Высокородная госпожа, поймите меня правильно, я вижу, что вы настроены решительно… Но ваш отец действительно очень болен. Такая неожиданная встреча может просто убить его. Поверьте, я не хочу оскорбить вас, но отец ваш два года считал вас мертвой… Я очень прошу, побудьте в коридоре, пока я поговорю с ним. Дверь будет открыта, и вы сами убедитесь, что я действую сейчас в его интересах.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я переглянулась с Ригером. Врет, не врёт? Если оставит дверь открытой, пожалуй, ничего плохого он отцу Эльзы сказать не рискнет.

Сказать Ригеру сейчас, что этот смазливый парень два года был моим хозяином? Пожалуй, пока воздержусь. Гомиро этот меня точно не узнает. Он и не видел меня ни разу.

То, что предлагает этот тер Ванг, действительно похоже на заботу об отце. Да, мне этот пожилой человек чужой… Но хотя бы в память о настоящей Элизе я буду вести себя так, чтобы даже мысли у высокородного Хардуса не возникло, что я не его дочь. Мне, наверное, просто жалко этого одинокого старика.