Карл XII, или Пять пуль для короля - Борис Григорьев

Еще один просчет Карла XII, о котором шведские историки вздыхают с особым сожалением: ну зачем шведский король полез в политику, вознамерившись низложить Августа с польского трона и возвести вместо него своего ставленника? Не его это королевское дело — свергать с. трона монархов. Его дело одерживать военные победы.

С этим тоже трудно не согласиться: ну на самом деле, что это вдруг пришло в голову девятнадцатилетнему юнцу свергать с трона королей? Трудное это дело, неблагодарное... Но — честолюбие! Но — уязвленное чувство собственного достоинства! Мало было нанести военное поражение Августу — надо было его унизить так, чтобы он стал посмешищем всей Европы. По логике Карла, свержение Августа с польского престола значительно упрощало ситуацию: Польша перестанет находиться под властью короля, который воюет отдельно от нее, но спекулирует на ее суверенитете. Поставив вместо Августа своего человека, Швеция, вполне возможно, приобрела бы в лице Речи Посполитой потенциального союзника.

Да и с моральной точки зрения удаление Августа с польского трона, по мнению Карла, выглядело вполне пристойно. Ведь кузен не являлся королем «милостью Божией», должность польского короля — выборная, и он добился польской короны нечестным путем с помощью подкупа и обмана.

Видимо, суммировав все эти соображения, Карл XII 9 августа 1701 года из курляндского города Бауске выпустил две грамоты, написанные хорошей канцелярской латынью: одну с обращением ко всем полякам, а другую — к кардиналу Михаилу Радзиевскому, архиепископу Гнезенскому, примасу католической церкви и самому влиятельному политическому деятелю Речи Посполитой. В грамотах ставился вопрос о свержении Августа с трона и обещалась Всемерная помощь со стороны Швеции с учетом того вреда, который Август причинил Польше и польским свободам, наводнив страну саксонскими войсками и ввязавшись в неприглядную войну со своим шведским родственником.

Жребий был брошен, и Карл, вероятно, даже не осознавал, в какую аферу он ввязался, потому что никто, кроме его самого, заниматься таким хлопотным и неблагодарным делом не хотел и не мог. И он со всем своим упорством и одержимостью принялся за свой сизифов труд. Уговоры, увещевания, ссылки на прецеденты и на сложности были напрасны и лишь подстегивали его.

Несомненно, указывает Ф. Г. Бенггссон, идея лишить Августа польской короны принадлежит к одной из самых сумасбродных у Карла. Так же, гак сто лет спустя великий Наполеон «заболее» Испанией, так и Карл XII основательно и опасно заболел Польшей, Он осложнил себе жизнь не только тем, что к военным заботам прибавил политико-дипломатические, но и тем, что дал возможность Августу торжествовать в своем военном проигрыше. Карл поставил перед собой в отношении польского короля двоякую задачу: нанести ему военное поражение и убрать с польского трона. И по мере того, как он успешно продвигался в решении первой, он все больше проигрывал при решении второй, увязая по уши в авгиевых конюшнях политической жизни Речи Посполитой. И какие бы меры по их расчистке или оздоровлению он ни предпринимал, вонь от них распространялась на всю Европу.

Нужно было знать Польшу конца XVII — начала XVIII столетия. Король обладал лишь символической властью — всем в стране заправляли 200 тысяч шляхтичей, которые обладали суверенным правом решать все важные вопросы Речи Посполитой — своеобразной «монархической», а скорее анархической республики. Достаточно было одному депутату сейма высказаться против, и конструктивное решение, над которым бились не один месяц, проваливалось. Это называлось по-латыни —а поляки любили и хорошо знали этот язык — liberum veto. Сеймы и созывались фактически для того, чтобы покрасоваться конным выездом, «проверить на всхожесть» своих политических противников и, блеснув красноречием или вытащив из ножен саблю, тут же уехать в свое поместье. Кроме сейма главного в стране было множество частных сеймов и сеймиков помельче. Польша просто кишела партиями, объединениями и группировками, называемыми конфедерациями. Кроме армии коронной — регулярной, крупные магнаты содержали собственное войско. Составная часть Речи Посполитой — Литва — переживала смуту, вызванную гражданской войной между враждующими партиями магнатов.

По мнению Ф. Ф. Карлссона, Польша была идеальной территорией для свободных прогулок любого иностранного войска и для его содержания за счет разобщенного во всех отношениях населения. Естественно, Карл XII при планировании своего польского похода, ввиду постоянной нехватки финансов на содержание своих каролинцев, не мог не учитывать этого обстоятельства. «Идеальное» государство, в котором свобода была доведена до абсурда, а общественные интересы подчинялись частным, постепенно хирело — до его раздела оставалось около семидесяти лет. Раздел Польши окажется наиболее эффективным лекарством для больного.

В этот период 79-летний граф Бенгг Оксеншерна с высоты своего огромного государственного опыта из Стокгольма предпринял последнюю отчаянную попытку предупредить об опасностях, подстерегавших молодого короля в Польше, на этом своеобразном «кладбище армий». За несколько недель до своей смерти он направил Карлу длинный меморандум от 15 марта 1702 года, в котором настоятельно просил его воздержаться от ввода шведской армии в страну и уж тем более — от планов возведения на польский престол другого короля. Граф особенно опасался последствий лишения Августа Сильного польской короны, он имел отличное представление о менталитете польского дворянства, хорошо знал цену заявлениям воинственной и пылкой шляхты и на опыте убедился, что расстояние, отделявшее эти заявления до конкретных дел, на практике оказывается непреодолимым.

Конечно, король не предполагал посвящать своей идее столько времени и сил, сколько он будет вынужден посвятить ей в скором времени. Он думал осуществить свою идею быстро, легко, мимоходом, между основными делами. Но польская действительность оказалась другой. Получилось по поговорке: «Полез в воду, не зная броду». Постепенно Карл уподобился борцу, который, кроме необходимости положить на лопатки своего противника, должен был одновременно уговаривать и его супругу, то есть Польшу, на развод с ним. И как бы он ни издевался на борцовском ковре над Августом, бросая его и так и сяк, словно куль с мукой, а кузен все равно уходил с ковра непобежденным, потому что его супруга с разводом не торопилась. Ей тоже было бы нужно дать хорошего тумака, но это уже противоречило борцовским правилам. Своей политической программой Карл XII фактически способствовал политическому выживанию своего злостного врага. Жизнь коварно подсунула ему то, что он ненавидел всеми фибрами своей души, — политическую возню. И хотя Карл в качестве политического средства использовал свою шпагу, в польском болоте ее удары не достигали цели. Он бил по саксонцам, не доставая самой Саксонии; он колол русских, не доставляя никакого вреда царю Петру и его делу. М. Робертс и многие другие полагают, что главный стратегический просчет Карла XII состоял в том, что он ввязался в польские события. «Карл XII пожертвовал Ригой, Ревелем и Выборгом в обмен на карточные домики в Польше и в Турции», — писал финский историк Э. Хорнборг.