Костяной лабиринт - Джеймс Роллинс

Словно желая доказать свои слова, Новак пролистал книгу и нашел страницу со сделанным от руки наброском лунной поверхности.

Для своего времени эта карта была очень точной: кратеры, горные хребты и лунные моря были прорисованы на ней весьма тщательно. Лена прониклась уважением к священнику, жившему много столетий назад, но в то же время некоторые его странные гипотезы вызывали у нее насмешку.

Грей между тем погрузился в сосредоточенное изучение дневника:

– Несомненно, Кирхер пытался что-то передать, оставив свои записи в пещере с каменными изваяниями.

Крэндолл согласилась с ним, вспоминая ниши в стенах, покрытые застывшими потеками кальцита, и думая об обломках известковых отложений в той нише, где была спрятана книга.

– Отец Кирхер не просто забрал кости, – высказала она вслух свою догадку. – Он также взял что-то в другой пещере и оставил вместо этого свой дневник. Возможно, в качестве ключа, который предстояло обнаружить исследователю, пришедшему в пещеру после него.

– Но что это означает? – спросил Пирс.

Лена покачала головой, глядя на плачевное состояние дневника.

– Послание, которое оставил иезуит, было давным-давно уничтожено. – Она прикоснулась к лежащему на столе ключу. – Но, готова поспорить, оно должно было указать на тот замок, который отпирается этим ключом!

Грей продолжал пристально разглядывать дневник. Исследовательница буквально видела, как за этими темно-синими глазами вращаются шестеренки. Наконец Пирс указал пальцем на дату, написанную под лабиринтом.

– Тысяча шестьсот семьдесят девятый год, – прочитал он вслух, после чего повернулся к Роланду. – Кажется, вы сказали, что отца Кирхера пригласили в Загреб в шестьсот шестьдесят девятом?

Шагнув к Грею, священник заглянул ему через плечо.

– Совершенно верно. Я должен был сам обратить внимание на это расхождение. Это означает, что отец Кирхер вернулся в пещеру через десять лет – и оставил там книгу и ключ.

– Зачем? – спросила Лена.

– Не знаю. – Новак обвел взглядом собравшихся. – Но в следующем году отец Кирхер умер. Возможно, как вы сказали, он, перед тем как уйти из жизни, хотел оставить послание грядущим потомкам.

Крэндолл взяла ключ и ощутила тяжесть потемневшей стали, несущей на себе следы минувших столетий. «Какой замок отпирается этим ключом? Почему этот «Леонардо да Винчи своего времени» его спрятал?»

Взяв дневник в руки, Грей осторожно раскрыл его и уставился на заплесневелое месиво размокшей бумаги, которое когда-то хранило последние слова таинственного священника. Изучив отпечаток, оставленный ключом, он осмотрел внутренние отвороты обложки. Внезапно Пирс поджал губы и пересел ближе к очагу, поднося книгу к самому огню – как можно ближе, чтобы только не сжечь ее. Ему был очень нужен дополнительный свет.

– Внутри на обложке что-то нарисовано, – объяснил он с удивлением уставившимся на него собеседникам. – Не могу разглядеть, что это такое…

Роланд присоединился к нему, увлекая за собою и Лену. Та заглянула Грею через плечо.

– Он прав, – пробормотала она, всматриваясь в выцветшее изображение креста над распростертыми крыльями.

Сейхан, поглядев на рисунок, пришла к другому заключению.

– Под крестом нарисованы языки пламени? – уточнила она, прищурившись.

Отшатнувшись от стола, Новак широко раскрыл глаза.

– Нет, это не пламя. Это рога.

Рога?

Священник обвел взглядом присутствующих:

– Я знаю, куда нас направляет отец Кирхер.

Грей удивленно проследил за тем, как Роланд, забыв про книги, кресты и старинные символы, отправился на кухню. Вернувшись с запотевшей бутылкой ликера, священник поставил ее на стол рядом с древними книгами, ключом и загадочным посланием, написанным на латыни.

Наклонив зеленую бутылку, Сейхан прочитала надпись на этикетке:

– «Егермайстер»? Если мы собираемся что-то отмечать, почему бы не вскрыть бутылку кагора для причастий?

– Монсеньор любит перед сном выпить глоток-другой, – объяснил Роланд. – Этот напиток очень популярен в Хорватии. Но я принес вино не ради этого.

Он повернул бутылку этикеткой к Грею, как будто причина его действиий была очевидна.

Взглянув на этикетку, Пирс сразу все понял:

– Эмблема…

На этикетке был изображен олень с широко раскинутыми рогами, охватывающими сияющий крест.

– Изготовитель утверждает, что этот символ изображает Святого Губерта, покровителя охотников, – объяснил Роланд. – В Германии егерями называют охотников и лесников. Отсюда связь с напитком.

– Но какое отношение это имеет к отцу Кирхеру? – спросила Лена.

Священник поднял руку, прося внимания:

– В легенде о Святом Губерте говорится о видении, случившемся с ним на охоте: якобы перед ним появился величественный олень с золотым крестом в рогах. Однако многие исследователи католицизма приписывают это событие другому святому, жившему на полтысячелетия раньше, Святому Евстахию. Согласно легенде, римский полководец по имени Плацидий охотился на оленя, когда ему явилось такое же видение, после чего он тотчас же принял христианство и сменил свое имя на Евстахий.

– И все же, – настаивал Грей, – какая тут связь?

– На закате своих дней отец Кирхер, ввиду преклонного возраста и немощи, удалился в Италию, где во время своих странствий обнаружил развалины маленькой церкви на горе, возвышающейся над долиной Джовенцано. Эта была обитель Менторелла, возведенная императором Константином в честь Святого Евстахия.

Грейсон снова посмотрел на этикетку на бутылке ликера.

Святой – покровитель охотников.

– Обнаружив эту заброшенную церковь в забытом богом месте, – продолжал Новак, – Кирхер занялся ее восстановлением. Он собрал необходимые средства, а затем руководил строительными работами. Преподобный отец принимал в них личное участие. Некоторые вещи он не доверял никому.

– И вы полагаете, он мог что-то там спрятать, – сказал Грей.

– Из архивов следует, что отец Атанасий стал буквально одержим тем местом, где провел свои последние годы. Он даже настоял на том, чтобы его похоронили в часовне.

– И он действительно был там похоронен? – спросила Лена.

– Как это ни странно, только его сердце. – Остановившись, Роланд обвел взглядом своих слушателей, давая им возможность впитать смысл его слов. – Тогдашний Папа Римский Иннокентий Тринадцатый попросил, чтобы сердце отца Кирхера было погребено в этой часовне.