Пограничники Берии. «Зеленоголовых в плен не брать!» - Владимир Першанин

Капитан Зимин, обозленный неудачей, посылал автоматные очереди поверх голов, пытаясь поднять уцелевших бойцов в атаку. Большинство людей этих выстрелов не слышали, они были мертвы. Теряя выдержку, Зимин отбросил опустевший автомат и встал в рост с пистолетом в руке, намереваясь лично продолжить обреченную атаку.

Его оттащили, прижали к земле адъютант и начальник особого отдела с помощником.

– Не дури! Приди в себя, – блестел железными зубами майор НКВД Лесков. – Разбили лоб! Теперь по-другому решать надо.

– Бить фашистов в курву – мать! – вырывался из рук помощников командир полка. – И не трястись за свои шкуры.

– Они, что ли, тряслись? – показывал особист на окровавленные тела.

Под прикрытием пулеметов выползали тяжелораненые. Их подхватывали санитары, тащили в безопасное место. Военврач Руденко распоряжалась, не обращая внимания на пули, летевшие с того берега.

– Наталья Викторовна, – уговаривал ее политрук Зелинский, – уйдите с линии огня, убьют – некому будет спасать людей.

Красивая женщина-хирург двигалась, как автомат. Похоже, она была не в себе при виде такого количества погибших и умирающих людей. Но Зелинского она услышала:

– А-а… политрук? Ну иди тогда на помощь. Или тебе донесение срочно писать надо?

Губы Руденко дергались, вылетали скомканные бессвязные команды, но санитары хорошо понимали ее и быстро делали свое дело.

Среди раненых старались затеряться тыловики-разведчики. Зажимая разбитый при падении локоть, приполз помощник по комсомолу Анатолий Усанов.

Спешил рассказать, как чудом выбрался из-под огня. Лесков вынул у него из кобуры пистолет. Старший политрук отшатнулся, лицо побелело.

Но особист всего лишь проверил обе обоймы ТТ, которые оказались полные. Повертел пистолет в руке. Усанова колотило мелкой дрожью. Два выстрела ударили оглушительно, пули взбили фонтанчики земли под ногами комсомольского вожака. Усанов невольно подскочил.

– Оружие в порядке, а обоймы полные. В прошлый раз автоматный диск тоже полным после боя оказался. Трус получается?

– Я раненых вывозил, – в отчаянии крикнул Усанов. – Вспомните, Михаил Андреевич?

– Все я помню.

– И сейчас вот ранен, – выставлял разбитый локоть главный комсомолец.

– Ладно, убирайся с глаз долой.

Если комсомольского вожака отпустили легко, лишь припечатав вслед обидную нецензурную кличку, то мнимый лейтенант-разведчик едва не был расстрелян на месте.

– По законам военного времени вы подлежите расстрелу.

Лейтенант, помощник Лескова, сдернул с его плеча автомат, пояс с пистолетной кобурой, сорвал кубари.

– Ну что, отвести в сторону, товарищ майор? Чего с ним церемониться?

Лесков с минуту раздумывал, и все это короткое время вокруг него висела гнетущая тишина. Пятился, уходя подальше, Усанов, замер политрук Зелинский.

– Кровью искупит, – наконец вынес приговор старый чекист Лесков. – Вон, подбери винтовку, снова пойдешь в атаку. Еще раз схитришь – прихлопну без всякого трибунала.

Михаил Андреевич Лесков был отнюдь не добряком, легко прощавшим трусов. Он без колебания приказал бы расстрелять бывшего лейтенанта и двух-трех его помощников, сбежавших из боя. Но майор видел, какие потери понесли штурмующие роты и в каком настроении вернулись уцелевшие красноармейцы.

– Опять под пулеметы сунули!

– Башкой думать не хотят. Вперед да ура!

А один из бойцов, рассматривая продырявленную штанину, заявил:

– Пусть убивают, но я на эти бревна больше не полезу. Командиры, мать их так!

Лесков не хотел нагнетать расстрелом и без того напряженную обстановку. Капитан Зимин погнал под огонь людей, не рассчитав последствий. Пытался победить врага массой, штыками, нахрапом, что нередко приветствовалось перед войной. Вперед, орлы! Насадим врага на штык! Вот и насадили.

Пограничники отмалчивались и выглядели подавленно. Они не верили в авторитет Григория Зимина. Переговаривались между собой, что лучше бы операцию возглавил командир заставы Журавлев. Он и оборону весь первый день умело держал, и людей сумел вывести.

Впереди продолжался бой, звучали выстрелы орудий, а полк намертво застыл возле моста. Григорий Зимин потянулся было по старой привычке к фляжке с водкой, но ее отодвинул в сторону Лесков.

– Давай тогда уж вдвоем глаза зальем и прикончим полк прямо у этого оврага. Ты мне лучше скажи, почему гансы мост не взрывают?

– Втягивают сюда таких, как мы, дураков и долбят десятками. А кто и в плен сдается. Ловушка! Знают ведь, что артиллерию по этим тропам не протащишь.

Пришли разведчики и доложили, что в тыл полка вышел немецкий отряд. Небольшой, примерно взвод. Огонь пока не открывают, ждут, судя по всему, подкрепления.

– Стиснут с двух сторон, ударят из минометов, это и будет ловушка. Надо отсюда выбираться! – решительно заявил Лесков.

Поразмыслив, выдвинули вперед пулеметы, лучших стрелков и стали готовиться к повторному штурму.

– Теперь до конца пойдем! Хвост нам зажали, путь только вперед! Атаку возглавим мы с Журавлевым и Зелинским, – прикуривал очередную цигарку майор. – Ну, а следом твоя очередь. Или прорвемся, или здесь ляжем.

Торопливо готовились к прорыву. Тем временем связист Геннадий Белых налегке, с одним наганом за поясом, перебрался на другую сторону оврага и нашел Андрея Мальцева.

– Журавлев просил вас срочно ударить, – тяжело дыша, передал он приказ. – Через полчаса весь полк на штурм пойдет. Там уже все подходы погибшими завалены, остальные пропадут.

Лейтенант Кондратьев, дважды раненный, делал отчаянные попытки продвинуться вперед. Он видел, что бандеровцы, понеся потери, активности не проявляют. Оставшийся в живых фельдфебель не смог поднять их для броска. Но каждый раз, когда группа Кондратьева поднималась, плотный огонь не давал продвигаться.

Фельдфебель, меняя магазины, стрелял по очереди из двух автоматов. Опыт накопил немалый, боеприпасы тоже имелись, и тупоносые пули находили все новые жертвы.

Кондратьев, забрав винтовку у кого-то из саперов, выполз на открытое место. Сил хватило лишь загнать патрон в ствол. Солнце сверкало раскаленным диском, жгло пробитый бок, из которого продолжала сочиться кровь. Выстрел ударил куда-то вверх, а над ухом терявшего сознание взводного кричали:

– Лейтенанта убили… насмерть.

Бандеровцы оживились и начали бросать гранаты, которые до цели не долетали, но прибавили врагу смелости.

Отделение Мальцева тоже несло потери. Очередь из ручного пулемета убила наповал сапера. Пограничник с девятой заставы, раненный в лицо каменным крошевом, лежал, зажимая ладонью глаз.

– Я его не чувствую. Выбило, да?

– Нормально… терпи.

Мальцев взял с собой Геннадия Белых, двух саперов, а Грицевичу и Орехову приказал:

– Ведите вместе с остальными огонь. Прикроете нас.

А где они, остальные? Один лежит на дне оврага со сломанной ногой, другой убит, третий ничего не видит, хотя и пытается нащупать винтовку. Из девяти бойцов в строю остались шестеро. Надо рисковать. Другого выхода нет.

И впереди не просто бой, а схватка с бандеровцами, от которых не только пощады, но и легкой смерти не жди. Ненависть, желание побыстрее расправиться с недобитыми красноармейцами и пограничниками, изрубить их тесаками, исковеркать тела.

Сделав круг, бойцы ползли к восьмерке крепких мужиков в новых, пошитых в Германии мундирах. Пулемет бандеровцев перегрелся и теперь сыпал короткие очереди. Грицевич с Ореховым, лучшие стрелки заставы, выпускали пулю за пулей.

– Стоп! Дальше нельзя. Бросаем «лимонки» по команде с задержкой в секунду.

Все поняли сержанта. Не добросить до бандеровцев шестисотграммовые Ф-1. Кидать придется с расчетом, что они взорвутся в воздухе и накроют врага осколками сверху. Кого-то ранят, оглушат, а дальше как карта ляжет. Грицевич все же накрыл осторожного пулеметчика. Высматривая сектор обстрела, тот чуть-чуть высунулся, показав верх черного кепи. Пуля ударила вскользь по макушке, отбросила картуз с серебристым трезубцем. Испуганный крик пулеметчика слился со щелчками взведенных взрывателей «лимонок».

Четыре гранаты взорвались с недолетом. Вроде хвалят знаменитые Ф-1 с их осколочной рубашкой, но чугун крошится от взрыва, эффективного удара издалека не получается – это Мальцев хорошо знал. Однако треск сразу четырех гранат оглушил, пригнул оуновцев, кого-то ранило осколками. Один вскочил и попал под выстрел Кости Орехова.

Бежали навстречу друг другу с расширенными от злобы глазами. Орехов стрелял из самозарядной винтовки, но мазал на бегу. Один из бандеровцев точным выстрелом свалил связиста Геннадия Белых. Шлепок пули, короткий стон и бьющееся в агонии тело.

Предчувствие близкой смерти охватило людей, бежавших навстречу друг другу. И вылилось оно в сплошной рев, заменивший слова, злобу, ненависть.