Апокрифы древних христиан - неизвестен Автор

Эти действия направлены против человека, чтобы похитить у него силу, Эпинойю света. Об Эпинойе света текст говорит много раз, описывая ее все в новых образах. Происходящая от Метропатора Эпинойа есть та, "которая названа жизнью" (20.17-18). Она сокрыта в человеке от архонтов, чтобы стать исправлением ошибки (20.25-28). Эпинойей названо древо познания добра и зла (22.4-5). И тот, с кем, как со спасителем, беседует Иоанн в откровении, также называет себя "Эпинойей от Пронойи света чистого", говоря о себе, что открылся "в виде орла на древе познания" (23.2-7-29; ср. также: 29.8-15 и мн. др.).

Многообразию проявлений Эпинойи света подстать богатство выражений, в которых описываются ее действия. Ее цель - "быть исправлением изъяна матери" (20.28). Учительская миссия Эпинойи света постоянно подчеркивается (20.19-24). Эпинойа направляла Адама в его мыслях в раю (22.18), учила Адама тому, что есть "тайна жизни архонтов" (21.26). Эпинойа открывается Адаму и Еве, дабы "научить их и пробудить ото сна глубокого" (23.27-32, 33-35; ср. также: 20.29-33; 28.3-5).

Что стоит за действиями помощи, обучения, направления? Борьба за человека ("Ведь они (архонты) могли осилить душевное и чувствующее тело". 20.13-14), за то, чтобы он познал.

Присмотримся еще раз к тексту. Первый архонт охарактеризован, как и в остальных частях произведения, в терминах незнания (24.3-4, 12, 6; 21.6-7). И снова: архонт и силы его ревнуют, ибо мудрость человека превышает их и "он светится и мыслит лучше их и свободен от злодеяния" (20.3-7; ср.: 28.511). От какого знания пытается протоархонт оградить человека? Ответ на это получаем косвенным путем. Протоархонт дал испить порождению Адама "воду забвения, от протоархонта, дабы они не могли узнать, откуда они" (25.8-9). Самопознания Адама опасаются архонты. Они стоят перед древом познания добра и зла, дабы он "не мог узреть своей полноты и узнать наготы своего безобразия" (22.7-8); ср. об Адаме и Еве: "...они узнали наготу свою. Эпинойа, будучи светом, открылась им, и она пробудила их мысль" (23.33-35). Знание Адама о себе - это знание о свете в себе: "И он (Адам) узнал, что был непослушен ему (первому архонту) из-за света Эпинойи, которая есть в нем, которая направляет его в мыслях выше первого архонта" (22.16-18).

Самопознание, как в уже ранее рассмотренных частях памятника, выражается иногда в виде узнавания действующим лицом своего образа. Так, архонт создает слепок в форме женщины, согласно образу Эпинойи, явившемуся ему, и вкладывает в этот слепок часть от силы света Адама. "И он (Адам) увидел женщину рядом с собой. И тогда-то Эпинойа света явилась... И он узнал свой образ..." (23.4-9; ср.: 24.35-25.1).

Познание - самопознание в Апокрифе Иоанна выражено еще в одной форме познания бога. Все усилия архонта, когда наложил он последние путы на человека - судьбу, были направлены на то, чтобы "все творение стало слепым, дабы они не могли познать Бога, который надо всеми ними" (28.28-33). И еще раз о том же сказано чуть ниже, в самом конце части, повествующей о борьбе за людей "духа жизни" и "духа обманчивого". Люди, души которых осквернены "духом обманчивым", "умирали, не найдя истины и не познав Бога истины" (30.3). Таким образом, использована и эта форма, чтобы дать понять о содержании "совершенного знания".

Приобретавшее черты самопознания, как познания в себе света, истинного бытия, "совершенное знание" было переживанием. Человек сознавал себя в единстве с Плеромой, с полнотой бытия, которой чужды разобщенность, разорванность, неведение. Здесь то же настроение, которое в нашем источнике было почвой для сложных спекуляций. Оно позволило легко отождествлять неотождествимое для иначе направленного мышления, использовать любые формы, чтобы как-то выразить себя.

Большой интерес для исследователя представляют элементы нравственного учения в памятнике. Будучи обоснованными в тексте более общими мировоззренческими принципами, они помогают понять их причины, ощутить духовный климат, в котором складывалось и получило жизнь произведение. Поэтому нельзя обойти молчанием рассуждение об участи человеческих душ, косвенно свидетельствующее о нравственном идеале гностиков. Рассуждение передано в виде диалога Иоанна со спасителем. Причем в этом месте заинтересованность Иоанна тем, что он услышал, дает знать о себе, пожалуй, всего сильнее. Переход к теме спасения душ с самого начала делает очевидным, что речь будет не об участи людей как таковых, а о мироздании: "...чтобы когда Дух спустится от святых эонов, он мог бы поднять его (семя Адама) и исцелить его от изъяна, и вся Плерома могла бы стать святой и без изъяна" (25.12-15). Далее следуют слова Иоанна: "И я сказал спасителю: "Господи, все ли души тогда будут спасены в свете чистом?""

Путь спасения описывается как определенное поведение людей. О тех, чье спасение безусловно, говорится так: "И нет у них иной заботы, если не одна нерушимость, о которой они станут заботиться из этого места без гнева или жажды, или зависти, или желания, или алчности ко всему. Они не заботятся ни о чем, кроме существования одной плоти, которую они несут, ожидая время, когда они будут встречены принимающими" (25.29-26.1). Неприятие мира низшего - природного и социального (ср.: 29.30-30. 2), идеал отшельничества стоят за строками о тех, "на кого Дух жизни спустится и будет с силой, - они будут спасены, и станут совершенными, и будут достойны величия, и будут очищены в этом месте от всего злодеяния и заботы испорченности" (25.24-28). Хотя "дух жизни" и "дух обманчивый" сражаются за души людей, полной предопределенности в том, что их ожидает, нет. Без помощи свыше спасение не мыслится, но и человек (напрашивается аналогия с Софией) свободен в своем пути знания и незнания. Поэтому есть и "те, кто познал, но отвернулся" (27.21-22).

Думается, та непоследовательность, которая иногда видится в произведении при решении проблемы, весьма занимавшей умы поздней античности, а именно, можно ли считать человека свободным в его действиях, или же все предопределено, отражала нечто важное в мировосприятии, ориентированном на единосущность человека и действующих на него сил. Эта единосущность сводила в известном смысле на нет противопоставление человека внешним силам, стирала разницу между предопределением и свободой воли, побуждала менять местами причину и следствие (см.: 2.16-19; 26.36-27.3). Она побуждала описывать путь спасения как двуединый - совмещающий помощь свыше и усилия самого человека.

Слова о "тех, кто познал" (27.21-22), снова возвращают нас к теме познания. И в рассматриваемой части поступок неотъемлем от знания: с одной стороны, "заблуждение", "дела зла", "забвение", с другой - "пробуждение от забвения" и "достижение знания".

Наконец, дважды выделенный в источнике разряд людей - "тех, кто от рода недвижимого" (2.2425; 25, 23; ср. также: "тайна рода недвижимого" - 31.33), прямо касается их отношения к знанию. В первый раз в откровении говорится о передаче знания, полученного Иоанном, его "сотоварищам по духу, тем, кто от рода недвижимого совершенного человека". Вторично, также в откровении, на вопрос Иоанна о спасении душ следует ответ, начинающийся словами: "Великие вещи поднялись в твоем уме, ибо трудно обнаружить их перед другими, если не перед теми, кто от рода недвижимого" (25.19-23). Здесь отчетливо выражена мысль о единосущности открывающего и получающего знание. Косвенно это подтверждается и следующей несколько ниже репликой: "Воистину ты блажен, ибо ты понял" (27.16-17). Наконец, гимн Пронойи, о котором речь идет дальше, завершают слова: "Я же, я сказала все вещи тебе, чтобы ты записал их и передавал их своим духовным сотоварищам сокрыто. Ибо есть это тайна рода недвижимого" (31.28-32). О "соучениках" Иоанна, который "объявил им то, что спаситель сказал ему", говорится в самом конце апокрифа (32.4-6).

Эпитет "совершенный", встречаемый в определении "род непреходящий совершенного человека", заставляет вспомнить о применении его в выражении "совершенное знание". Упоминания о "тайне", "сокрытости", как и о духовности, также сопровождающие выражение "род непреходящий", в свою очередь не единичны в нашем памятнике и так или иначе имеют отношение к знанию - самопознанию - самосознанию, пронизывающему высшее единство и противоположному тому незнанию себя и целого, что господствует в низшем мире.

Остается сказать несколько слов о гимне Пронойи, который, видимо, в качестве посвятительного гимна предшествовал по времени произведению. Высказано мнение, что памятник сложился в качестве комментария к этому гимну {21}. Так или иначе, гимн превосходно вписан в его строй. Эффект отражения, занимающий в произведении важное место, возникает еще раз именно с помощью этого гимна. Встреча Иоанна со спасителем, о которой рассказал Иоанн, в гимне описана вновь, но уже не тем, кому было откровение, а тем, кто открывался, то есть Пронойей, "светом, который в свете", "памятью Плеромы", "мыслью девственного Духа", иначе говоря, спасителем. Есть сходство между описанием того, как мучающийся сомнениями Иоанн получает откровение, и картиной пробуждаемого ото сна "того, кто слышит".