Глаза тьмы - Дин Кунц

— Они об этом не пронюхают?

— Вероятно, нет. С тобой они связали меня только сегодня, так что, возможно, еще не успели собрать обо мне всю информацию. В любом случае на подъезде к аэропорту будем соблюдать предельную осторожность.

— Если мы сумеем воспользоваться «Сессной», когда доберемся до Рено?

— Через несколько часов. И я думаю, будет правильно провести там пару дней даже после разговора с Белликости, пока не найдем наилучшего способа выпутаться из этой истории. Искать нас будут в Вегасе, так что делать тут нам нечего.

— Но я не собрала чемодан, — запротестовала Тина. — Мне нужно кое-что из одежды, не говоря уже о зубной щетке. Мы оба без пальто, а в Рено в это время года холодно.

— Все купим перед отлетом.

— Но у меня нет денег. Ни цента.

— Деньги у меня есть, — успокоил ее Элиот. — Пара сотен баксов наличными. Плюс бумажник, набитый кредитными карточками. Мы можем облететь весь мир, пользуясь только кредитными карточками. Они смогут определить, где и когда мы их использовали, но только через день-другой.

— Но сегодня выходной и…

— И это Лас-Вегас, — напомнил Элиот. — Где-нибудь мы обязательно найдем работающий магазин. А в отелях магазины вообще не закрываются. Для них сейчас самые жаркие денечки. Мы купим и пальто, и все необходимое, причем быстро. — Он оставил официантке щедрые чаевые, поднялся. — Пошли. Чем быстрее мы выберемся из города, тем в большей безопасности я буду себя чувствовать.

Вместе с Элиотом Тина направилась к кассовому аппарату у входа.

За ним сидел седоволосый, сухонький мужчина в очках с толстыми линзами. Он улыбнулся, спросил, остался ли Элиот доволен обслуживанием и качеством еды. Элиот ответил, что все отлично, и старик начал неторопливо отсчитывать сдачу.

Из кухни тянуло запахом соуса чили. Зеленых перчиков. Лука. Расплавленного чеддера.

Длинную сторону L посетители заполнили практически полностью. Около сорока человек уже ели или ждали, когда им принесут заказ. Молодая парочка о чем-то заговорщицки шепталась в кабинке. Оба наклонились над столом, их головы разделял какой-то дюйм. Все весело болтали, и пары, и компании друзей отлично проводили время, зная, что это только первый из четырех выходных дней.

Внезапно Тина почувствовала острую зависть. Ей захотелось оказаться среди этих счастливчиков. Наслаждаться обычным обедом, в обычный вечер, мало чем отличающийся от других вечеров обычной жизни, зная, что впереди ждет долгое, счастливое, обычное будущее. Никому из этих людей не было никакой необходимости тревожиться из-за профессиональных киллеров, тайных организаций, ремонтников газовой компании, которые никогда не работали в газовой компании, из-за пистолетов с глушителями, эксгумаций. Они даже не представляли себе, какие они счастливые. Тина чувствовала, что ее отделяет от этих людей бездонная пропасть, и задалась вопросом, а удастся ли ей когда-нибудь расслабиться, стать такой же беззаботной, как и другие посетители ресторана.

Шею обдало холодным воздухом.

Она повернулась, чтобы посмотреть, кто вошел в ресторан.

Увидела, что дверь закрыта. Никто не входил.

Музыкальный автомат, который стоял слева от двери, радовал слух популярной балладой, стоявшей достаточно высоко в чартах кантри.

Крошка, крошка, тебя я люблю. Наша любовь будет жить, я знаю. С этим ты можешь спорить всегда, Но наша любовь по-прежнему жива. Нет, наша любовь не умер…

не умер… не умер… не умер…

Пластинку заело.

Тина не отрывала глаз от музыкального автомата.

не умер… не умер… не умер… не умер…

Элиот повернулся к Тине, положил руку ей на плечо.

— Какого черта?..

Тина не могла произнести ни слова, не могла сдвинуться с места.

Температура воздуха существенно понизилась. По телу Тины пробежала дрожь. Разговоры стихли, другие посетители тоже начали поворачиваться к музыкальному автомату.

не умер… не умер… не умер… не умер…

Перед мысленным взором Тины возник образ гниющего лица Мистера Смерти.

— Прекратите это! — взмолилась она.

— Застрелите этого гребаного пианиста! — добавил кто-то.

— Пните эту железяку! — крикнул кто-то еще. Элиот подошел к музыкальному автомату и легонько его потряс. Два слова перестали повторяться. Вновь зазвучала песня, во всяком случае, одна строка прозвучала точно, но едва Элиот отвернулся от автомата, все тут же вернулось на круги своя:

не умер… не умер… не умер… не умер…

Тине хотелось метаться по ресторану, хватать за горло каждого посетителя, трясти и угрожать, пока не удалось бы выяснить, кто и как проделал такое с музыкальным автоматом. При этом она понимала — мысль эта, мягко говоря, иррациональна. Никто из этих людей к автомату не прикасался. Несколькими мгновениями раньше она завидовала им всем из-за обыденности их жизни. И было бы нелепо подозревать кого-то из них в принадлежности к секретной организации, которая взорвала ее дом. Нелепо? Да это чистая паранойя. Она видела перед собой обычных людей, обедавших в придорожном ресторане.

не умершие умер… не умер… не умер…

Элиот вновь потряс музыкальный автомат, но на этот раз прежнего результата не получил.

Воздух становился все холоднее. Тина услышала, как кто-то из посетителей сказал об этом.

Элиот тряхнул автомат сильнее, потом еще сильнее, но тот продолжал повторять эти два слова голосом известного певца кантри, словно невидимая рука удерживала иглу или считывающее устройство лазерного диска на одном месте.

Седоволосый кассир поднялся со стула.

— Сейчас я с этим разберусь. — И добавил, обращаясь к одной из официанток: — Дженни, проверь термостат. Вроде бы сегодня мы собирались согревать воздух, а не охлаждать.

Элиот отступил от музыкального автомата, пропуская к нему старика.

И хотя никто к автомату не прикасался, громкость прибавилась, два слова гремели, грохотали, от них вибрировали стекла, подпрыгивали на столах вилки и ножи,

НЕ УМЕР…

НЕ УМЕР…

НЕ УМЕР…

НЕ УМЕР…

Некоторых посетителей передергивало, другие зажимали уши руками.

Старику пришлось кричать, чтобы его не заглушили рвущиеся из автомата слова.

— На обратной стороне есть кнопка, которая меняет пластинку.

Тина не могла прикрыть уши, руки болтались по бокам, как плети, пальцы сжались в кулаки, у нее не было ни желания, ни сил, чтобы поднять их. Ей хотелось кричать, но она не могла издать ни звука.

Становилось все холоднее, холоднее.