Одиночка. Охотник за головами - Константин Калбазов

Молодой человек со своим воспитателем и парочкой крепких рабов-охранников все еще отдыхал в отеле, и это Ириной было воспринято как добрый знак. Единственное, что ее смущало, так это необходимость сближения с повесой из знатного дома.

Нет, она вовсе не сомневалась в своих чарах. Парнишка, как говорится, пошел вразнос, и теперь достаточно легкой улыбки, кокетливого взгляда, чтобы он тут же сделал стойку. Среди отдыхающих женского пола даже установилось некое соперничество, кому удастся затащить его в постель в этот день.

Но правда заключалась в том, что Роговцева всячески хотела этого избежать. Именно поэтому и не предпринимала никаких шагов к тому, чтобы обратить на себя его внимание. Возможно, если бы она была одна такая белокожая блондинка, то у нее ничего из этого не вышло бы. У нее просто не было шанса не выделиться на фоне багриек, жгучих брюнеток со смуглой кожей с сероватым оттенком. Однако в отеле было предостаточно ирианок, которых как раз и отличали светлые волосы и кожа.

Яшин уже начал коситься на девушку, так как за трое суток она не предприняла ничего, чтобы обратить на себя внимание молодого Кендера. А вот сама Ирина по этому поводу ничуть не волновалась. В конце концов, ее задача не охмурить переживающего гормональный взрыв подростка, а получить информацию от старика, его воспитателя.

– Прошу покорнейше простить недостойного раба, милостивая госпожа.

Ирина, лежавшая в этот момент на шезлонге под лучами нежного флайского светила, открыла глаза и посмотрела на старика, склонившегося в почтительном поклоне. Вообще-то достаточно необычное зрелище. За все время пребывания здесь и постоянного наблюдения за этой парочкой она ни разу не видела, чтобы этот все еще крепкий старик гнул спину хоть перед кем-нибудь. Максимум, чего от него можно было ожидать, – это легкий кивок, да и то если он находился перед представителями багрийской аристократии.

Дом Кендеров – один из богатейших и влиятельнейших в Багрийской империи. А потому от уважения к этому дому перепадало и их рабам. Оно, с одной стороны, вроде как и бесправные невольники, но все дело в том, кто их хозяин. Есть такие, что пренебрежение к своему имуществу воспринимают как личное оскорбление.

И уж тем более не рекомендовалось выказывать пренебрежение по отношению к кормилицам, ведь их багрийские аристократы любили подчас больше, чем матерей. С десятилетнего возраста к мальчикам приставлялись воспитатели, которые составляли особую нишу рабов. Отбирались они самым тщательным образом и только из проверенных рабов. Позволялось им многое, но и спрашивалось в разы серьезнее.

Так вот, воспитатель отпрыска главы дома Кендеров мог позволить себе достаточно вольное обхождение. И уж тем более с ирианцами, которых багрийская аристократия никак не желала ставить с собой на одну ступень. Нет, за дерзость с рабов спросится, тут без сомнений. Все же ирианцы – вольные люди. Но опять же смотря с кого и в какой степени. Этому старику, пожалуй, просто попеняют и шутя погрозят пальцем.

– Вы ко мне обращаетесь? – мило улыбнувшись, поинтересовалась девушка, всячески стараясь подчеркнуть свое дружелюбие.

– Это так, да простит меня высокочтимая госпожа.

– Ну что же, я вас очень внимательно слушаю.

– Я… – все же запнулся в нерешительности старик, но потом взял себя в руки и с нескрываемой надеждой произнес: – Недавно мне стало известно, что в ирианской империи появились мои земляки. Много земляков.

– А с какой вы планеты?

– Они называют ее Земля.

– Ну да, я землянка. Так вы…

– Получается, тоже землянин.

– Погодите. Вы сказали, они называют планету Землей. А как вы ее называете?

– Ну, когда меня вывезли оттуда, я не слишком-то разбирался в названиях планет, но точно знал, что твердь покоится на трех китах.

– Ого. Это в каком же году вас вывезли?

– Одна тысяча восемьсот двенадцатый. В то лето Бонапарта напал на Россию-матушку.

– Так вы русский? – переходя на язык родных осин, произнесла Ирина.

– Да, русский, – с видимым трудом и заметным акцентом ответил старик.

Он уже отвык от родной речи. Опять же современный язык и тот, что был две сотни лет назад, некоторым образом отличаются. А старик еще и успел его изрядно подзабыть. Словом, для дальнейшего общения было куда проще вновь перейти на межгалактический. Что Ирина и сделала, к явному облегчению старика.

– Но как вы поняли, что я землянка?

– Не знаю. Вы очень похожи на ирианку, но отличаетесь чем-то таким, неуловимым. А еще я рассмотрел на вас вот этот крестик. Вы православная?

– Да, я православная.

Ирина едва сдержала свое ликование. Еще перед отъездом сюда она подумала, что если старик, по чью душу они едут, был похищен с Земли хотя бы сотню лет назад, то он почти со стопроцентной гарантией должен быть по-настоящему верующим человеком. Не могло быть иначе. А значит, он просто обязан был пронести свою веру через всю жизнь.

И вот, она оказалась права. Старик не смог пройти мимо, возможно, единственного человека его веры, которого он видит впервые за долгие годы. Именно на это и был расчет. Ирина прекрасно понимала, что шанс на это невелик. Но простой медный крестик на самой обычной суровой нитке должен был его заинтересовать, потому что никак не мог являться украшением.

Не сказать, что Ирина вышла из семьи верующих. Напротив, ее родители были ярыми атеистами. А вот она из-за войны сподобилась обратить взор к Богу. Возможно, причина в том парнишке, Евгении Родионове, рассказ о котором она услышала еще в первую свою командировку. Он отказался снять с себя крестик и принять ислам в обмен на жизнь. За эту стойкость и крепость веры многие почитают его за святого, хотя он и не канонизирован.

Но, как бы то ни было, именно рассказ о нем привел Ирину в небольшую церквушку на территории военного городка, где она и приняла крещение. Именно там батюшка и надел на нее этот самый крестик, с которым она никогда уже не расставалась. С ним она шла в бой, с ним тонула в болоте наркотического угара, с ним возродилась к новой жизни.

Чтобы не шокировать общественность, они уединились в тени деревьев. Старик, Виктор Семенович Рашников, оказался очень любопытным. Его интересовало все. А потому их разговор затянулся на целых три часа. Встреча с соотечественницей его настолько взволновала, что он даже позабыл о своих обязанностях воспитателя молодого господина.

Он больше слушал, чем говорил сам. Поэтому Ирине пришлось удариться в исторический экскурс. Рассказать, через что пришлось пройти православию в коммунистические годы. А именно этот вопрос в первую очередь интересовал бывшего крепостного Смоленской губернии. О том, чтобы получить весточку о своих родных, он и не думал.