Красный монарх: Сталин и война - Саймон Монтефиоре

Сражение за Москву стало первой сталинской победой. Поражение немцев немедленно ударило вождю в голову. Он вновь уверовал в свою непогрешимость и сказал приехавшему в Москву Энтони Идену, министру иностранных дел Великобритании:

– Русские уже дважды были в Берлине, будут там и в третий раз.

Сталин был чересчур оптимистичен. Для того чтобы дойти до столицы Третьего рейха, потребуется еще четыре долгих года ожесточенных боев и миллионы жертв.

Генерал Жуков почти не спал несколько дней. Он так вымотался, что, когда позвонил Сталин, адъютанты были вынуждены сказать:

– Товарищ Жуков спит, и мы не можем его добудиться.

– Правильно, не будите его, пока сам не проснется, – благосклонно согласился Верховный.

Пробуждение было приятным. За время сна генерала фронт отодвинулся от Москвы еще на 15 километров.

5 января Верховный главнокомандующий собрал большое совещание. На нем он потребовал от Жукова и других генералов развить успех сражения под Москвой и развернуть наступление на всей линии фронта от Ленинграда до Черного моря.

– Кто еще хотел бы высказаться? – спросил Сталин.

Жуков раскритиковал план всеобщего наступления. Армия нуждается, сказал он, в пополнении живой силой и техникой. Особенно не хватает танков. Николай Вознесенский тоже был против наступления. Он объяснил, что не сможет выпустить необходимое количество танков:

– Мы еще не располагаем материальными возможностями, достаточными для того, чтобы обеспечить одновременное наступление всех фронтов.

Берия и Маленков попытались воспользоваться подвернувшимся шансом и обрушили на Вознесенского поток критики. Они обвинили конкурента из Ленинграда в том, что он «всегда находит непреодолимые и непредвиденные препятствия». Сталин не хотел слушать никаких возражений и настаивал на широкомасштабном наступлении.

– Ну что же, на этом, пожалуй, и закончим разговор, – завершил он совещание.

В приемной старый и умудренный опытом Шапошников попытался утешить Жукова.

– Вы зря спорили, – сказал маршал. – Этот вопрос был заранее решен Верховным.

– Тогда зачем же спрашивали мое мнение? – удивился Георгий Жуков.

– Не знаю, голубчик. – Маршал Шапошников пожал плечами. – Не знаю.

Лаврентию Берии сейчас было уже сорок три года. Он показал, что может не только пытать врагов, но и делать танки и пушки, столь необходимые для фронта. Лаврентий Павлович очень хотел обойти Вознесенского, которого ненавидел. Организаторскими способностями и неуемной энергией Берия превосходил и Молотова, а также остальных представителей старшего поколения. Берия был готов взяться за любое дело. Для него не существовало отрасли промышленности, которую он не мог бы поднять в кратчайшие сроки. Во многом Лаврентий был не только Гиммлером сталинского окружения, но и Шпеером. Для достижения своих целей он использовал любые средства. «Хотите каждый день видеть восход и заход солнца? – с улыбкой спрашивал он своих подчиненных. – Тогда будьте осторожны».

В начале 1942 года Сталин вызвал к себе на квартиру трех своих главных «промышленников»: Берию, Маленкова и Микояна. Он хотел обсудить, как решить проблему нехватки военной техники.

– В чем проблема? – недовольно воскликнул вождь. – Почему нашей армии нечем воевать?

Берия показал приготовленный заранее график. Из него следовало, что Вознесенский не может производить нужного количества пушек.

– И что нужно делать? – спросил Сталин.

– Не знаю, товарищ Сталин. – Хитрый Лаврентий Павлович пожал плечами.

Сталин все понял и поручил ему руководство этой важнейшей отраслью промышленности.

– Товарищ Сталин, я не знаю, справлюсь ли. У меня нет опыта в таких делах… – притворно запротестовал нарком внутренних дел.

– Здесь не нужен опыт, – отмахнулся Верховный главнокомандующий. – Главное – быть сильным организатором. Используйте для работы заключенных.

С советскими железными дорогами не смог справиться даже сверхэнергичный Каганович, большой любитель устраивать разносы подчиненным. Когда нарком Байбаков пришел к Кагановичу с докладом, тот рассвирепел, схватил его за лацканы пиджака и принялся сильно трясти. Берия рассказал Сталину о припадках ярости Железного Лазаря.

– Положение на железных дорогах постоянно ухудшается, потому что он отказывается прислушиваться к советам товарищей, – пожаловался чекист. – Он пытается решать все вопросы при помощи истерик.

Результатом интриг Лаврентия Берии стала суровая критика Кагановича за плохую организацию эвакуации промышленных предприятий и неспособность эффективно работать в условиях войны. Лазаря сняли с поста наркома путей сообщения, но вскоре, правда, восстановили.

Скромными были и успехи Вячеслава Молотова в выпуске танков.

– Как дела у Молотова? – спросил Сталин у Берии, который опять пришел в Маленький уголок с Микояном и Маленковым.

– Он не имеет связи с заводами, неумело руководит ими и проводит бесконечные совещания, – ответил Лаврентий Павлович.

Вскоре он добавил к своей империи танки.

Молотов в Лондоне,

Мехлис в Крыму,

Хрущев в кризисе

8 мая 1942 года комиссар иностранных дел Советского Союза вылетел на четырехмоторном бомбардировщике в Лондон. Сталин поручил ему добиться от англичан обещания открыть Второй фронт и признать границы СССР по состоянию на 1941 год, то есть включая Прибалтику.

Путешествие через всю Европу в то время, когда континент охвачен войной, было, конечно, очень рискованным предприятием. Маршрут полета разрабатывал любимый летчик Сталина, генерал авиации Голованов.

«Сталин был большим конспиратором, – вспоминал Голованов. – Полет Молотова планировался в абсолютной тайне. Я должен был прятать карту с маршрутом в стол, даже когда в кабинет входил мой заместитель. Сталин сказал: „Только мы втроем должны об этом знать: вы, Молотов и я“».

Полет прошел удачно. «Мистер Браун», как для маскировки назвали Молотова, приземлился в Шотландии. На аэродроме его встречал Иден. Они добрались до Глазго, а оттуда отправились на поезде в Лондон. Узнав, что об открытии Второго фронта не может быть и речи, Молотов отказался даже обсуждать предложение Идена о заключении дружественного договора, в котором не упоминались границы Советского Союза. Молотов немедленно проинформировал Сталина: «Мы считаем договор неприемлемым. Это пустая декларация…» Однако вождь неожиданно его не поддержал. «1. Мы не рассматриваем договор с Британией как пустую декларацию, но считаем его очень важным… Может быть, он очень даже неплох. Он развяжет нам руки. Вопрос с границами все равно будет решаться с позиции силы. 2. Желательно как можно быстрее подписать договор и вылететь в Америку».