Царица ветров и тьмы - Пол Андерсон

Джевонс прикусил губу.

— Мне очень не хотелось бы так думать. Мы не истребим расчетливо и хладнокровно миллиард с лишком жизней ради… ради своего удобства.

— В прошлом мы не раз и не два поступали именно так, — угасшим голосом произнес Дикстра.

«Я прочитал достаточно книг по истории, Вим, и у меня на этот счет особое мнение, — подумал Хоуторн. И стал считать, загибая пальцы: — Троя, Иерихон, Карфаген, Иерусалим, альбигойцы, Бухенвальд. Хватит!» — подумал он, его замутило.

— Но ведь… — начал Джевонс. — Уж конечно, в наши дни…

— В лучшем случае соображения человечности удержат Землю лет на десять, на двадцать, — сказал Дикстра. — А потом она наверняка нанесет удар. Жестокость и озверение распространяются с такой быстротой, что и на двадцать лет надежды мало, но допустим. Ну а дальше? Сто лет, тысячу — сколько времени мы устоим, когда перед нами такой соблазн, а мы все больше задыхаемся в нищете? Едва ли мы сможем вечно бороться с таким искушением.

— Коли дойдет до выбора — завладеть Венерой или смотреть, как пропадает человечество, скажу по-честному, — тем хуже для Венеры, — заявил Мак-Клелан. — У меня жена и детишки.

— Тогда скажи спасибо, что мы до этого не доживем, выбирать придется нашим детям, — сказал Чентун.

Джевонс кивнул. Он словно разом постарел, теперь это был человек, чей путь близится к концу.

— Вам придется уничтожить доклад, Вим, — сказал он. — Совсем. И никто из нас никогда ни словом о нем не обмолвится.

Хоуторн готов был разреветься, но не мог. Какая-то преграда росла внутри, невидимая рука взяла за горло.

Дикстра медленно перевел дух.

— По счастью, я все время держал язык за зубами, — выговорил он. — Никому и полслова не сказал. Хоть бы только меня не уволили, еще решат — лодырь, столько месяцев там торчит, а толку ни на грош.

— Уж об этом я позабочусь, Вим, — промолвил Джевонс. В шуме дождя голос его прозвучал бесконечно мягко и ласково.

Руки Дикстры заметно дрожали, но он оторвал первый лист своей работы, скомкал, бросил в пепельницу и поджег.

Хоуторн сломя голову бросился вон из комнаты.

7

Снаружи — по крайней мере после дневной жары — было прохладно. Буря пронеслась, моросил дождь, он брызнул на обнаженную кожу. Когда солнца не было, Хоуторн обходился шортами да кислородной маской. От этого возникало странное ощущение легкости, как будто опять стал мальчишкой и бродишь летом по лесу… Но те леса уже давно вырублены. Падая на палубу Станции и на воду, дождь звучал совсем по-разному, но обе ноты были на удивление чисты и звонки.

А океан еще не утих, вода со свистом и грохотом била о кессоны, завивалась черными воронками. В воздухе слабо сквозило северное сияние, от него небо чуть подернулось розовой дымкой. Но когда Нат Хоуторн отошел подальше от освещенных окон, больше всего света стало от океана: крутые валы излучали зеленое сияние и, рассыпаясь пеной, вспыхивали белизной. Там и сям воду словно вспарывал черный нож — на миг возникал из глубин какой-нибудь океанский житель.

Хоуторн прошел мимо пулемета к торговому причалу. Тяжелые волны перекатывались тут, доходя ему до колен, и обдавали его зеленоватыми искрящимися брызгами. Он ухватился за поручень и напряженно вглядывался в завесу дождя: хоть бы приплыл Оскар!

— Хуже всего, что у наших-то намерения самые что ни на есть благие, — сказал он вслух.

Над головой пролетело что-то живое: тень, шелест крыльев.

— Врет эта пословица, — пробормотал он. И вцепился в поручень, хотя можно бы, пожалуй, надеяться, что его смоет волной… когда-нибудь венериане разыщут на дне его кости и доставят на Станцию… и не возьмут за это платы.

— Кто будет сторожить сторожей? Очень просто: сами же сторожа, ибо что проку от сторожей бесчестных. Но вот как быть с тем, что сторожишь? Оно само — на стороне врага. Вим и капитан Джевонс, Джимми Чентун и Малыш… и я. Мы-то можем сохранить тайну. А природа не может. Рано или поздно кто-нибудь проделает ту же работу. Мы надеемся, что Станция будет расширена. Тогда здесь появятся и еще геофизики и… и… Оскар! Оскар! Где тебя носила нелегкая, черт возьми!

Океан ответил, но на языке, Хоуторну незнакомом.

Его трясло, зуб на зуб не попадал. Никакого смысла тут околачиваться. Совершенно ясно, что надо делать. И если сперва поглядеть на безобразную добродушную морду Оскара, еще вопрос, легче ли потом будет сделать это. Возможно, станет куда трудней. А пожалуй, и вовсе невмочь.

«Может быть, поглядев на Оскара, я соберусь с мыслями, — подумал Хоуторн, чувствуя, как в мозгу отдается эхо громов с высот Синая. — Я не могу. Еще не могу. Боже правый, ну почему я такой фанатик? Подождал бы, пока все это предадут гласности и начнут обсуждать, заявил бы особое мнение, как пристало всякому порядочному борцу за справедливость, организовал бы парламентские группы нажима, воевал бы как положено, по всем правилам и законам. А может быть, секрет не раскроется до конца моей жизни — и какое мне дело, что будет после? Я-то этого уже не увижу. Нет. Этого мало. Мне нужна уверенность. Не в том, что восторжествует справедливость — это невозможно, но что не совершится несправедливость. Потому что я одержимый. Никто, ни один человек не в силах все предусмотреть, — думал он в ту дождливую, ветреную ночь. — Но можно сделать расчеты и соответственно действовать. Голова стала ясная, мысль работает быстро и четко — теперь обдумаем, что нам известно.

Если Станция перестанет приносить доход, люди больше сюда не полетят. Во всяком случае, полетят очень не скоро, а тем временем мало ли что может случиться… Венериане смогут подготовиться к самозащите, или даже, чем черт не шутит, человечество научится держать себя в руках. Быть может, люди никогда не вернутся. Возможно, цивилизация, основанная на технике, рухнет и уже не возродится. Пожалуй, так будет лучше всего, каждая планета сама по себе, каждая сама определит свою судьбу. Но это все рассуждения. Пора заняться фактами.

Пункт первый: если Станция „Венера“ сохранится, а тем более, что очень возможно, будет расширена, кто-нибудь наверняка повторит открытие Дикстры.

Если нашелся один человек, который после нескольких лет любопытства и поисков разгадал секрет, то уж конечно не позже чем через десять лет кто-то другой или двое, трое сразу ощупью придут к той же истине.

Пункт второй: Станция сейчас экономически зависит от добровольной помощи дельфоидов.

Пункт третий: если Станция будет разрушена и Компании доложат, что разрушили ее враждебные людям дельфоиды, очень мало вероятно, чтобы Компания стала ее восстанавливать.