Ошибка резидента - Олег Шмелёв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хозяин ветхого деревянного домика, седой низенький дяденька пенсионного возраста, но выглядевший гораздо крепче своего домовладения, сообщил, что Станислав Иваныч сейчас на работе, и объяснил, как найти мастерскую.
Судя по всему, работа в этой радиомастерской была, что называется, не бей лежачего. Павел целый час дежурил поблизости, ожидая, не выйдет ли Курнаков на улицу, и ни одного клиента не увидел.
В чемодане у него лежала «Спидола», и можно было предложить себя в качестве удрученного клиента, но если окажется, что мастер там не один, и вдруг другой, не Станислав возьмет «Спидолу» в починку? Лучше будет организовать сцену встречи старых друзей. Станислав наверняка подхватит.
Павел вошел в мастерскую.
В первой комнате, разделенной надвое широким барьером-прилавком, никого не было. За хлипкой фанерной дверью слышались мужские голоса. Павел постучал по прилавку костяшками пальцев.
Дверь открылась. За нею стояли рядом двое в синих халатах, один помоложе и пониже, другой постарше и повыше. Павел глянул на высокого, развел руками во всю ширь и закричал как в лесу.
— Стасик! Дорогой!
«Стасик» даже вздрогнул, глаза у него сделались круглые и испуганные. Но в этом сонном царстве можно было испугаться просто крика. Надежда моментально оправился, так что его коллега не успел ничего заметить. А старые друзья уже обнимались, делая это неуклюже и не совсем естественно, ибо их разделял прилавок.
— Кого я вижу! Друг! Какими судьбами? — кричал Надежда. Он не знал, как ему называть Павла.
Сцена встречи развивалась по нарастающей. Закончилась она словами Надежды, обращенными к его сослуживцу:
— Слушай, Коля, ты иди обедать сейчас, а я потом.
Коля оставил их вдвоем. Лицо у Надежды сразу потемнело.
— Так действительно можно сделать заикой, — сказал он, глядя Павлу в глаза. — А теперь говори, какими же судьбами?
Павел вынул бумажник, покопался в нем и положил на прилавок пятерку и трешницу. Надежда взял их, долго смотрел на номера, и складки у него между бровями постепенно разгладились.
— Привез что-нибудь? — спросил он, пряча деньги в карман. Павел похлопал по стоявшему между ними чемодану.
Надежда сказал:
— Знаешь что? Сейчас этот телок вернется, и пойдем отсюда. Все равно работы нет. Ты иди по этой улице к центру, я догоню… — Он снял халат, повесил его на гвоздик…
Направляясь к городскому саду, Павел и Надежда шли по теневой стороне. Было жарко.
— Ты уверен, что пришел без «хвоста»? — спросил Надежда.
— Не опасайся. В чем, в чем, а в этом опыт есть.
— Что в чемодане?
— Рация, деньги.
— Где бы нам поговорить? — Надежда подумал и решил: — Занесем домой чемодан, а потом погуляем.
Надежда представил Павла хозяину и его старушке жене как лучшего друга, с которым не виделся бог знает сколько, и сказал, что Павел, возможно, поживет у него день-другой. Старики ничего не имели против.
Комната у Надежды была с низким потолком, но большая и чистая. Едва вошли, Надежда раскрыл чемодан, взял в руки «Спидолу», нежно погладил. Потом обвел комнату взглядом, прикидывая, где ее можно спрятать.
— Она работает и как приемник, — сказал Павел.
Надежда кивнул в сторону комнаты хозяев.
— Народ деликатный, без стука не заходят. Но знаешь…
Решено было взять «Спидолу» с собой — сейчас многие шляются по улицам с транзисторами, как ходячие громкоговорители. Видно было, что Надежде не хочется выпускать рацию из рук. Слишком долго был лишен возможности обладать такой необходимой вещью. Часть денег рассовал по карманам, а другую убрал в ящик комода. Вышли на улицу.
Надежда начал с того, что было для него самым главным:
— Они назначили срок первой передачи?
— В любую среду от двадцати трех до двадцати четырех по московскому времени.
— А прием?
— Сказали, что сам сообразишь.
— О шифре речь была?
— Просили передать тебе «Спидолу», остальное меня не касается.
— Тебя учили работать с ней?
— Мне дали маленькую приставку, показали, как включить рацию на передачу.
— А когда ты должен воспользоваться этой приставкой? — спросил Надежда.
— Семнадцатого июля в те же часы. Если бы тебя не нашел.
— Они это допускали?
Павел пожал плечами.
— Значит, допускали.
— Ты как будто недоволен, что я тебя расспрашиваю? — деланно удивился Надежда. — Или я спросил что-нибудь лишнее?
— С чего ты?
— Ну ладно. Говори, какие инструкции получил, кто их давал.
— Найти Станислава Курнакова. В городе Я. или в городе К. Вручить «Спидолу» и деньги. Дальше исполнять приказания Станислава Курнакова. Сказал мне это Себастьян.
— И все?
— Больше ничего.
— А если бы не нашел?
— Включить приставку и передать в эфир. Рацию спрятать. Устроиться здесь и ждать.
Надежда замолчал. Было понятно, что он хотел выяснить, какой степенью доверия облекли Павла в центре, посылая сюда. Теперь он все узнал и был удовлетворен. Нервозность исчезла. Надежда успокоился.
— Сменим пластинку, Паша, — сказал он, когда сели. — Или ты не Паша?
— Фамилия другая. Потапов.
— Так что же мы с тобой будем делать, Потапов? На работу устраиваться надо, а? Ладно. Была бы шея, хомут найдется. Скажи, Потапов, ты знаешь мое настоящее имя?
Видно, Надежде показалось, что пластинку менять еще рано.
— Зароков Михаил.
— Тебе Себастьян сказал? Или Дембович?
— Нет.
— А кто?
— Сам сообразил, когда тебя в мастерской увидел.
— Не пойму…
Павел объяснил:
— На допросах, как «Отче наш», все время твердили о двоих — Дембович и Зароков, Зароков и Дембович. Эти фамилии у меня теперь в одном ящике лежат. Ну с Дембовичем-то мы почти что родные, а Зарокова я в том городе не слыхал. Но зато был знаком с одним фраером, который предлагал мне кататься бесплатно на такси. И вот я вижу этого самого фраера в радиомастерской и почему-то сразу вспоминаю Дембовича. И думаю себе: или Бекас стал психом, или он имеет перед собой человека по фамилии Зароков. Непонятно?
— Соображаешь. — Надежда как будто был удивлен. — А еще никаких фамилий в ящике нет?
Павел знал, что имеется в виду фамилия Тульев. Но как бы не так…
— Нет…
Теперь Надежда счел, что можно перейти на другую тему, и попросил рассказать, каким образом Павла забросили.
Павел описал все по часам, по минутам. Надежда заинтересовался подробностями жизни Павла и Леонида Круга в разведцентре, людьми, с которыми Павел сталкивался. Почти всех он хорошо знал. Портреты, нарисованные Павлом, были карикатурны, но обладали поразительным сходством. Надежда все время улыбался.
Павел мимоходом упомянул о букете прозвищ, слышанных им, и тогда Надежда спросил, не приходилось ли ему также слышать об Одуванчике. Павел сказал, что Леонид Круг часто говорил с крайней неприязнью о каком-то старце, который якобы вредит его брату, и иногда называл старца божьим одуванчиком. Надежду при этих словах прямо-таки перекосило. В бумажнике у Павла лежал некролог об отце Надежды, но вынимать его еще не настал срок.
По пути домой зашли в продуктовый магазин. Надежда накупил всякой еды, взял бутылку водки. Он сказал, что первое готовит ему жена хозяина, борщ у нее получается отменный. У хозяев сын служит в армии. Надежда живет в его комнате и даже тапочки его старые донашивает.
Пообедали, покурили. Отнесли тарелки на кухню.
Надежде не терпелось заглянуть внутрь рации и, дождавшись темноты, он плотно задернул занавески, повернул ключ в двери, зажег настольную лампу и верхний свет. Затем достал из комода брезентовую сумку, в которой хранились набор отверток, сверл, напильников, маленькая электродрель, молоточки, и нетерпеливо снял маскировочный корпус «Спидолы».
Ее внутренности состояли из двух самостоятельных блоков. Полюбовавшись компактностью аппаратуры, Надежда принялся изучать цифры и буквы, выдавленные на черной блестящей поверхности эбонитовой оболочки, составленной из продолговатых пластин. Потом взял маленькую отвертку и отвинтил одну пластину. Под нею открылась ниша, из которой Надежда извлек две картонные таблички, формой и размером похожие на маленькие игральные карты для покера, которые принято называть атласными, хотя делаются они не из атласа. И рубашка у них была карточная. А на лицевой стороне отпечатаны календари на 1963 год. Разграфлено по месяцам и по дням недели, воскресенья выделены красным. Но числа в календарях перепутаны. Это был шифр. Вернее, половина шифра.
Надежда взял из брезентовой сумки шильце и спросил у Павла иронически:
— Я тебе не мешаю?
— А что, нельзя? — Павлу не надо было притворяться, чтобы изобразить, как ему не хочется отходить сейчас от Надежды.