Откровенные признания - Клейпас Лиза

— Выйди, — велел он, надевая рубашку и сюртук и пренебрегая жилетом и галстуком.

— Ты уезжаешь? — спросила Лотти. — Напрасно. Сейчас я уйду к себе, и…

— Да, уезжаю.

— Куда?

— Не знаю. — Натягивая чулки и обуваясь, он не удостоил ее ни единым взглядом. — И не спрашивай, когда я вернусь. Этого я тоже не знаю.

— Но почему? — Лотти нерешительно шагнула к нему. — Ник, пожалуйста, останься и объясни мне…

Он заставил ее замолчать предостерегающим взглядом ярко блестящих глаз — глаз раненого зверя.

— Я же сказал: выйди!

Кровь отхлынула от лица Лотти. Она растерянно кивнула и направилась к двери. На пороге она помедлила и обернулась:

— Прости…

Он не ответил.

Лотти прикусила губу, проклиная себя за вскипающие в уголках глаз слезы. Она поспешно ушла, боясь растерять остатки достоинства.

Весь завтрашний день Ник где-то пропадал. Тревожась за него, Лотти не находила себе места. Никакие дела не помогали ей отвлечься от мыслей о нем. Она совершила длинную прогулку в сопровождении лакея, позанималась рукоделием, почитала, даже помогла миссис Тренч делать сальные свечи — все напрасно.

Экономка и слуги относились к Лотти почтительно, как прежде. О минувшей ночи никто из них не упомянул и словом, хотя все наверняка слышали шум и крики. Слуги всегда все знают, но никто из них не признается, что посвящен в подробности жизни хозяев — вплоть до самых интимных.

Гадая, куда запропастился ее муж, Лотти опасалась, что в порыве гнева он совершит какой-нибудь рискованный поступок. Она утешалась лишь мыслью, что он вполне способен постоять за себя, но это не избавляло ее от беспокойства. Ник покинул дом в гневе, и Лотти подозревала, что корень этого гнева — боязнь причинить ей боль.

Но она его жена, он не имеет никакого права бросать ее без объяснений! День тянулся невыносимо долго, только с наступлением вечера Лотти слегка взбодрилась. Поужинав в одиночестве, она полежала в горячей ванне, надела белый пеньюар, пролистала несколько журналов, и ее наконец начало клонить в сон. Измотанная бесконечным движением мыслей по замкнутому кругу и дневной суетой, она провалилась в глубокий сон.

Задолго до утра ее разбудило скольжение одеяла по ногам. Пошевелившись, она почувствовала, что рядом кто-то есть — матрас слегка промялся. Ник, с сонным облегчением подумала она, зевнула и повернулась к нему. В комнате было так темно, что Лотти ничего не видела. Она ощутила знакомое тепло его ладоней — одна легла ей на грудь, придавив к постели, вторая сжала запястья Лотти над ее головой.

Лотти удивленно приоткрыла рот и проснулась, почувствовав, как запястья обвили две гладкие петли. Прежде чем она сообразила, что происходит, ее руки уже были надежно привязаны к изголовью кровати. От изумления у нее перехватило дыхание. Ник нависал над ней, дыша часто и тяжело. Он принялся ласкать ее тело через ночную рубашку, на ощупь искать грудь, изгиб талии, округлость бедер. Он поменял позу и нашел ее грудь ртом, увлажнив ткань рубашки и набухший сосок под ней. Он был полностью обнажен, Лотти ощутила аромат и тепло горячей мужской кожи.

С запозданием она поняла, что Ник хочет овладеть ею со связанными руками. От этой мысли ей стало страшно. Подобные ограничения свободы она недолюбливала и в то же время понимала, чего он жаждет — ее беспомощности, абсолютного послушания, сознания, что он волен поступить с ней, как ему заблагорассудится. Ник между тем перекатывал языком ее затвердевший сосок, ласкал его плавными и томными движениями языка, вбирал в рот сквозь влажную ткань. Лотти выгнулась, безмолвно умоляя снять с нее рубашку, но он только спустился ниже, придерживая ее обеими руками.

Лотти обнаружила, что Ник связал ее шелковыми чулками. Как ни странно, легкая боль в руках усилила ее влечение, каждое прикосновение Ника казалось особенно острым и чувственным.

Он коснулся губами ее живота, обжигая его сквозь тонкую ткань. Упиваясь ласками, он не спешил, только тяжелое дыхание выдавало его возбуждение. Вложив между ее ног ладони, он раздвинул их, освобождая пространство, потом наклонился, ощупывая губами тело. Лотти потянулась к нему, ее пальцы беспомощно сжимались и разжимались, пятки упирались в матрас. Ник почти лениво играл с ней, ласкал грудь, целовал живот через ночную рубашку, сводил ее с ума чувственными прикосновениями. Разгоряченная кожа Лотти стала чрезмерно чувствительной, она изнывала от желания избавиться от рубашки.

— Ник, сними с меня рубашку, пожалуйста… — взмолилась она.

Он заставил ее замолчать, приложив к ее губам палец. Лотти умолкла, а он провел большим пальцем по ее щеке — легко, едва задевая кожу. Потом потянул вверх подол ночной рубашки, и Лотти благодарно всхлипнула. Овеянные прохладным воздухом ноги дрогнули, запястья натянули шелковые путы. Из-под рубашки появились затвердевшие бусинки сосков.

Ладонь Ника пропутешествовала по ее животу, спустилась к бедру. Кончик пальца разворошил шелковистые кудряшки, нашел источник густой влаги, потер припухший комочек плоти. Колени Лотти сами собой разошлись в стороны, тело начало подрагивать в предвкушении. Ник убрал руку, и она издала умоляющий всхлип. Средним пальцем он провел по ее изящной верхней губе. Палец был солоноватым от ее сока и источал волнующий аромат. Лотти вдохнула запах собственного возбуждения, наполнивший ей легкие.

Ник медленно повернул ее на бок, проведя по закинутым за голову рукам и убеждаясь, что они не причиняют ей боли. Он лег рядом, за спиной Лотти, лаская губами ее затылок. Она нетерпеливо прижалась ягодицами к его отяжелевшему орудию. Ей хотелось касаться его, гладить жесткие густые волосы на груди, обхватить пальцами мужское достоинство и почувствовать, как оно вздымается от ее прикосновений. Но у нее были связаны руки, поэтому оставалось лишь беспомощно ждать наслаждения.

Ник слегка приподнял ее ногу, и Лотти почувствовала, как горячее острие его копья уткнулось в нее. Он вошел всего на дюйм — дразнящим движением, отказывая ей в удовольствии. Лотти неистово задрожала, моля о мощных ударах, но он успокоил ее поцелуем в затылок. Не продвигаясь ни на йоту глубже, он снова начал блуждать руками по ее телу — пощипывать сосок, обводить ямочку пупка.

Постепенно его ласки стали более решительными, пальцы настойчиво перебирали густую поросль внизу живота.

Постанывая, Лотти извивалась от каждого движения его искусных пальцев. Внезапно он погрузился в нее, заполнил ее собой, и она громко вскрикнула от неожиданного наслаждения.

Ник дождался, когда она успокоится, и начал проникать в нее уверенными, рассчитанными движениями, переполняя ее удовольствием. Лотти дышала, раскрыв рот, натягивая шелковые путы и с каждым стоном чувствуя приближение экстаза. Он усилил удары. Дыхание Ника стало хриплым, он стиснул зубы. От его усердной работы сотрясалась кровать. Лотти чувствовала себя одновременно уязвимой и беспомощной, обладала Ником так же всецело, как он обладал ею, сжимала мышцами его тугую плоть. Он напрягся у нее внутри, его орган вздрогнул раз, другой и излил содержимое. Ник замер, прильнув губами к шее Лотти.

После того как он развязал ей руки, она еще долгое время лежала, прижавшись к его сильному разгоряченному телу и слабо постанывая. Помассировав онемевшие запястья, он приложил ладонь к ее влажному холмику. Его дыхание стало ровным, и Лотти обрадовалась, подумав, что он засыпает рядом с ней. Вдруг она поняла, что больше всего мечтает провести с ним в одной постели целую ночь. Но прошло еще несколько минут, и Ник поднялся, напоследок поцеловав ее в грудь и обведя языком нежный бугорок.

Когда он встал, Лотти прикусила губу, чтобы не попросить его остаться, — она уже знала, что услышит решительный отказ. Дверь закрылась, Лотти осталась одна. Она устала, ее переполняла блаженная умиротворенность, кожа еще сохраняла приятную чувственность, но к глазам уже подступали слезы. Ей было жаль не себя, а Ника. А еще она испытывала нестерпимое желание утешить его и в тоже время боялась его разозлить. Наконец все чувства вытеснила безбрежная нежность к едва знакомому человеку — человеку, которого следовало немедленно спасать.