Картины Парижа. Том I - Луи-Себастьен Мерсье

Женщины снова стали носить тросточки, какие носили в одиннадцатом веке. Они выходят на улицу и на бульвары одни, с тросточкой в руках. Для них это не пустое украшение; они нуждаются в ней более, чем мужчины, из-за высоких каблуков, которые, увеличивая их рост, лишают их в то же время свободы движений.

Трость с набалдашником в виде вороньего клюва, которой неизменно сопутствовал трехэтажный парик, мало-по-малу исчезает из употребления, и скоро ее можно будет видеть только в руках контролера или министра финансов, которому полагается входить с такой тростью к королю. Кроме него, это никому не разрешается.

Таким образом, она представляет собой своего рода знак отличия. А чем такая трость в умелой и неподкупной руке хуже жезла маршала Франции?

Поэтам будет трудно поместить в свои стихи трость министра финансов, с помощью которой он должен обуздывать алчность к деньгам, но тем самым им дается прекрасная метафора, для поэтического изображения трости, служащей иногда поддержкой скипетру и жезлу.

94. Ослепление

Люди проходят одни мимо других, чуждые друг другу. Женщину, которая могла бы составить счастье проходящего мимо нее мужчины, последний грубо толкает, не обращая на нее никакого внимания. Человек, с душой, способной понять вашу душу, выходит из клуба или из собрания в тот самый миг, когда вы туда входите, и таким образом вам не удается познакомиться с личностью, которую вы давно уже тщетно жаждете встретить. Мы часто слышим, как говорят о каком-нибудь характере, родственном нашему, и искажают его при этом так, что в конце концов и мы сами как послушное эхо, начинаем повторять клевету. Живя в этом огромном городе, мы обречены на то, чтобы, встречаясь друг с другом, совершенно друг друга не знать. Ложные суждения о людях — здесь одно из самых обычных явлений.

Мы постепенно блуждаем по запутанным путям счастья. Мы вертимся в каком-то лабиринте и порой, после длинного и утомительного пути, опять возвращаемся на прежнее место.

Если бы человек мог созерцать путь богатства и людских почестей на всем его протяжении, то он знал бы, почему один спотыкается, почему другой оправляется от удара, который, казалось бы, должен был его сразить, и почему третий, отвернувшись на миг, упускает представлявшийся ему удобный случай. Человек очутился бы тогда в роли зрителя шахматной игры, видящего ошибки игроков и знающего способы их исправления. Но лишь только он сам, усевшись за столик, начнет игру, — его взор утратит прежнюю зоркость, и он потеряет точку зрения, с которой, оставаясь вполне беспристрастным, можно было бы без труда отдать себе отчет в общей картине.

95. Бесплатные курсы

На перекрестках вы видите вывески: бесплатные уроки архитектуры; бесплатные уроки английского языка; бесплатные уроки истории; бесплатные уроки словесности, географии, французского языка, правописания и прочее.

Спешите, горожане и провинциалы, спешите, иностранцы! Что может быть лучше, как иметь учителей, преподающих даром?! Разыщите их по напечатанному адресу. Вы подымитесь по темной винтообразной лестнице и очутитесь в комнате великодушного человека, щедрого просветителя. Он станет вам жаловаться на неблагодарность века и на преступное равнодушие публики, проходящей мимо его объявлений, не читая их. По его словам, невежественность и варварство составили против него заговор; он попросит вас вознаградить его за все трудности и неприятности, которые он перенес за двадцать лет — с тех пор, как посвятил себя делу общественного образования.

Урок очень краток, жалобы весьма продолжительны. Все эти учителя преподают вам то, что вы уже знаете, и, несмотря на воображаемый новый метод, который каждый из них якобы изобрел, в их преподавании нет ничего нового. Вы спускаетесь с лестницы и забываете и улицу, и учителя, и его метод, и вспоминаете о них, только снова увидав на перекрестке объявление: бесплатные уроки, — лживое объявление, так как время, которое вы на них потратите, без сомнения самое дорогое, что есть в жизни; и оно гораздо дороже денег!

96. Сыскное бюро

Это полицейское бюро учреждено около тридцати лет тому назад. Туда направляют свои жалобы все обокраденные, и им дается возможность вернуть свои вещи безо всяких затрат. Полицейские чиновники принимают заявления, получают надлежащие распоряжения начальства и стараются удовлетворить просителей. Драгоценные вещи, после долгих путешествий по невидимым рукам, точно по волшебству вновь предстают перед взором своих владельцев; особенно в тех случаях, когда подавший жалобу — человек с громким именем.

Повидимому, к некоторым мелким жуликам и воришкам относятся снисходительно, чтобы с их помощью выслеживать крупных мошенников и раскрывать скандальные грабежи. Особенно ревностно стараются выследить тех, кто совершает при воровстве то или другое насилие; таким путем предупреждаются убийства и душегубства. Действуя так, полиция поступает вполне правильно, так как гранить твердые алмазы можно только с помощью алмазного же порошка.

Арест. С гравюры Дюфло по рисунку Жора (Гос. музей изобразит. искусств).

Но если в руки полиции и попадает громадное число авантюристов и воров, то как много остается таких, которые обманывают ее бдительность и ускользают от нее! Сколько требуется изворотливости и уловок тому, кто желает жить в столице, не имея ни постоянных доходов, ни торговли; и нечему удивляться, что дух происков и ажиотажа присущ людям, занятым темным и опасным ремеслом добывания средств к жизни всеми возможными способами.

97. Песни. — Водевили

Что обо мне говорят? — спрашивал хитрый итальянец Мазарини{166}. — Они поют, ваше высокопреосвященство. — Поют?! В таком случае пусть поют. Раз они поют, они заплатят. Это справедливо еще и для наших дней. Некоторые министры не пожелали, однако, позволить нам петь и за наш собственный счет, чем и доказали свой крайне дурной нрав.

Здесь не проходит ни одного события без того, чтобы насмешливый народ не запечатлел его каким-нибудь водевилем{167}. Его ум всегда склонен к эпиграммам; он отвечает сарказмами на все полезное, что ему предлагают.

Все эти водевили, как бы они сатиричны ни были, все же всегда правдивы. Они всегда были забавны и остроумны, но с тех пор, как их стали сочинять или исправлять придворные особы, они сделались чересчур ядовитыми, чересчур злыми. В них, правда, много такта и знания общественных деятелей, что придает большую выпуклость вещам и больше соли куплетам, но стиль их стал резок и язвителен, а сарказм заменил в них прежнюю добродушную веселость.

Если ряд водевилей знакомит нас с историей (то есть, другими словами, с характером действующих лиц и с истинными пружинами тех или иных событий) лучше, чем рассказы историков, никогда не заглядывавших в закулисную жизнь, то что же еще можно сказать о водевилях и о нашей серьезной истории, написанной Вилларе и Гарнье{168}?

Все язвительные куплеты, ходящие по рукам в последнее время, заслуживают осуждения как за желчь, которой они пропитаны, так и за чрезмерную их смелость. Это уже не прежний тон веселых водевилей, которые подсмеивались, но никого не поносили. Близкие ко двору люди исказили этот тонкий вид искусства и, преисполнившись мстительности, собрали больше ядовитых стрел, чем их выковала зависть писателей, стремящихся занять господствующее место в литературе.

98. Учтивость

Все это не мешает, однако, тому, что учтивость господствует теперь почти во всех классах, ибо все убедились в ее благотворном влиянии на общество. Люди, сталкивающиеся друг с другом случайно, имеют право требовать, чтобы это мимолетное знакомство было приятно. Без этого изысканного обмана общество представляло бы собой арену, на которой все мелкие и низменные страсти выступили бы во всем своем уродстве. Этот всеми принятый вид вежливости скрывает всю жестокость гордости и все заблуждения самолюбия. Люди показывают себя друг другу с лучшей стороны, безобразные же черты их характеров проявляются только в домашней обстановке, на глазах тех, кто или уже привык к ним или по самым своим свойствам способен выносить это испытание. А тем временем люди провели несколько часов приятно, весело, и маска общественных добродетелей всех утешила, заставив не надолго забыть о их призрачности. Вот почему легкое покрывало, накидываемое на душу, может быть так же необходимо, как одежда для тела.

99. Прогресс искусств и наук

Искусства и науки совершенствуются быстрее, чем нравы, потому что на первые обращают гораздо больше внимания, чем на вторые. В наши дни кухня гораздо тоньше и изысканнее и даже здоровее, чем была сорок лет назад. Теперь лучше поют, лучше танцуют, а также и рагу делают вкуснее. Да и комедию, в общем, разыгрывают лучше. Медицина стала менее смертоносна, хирургия делает чудеса, а химия поражает своими открытиями. Мы начинаем, наконец, понимать хорошую музыку и вводить ее у себя. Наши платья менее стеснительны — они проще, свежее, удобнее. Теперь сочиняют очень милые стихи и в большем количестве; и это становится даже далеко не редкой заслугой. Наши книги содержательнее и глубже книг прошлого столетия и гораздо значительнее их. Я убежден, что будущее поколение еще превзойдет нас в этом отношении, так как если чересчур мрачно настроенные или чересчур невежественные люди и кричат об упадке, то я, с своей стороны, вижу, что все двигается вперед, а не назад. Некоторые писатели, влюбленные в свою профессию и ничего, кроме нее, в жизни не видящие, из одного только желания греметь против своих собратьев не согласятся с тем, что я сейчас сказал; но в глубине сердца каждый из них все же будет считать себя выше не только своих соперников, но и своих предшественников.