Спасатель - Вадим Денисов

Вот теперь поняли — ловить нечего, придётся плыть.

Ничего, захотят — за стуки доберутся. Вряд ли им навстречу вышлют ещё один катер, до прояснения ситуации швейцарцы остатки флота поберегут. Маурер, помнится, говорил, что катеров в анклаве всего четыре штуки. Два из них — здесь. Да… за один лень селекты потеряли три судна! Это же Цусима, полный разгром. Правда, ничто не помешает им экстренно заказать надувные, те же "зодиаки". А может, и лежат где-то на складе, в подвалах замка. Так что расслабляться не следует.

— Ну что, рейнджер, я ныряю? — нетерпеливо спросила меня Ленни, надо же, уже переоделась, стоит в одном купальнике, спасжилет поверху.

Я посмотрел на материковский берег — до него от островка семьдесят метров мелей. Берег Рейна здесь холмистый, обрывистый, с узкой полосой у воды. А где наши пловцы-спецназовцы? Ещё только половину пути проплыли, их сносит течением, так что причалят гораздо ниже острова. Опасности они не представляют, даже если на берегу у гвардейцев и появится дурное желание поквитаться — далеко.

— Давай, Zicke, прикрываю.

Но уже через несколько секунд я не выдержал, тоже разделся и сиганул в тёплые воды августовского Рейна. Ух, хорошо-то как! Ёлки-палки, это что же получается, я первый раз искупался в этом сезоне? Точно! Забегался Спасатель, забыл про праздно-насущное. На секунду в голове мелькнула опасливая мысль: "Оставляешь мотобот без присмотра, Федя…" Но интуиция, мгновенно сложив все былые и текущие обстоятельства, быстро отмела мои сомнения.

"Клевер" подрулил, как мог, ближе, и вскоре мужики нас уже выловили, втащили на борт девчонку, а потом и меня, вместе с богатой добычей — одним "солотурном", поднятым с песка, и восемью полными магазинами. Встали на якорь и начали неспешно готовить операцию по подъёму подбитого катера. Найти то место, куда выкинуло второй пистолет-пулемёт не реально, пустая трата времени и сил; я, вслед за Ленни, пару раз нырнул — сплошной ил и густые колеблющиеся водоросли. Так что удовольствуемся обретённым.

С трофейной техникой решили особо не нежничать, после недолгих размышлений и коротких проб мы с капитаном решили зацепить и медленно затягивать "утопленника" на корму лебёдкой, давая воде стечь. Основные трудозатраты пришлись на двухкратную перестановку "Гугля". По плану, трофей должен встать на полубаке, чтобы можно было прямо в пути заняться починкой корпуса. Двигатель с транца не слетел. Пуля попала в кожух и разбила в крошки управляющий блок. Хороший выстрел получился, маховик цел — вот было бы возни… И цена упала бы. Блок, провода, шланги — ерунда, веса никакого, это не металл, восстановление тридцатисильного "мерка" не будет стоить слишком дорого, выгодно толкнём.

А темнеет всё и быстрей и быстрей! Ещё минута, и "Клевер", развернувшись по течению, издевательски крякнул судовым сигналом и бодро пошёл на юг, вспугнув двух чёрных гагар, в метре от воды набиравших скорость прямо перед нами.

Никлаус — наверху за штурвалом, я вырезаю ножницами по металлу заплатки на корпус, будем завтра клепать на герметик. Ленни под присмотром шкипера уже разобрала пистолет-пулемёт, разложила для чистки-смазки. Автомат это хорошо, для Zicke в самый раз, а парабеллумовские патроны не должны быть в перечне шанхайских дефицитов. Мне лично "солотурн" до феньки, не люблю я автоматическое оружие, все эти пулемёты-автоматы, душа не понимает необходимости тратить драгоценные патроны с такими скоростями, так что вооружение нашей маленькой группы распределяется вполне валентно.

Всё на сегодня, хватит событий.

Закончив дела, мы вышли покурить на палубу, вот же как, один только Никлаус не дымит в славном экипаже. Я вдумчиво набил трубочку, для нагрева приложился пару раз.

— Ули, я не пойму, судя по твоим рассказам, численность одного только Шанхая превышает швейцарскую. Может, и они селекты? А не только индусы Нью-Дели?

— Да черт их знает, может и так, только бедновато они живут для селектов, просто народу много скопилось, там приличная река в Рейн впадает с востока, — охотно поделился мыслями шкипер.

— А по Рейну ещё и те лосты попадают, которых Бёрн не принял? — высказал я самое логичное, на мой взгляд, предположение.

Сбоку громко хмыкнула Ленни. Маурер посмотрел на неё и кивнул:

— Ничего подобного, всего один такой случай был. Бёрн не пропускает сплавляющихся сверху, напротив Локарно на берегу стоит пост, у них там свой катер.

Ничего себе!

— И с чего такие строгости?

— Королевские гвардейцы запирают "северян".

— Какого чёрта? У вас что, война?

— Ну, не война… Но и не мир.

— Да кто же они такие? — не выдержал я. — Ведь появляются же "северяне" в Бёрне!

— Появляются… Для переговоров, для торговли. Слушай, во второй раз тебе говорю: не знаю, эту информацию тщательно скрывают. Честно. Присвоили им имя "северяне", и точка. Хотя, предположения у людей есть…

— И какие же?

И тут неожиданно в беседу вступила Ленни, тихо объявив:

— Это израильтяне.

Я просто онемел. Шкипер тоже удивился, даже если и подозревал.

Вот это поворот событий! Евреи-"северяне" в контре с "южными" австро-швейцарцами. Да в такой контре, что последние закрыли реку!

— Стопэ, камрады! А как же я? Что это во мне похожего на евреев есть, о чём я не раз слышал в Базеле, а? Светлые волосы? Глаза, ну, пусть и не голубые, как я себе порой льщу, а серые, но всё же…

— Да ты свой разрез глаз в зеркало видел? — расхохотался Ули.

— Ты издеваешься, Ули? — заорал я. — У меня, между прочим, фамилия Потапов! Потапов, понимаешь? Да это самая русическая из русских фамилий, какие там, нахрен, разрезы!!

— Очень милые, чувак, — проворковала Zicke. — Что ты так бесишься? Мне твой профиль очень нравится. И глаза. Прелесть.

Я только махнул трубой, вывалив табачную начинку в Рейн.

Взрашённый эвенками Федя Потапов, родившийся в Малаховке, хулиганском предместье столицы, с еврейскими корнями в глубине. Фига себе! Впрочем… А что, далеко не худший вариант. Наверное, я должен быть какой-то особо хитрый, умный и кручёный. И ещё не любить арабов. Проверить последнее пока не могу — где они теперь, те арабы…

— А что за торговые переговоры у них?

— У израильтян нет скважины, они сидят без нефти, — продолжала удивлять нас тихушница Ленни.

— Вот это да! — Маурер аж хлопнул себя по ляжкам. — И как же они выкручиваются?

— Газовая скважина, — коротко бросила сильфида. — Мальчики, вам не кажется, что уже прохладно, пойдёмте вниз.

Капитан кивнул, аккуратно затушил сигарету о подошву и спрятал бычок в карман.

— Пошли, Тео. Надо выпить.

— Пошли, — потерянно подхватил я.

Всё стихло вокруг.

Последние остатки туч улетели на восток. Рейн потемнел, видны лишь серебристые блики на воде. Берега прячутся в темноту, в сине-угольной стратосфере выстраиваются, одна за другой, звёзды. Светят всё ярче и ярче. А на западе всё ещё радует глаз красно-оранжевое зарево заката. Как вовремя дарено нам это спокойствие, что-то всё слишком бурно происходит в последнее время — столько событий и новостей… И каких.

— Ленни, ты не помнишь, в камбузе зеркало есть?

Глава 9

Где Фёдор пытается вспомнить Киплинга, развивает верхнее чутьё и

вычисляет индекс ShanghaiComposite.

Ну, не могу я вспомнить Киплинга, не выплёскивается из головы мудрое.

Нет, конечно, можно что-то уныло брякнуть о "бремени белого человека" или в миллиардный раз пнуть на выход несчастную сентенцию про "восток есть восток" — не греет. А вот большего не знаю, я всё как-то в сторону знакомства с практиками Маугли… А сказать-то хочется! Ибо традиция. Приехал очередной белый чел, встал на рейде его белый же пароход, чел вышел на палубу, вытер непременные капельки пота шейным платком со следами утреннего кефира, оглядел экзотику, тягостно вздохнул и изрёк то самое мудрое, что у меня никак не генерируется. Ах, да! Чуть не забыл. Колониальный пробковый шлем, засиженный с подветренной стороны тропическими мухами, он непременно держит под мышкой, а прохладный бриз шевелит его светло-русые кудри.

Да и чёрт с ними, и с Киплингом, и с мудрым. Но вечная омолаживающая романтика, делающая из унылого и нудного мужика неугомонного мальчишку остается, никуда он не делась.

И корабль на рейде встал, и белый человек стоит на палубе — это я, значит. И мне отчаянно хочется романтичного, того самого, восточного. На старой Земле не пришлось побывать, так хоть здесь познакомлюсь.

Одно из первых ярких впечатлений любого нового места — запахи.

Ноздри безуспешно ловят запахи двух типов: прелого дерева и пряных приправ, работает книжная матрица. Сказано же читателю в экспедиционных отчётах, описаниях путешественников и дневниках первооткрывателей экзотических берегов, что так и будет, только высунь нос за порог каюты. Но ожидаемых запахов нет. Ни тех, ни других. А вот отработкой пахнет. Старым машинным маслом. То ли "Меконг" масло менял, то ли с берега тянет, там этого добра хватает.