Роман с натурщиком - Филис Хаусман

— Так я и знал, — сокрушенно бросил Шон, наблюдая за ее ухищрениями. — Вышла совершенная бессмыслица.

— Но это красиво и оригинально! — бросилась на защиту дивана Сирил.

— Диван — приспособление, на котором можно со вкусом посидеть. Это основное его назначение. Может сия поделка и хороша как декор, но в функциональном отношении не тянет. Что делать, не ошибешься — не найдешь правильного решения. Так всегда в жизни…

Сирил почувствовала себя задетой.

— Если ты намекаешь на то, что твое увлечение мной было одной из таких ошибок, — вспылила она, — то знай: я, отвергнув твое предложение из жалости к тебе же, была еще большей дурой! Но если ты привез меня сюда, чтобы побольнее щелкнуть по носу, то это с твоей стороны совсем неумно, и я предлагаю закруглить наше знакомство и считать его недоразумением!

— Постой, Сирил, — негромко сказал Шон, преграждая ей путь к бегству. — Ты ведь должна еще получить ответ.

— На что? — вне себя от ярости и горя спросила Сирил.

— На предложение, будем так считать, содержащееся в этой твоей тарабарской записке, — сказал он, вынимая из кармана аккуратно сложенный листок.

— Ладно! — преувеличенно бодро заявила Сирил. — Валяй, я слушаю.

— Не так скоро, леди! Сперва мы выпьем кофе. Боюсь, у тебя все еще не отшумело в голове пиво, которое мы пили в ресторане у Джо, а серьезные разговоры следует вести только на трезвую голову.

— Какое еще пиво! — возмутилась Сирил. — К твоему сведению, я к пиву даже не притронулась… Ну разве что кружечку выпила.

— Или две, — кротко сказал Шон. — Впрочем, я тебе не судья. Мне известно одно: не выпив кофе, я не способен принимать решения. Так что устраивайся поудобнее на… диван не подходит… тогда на этой диванной подушке; вообрази, что смотришь на огонь в камине, и жди меня. Когда вернусь, я разведу в очаге настоящий огонь.

Сирил показала ему вслед язык и подошла к камину. На полке рядом со старинными часами обнаружилась коробка спичек. Поскольку дрова в камине были уложены колодцем и растопка предусмотрительно запасена, Сирил осталось лишь поднести горящую спичку, и через несколько секунд пламя задышало в дымоходе.

Оглядываясь вокруг, она обратила внимание, что все полки на стеллажах чем-нибудь уставлены. На ближайшей к камину располагался стереокомплекс. Сирил, пользуясь отсутствием Шона, решила проэкзаменовать его — и в очередной раз почувствовала себя сбитой с толку: «Пасторальная симфония» Ральфа Уильямса, а рядом остальные его произведения. Вила Лобос и Вивальди, Чайковский и Брюс Спрингстон — эти и прочие компакт-диски и кассеты с записями свидетельствовали о незаурядном, хотя и несколько эклектичном вкусе.

Изучить содержимое бессчетного числа книжных полок она не успела, потому что услышала шаги Шона.

— Да ты профессиональная растопщица каминов! — прокомментировал он, видя пылающий очаг. — А вот и мы, то есть я и кофе. Сегодня вечером — бразильский «Брава».

Он без церемоний уселся на коврик возле камина, подождал, не последует ли Сирил его примеру, после чего сказал:

— Хватай одну из диванных подушек и усаживайся рядом.

— Нет, я лучше постою, — отозвалась она и пригубила ароматный напиток.

«Надо же иметь хоть какое-то преимущество перед ним», — говорила она себе, хотя желала прямо противоположного — целиком и полностью принадлежать ему.

— Так что ты хотел сказать мне, Шон?

— Сказать? Тебе? О чем ты?

— А разве тебе не о чем сказать? Почему, например, ты не говорил мне, что живешь рядом, да еще в таком невероятном доме? Почему умолчал о своей истинной профессии? О двух университетских дипломах? О коэффициенте умственного развития?..

— Ага, так папаша успел насвистеть тебе обо всем этом… Да, я молчал. А отчего, как ты думаешь?

— Оттого, что я, кретинка, носилась со всей этой чепухой как с писаной торбой, — не щадя себя, призналась Сирил. — Я же была на этом вскормлена, Шон! Я же тебе говорила, что первые уроки интеллектуального зазнайства получила на коленях отца.

— А сейчас ни с того ни с сего случилось волшебное превращение? Не потому ли, что вместо простого рабочего ты неожиданно обнаружила босса, который умудрился отхватить себе дом не где-нибудь, а по соседству с тобой? Не потому ли тебя вдруг перестала пугать перспектива нашего брака?

— Боже, Шон! — в отчаянии замотала головой Сирил. — Неужели ты не понимаешь, к кому я шла сегодня днем?

Теплая рука обвила ее плечи, прижала ее голову к твердой, надежной, родной груди.

— Извини, Сирил. Я очень жесток. Это во мне обида играет, никак выйти не может… Продолжай. К кому же ты шла сегодня днем?

— Сегодня после обеда я понесла повинную голову на суд полуграмотного плотника, за которого честно тебя принимала, потому что поняла: я не могу без него существовать, и если не стану его женой, то умру с горя. Потому что по прошествии двух дней все различия, которые были непреодолимыми еще в понедельник, вдруг оказались такими мизерными и не стоящими упоминания, что даже смешно о них говорить.

— Черт, и я лишил тебя возможности обо всем этом сказать?! — взорвался на себя Шон. — Какая же я скотина!..

— Ты был не один. Появился Джон, потом все плотники разом… Но какое это теперь имеет значение? Ты должен знать одно: что бы я ни делала за время нашего знакомства, я поступала так исключительно оттого, что полюбила тебя и хотела для тебя наилучшего. Я побоялась сказать тебе про цель приглашения на презентацию потому, что опасалась, как бы эти безжалостные манипуляторы не охмурили тебя, исковеркав молодому, неискушенному и малообразованному плотнику его жизнь с самого начала. Я отвергла твое предложение о браке из страха за тебя — перед глазами стоял пример родителей… Но пример примеру рознь — как я поняла, у твоих родителей в аналогичной ситуации жизнь сложилась как нельзя лучше.

— Да, это уж точно…

— Скажи… Извини, если я что-то делаю не так… но твоя мать и в самом деле глухонемая?

Шон задумчиво качнул головой.

— Не то чтобы совсем… До двух лет она росла совершенно нормальным и здоровым ребенком, но подцепила менингит. Выжила, но с тех пор в состоянии слышать лишь звуки сверхвысокой частоты — писк летучих мышей или ультразвуковые свистки для собак. — Он рассмеялся. — Ее сверхъестественные способности вызывали у меня в детстве черную зависть.

— Но она отвечала мне!

— Да, мама умеет читать по губам. И вообще, она с ранних лет твердо знала, что наша жизнь такова, какой мы ее сделаем. Когда ей исполнилось двадцать четыре года, она взбунтовалась против родителей, которые пытались навсегда запереть ее в золотую клетку: поступила в университет, получила диплом юриста. В тридцать лет она отвергла предложение богатого и «подходящего» ухажера, которого подыскали ей родители, и вышла замуж за плотника-эмигранта без гроша в кармане. Они прожили вместе двадцать восемь лет, прежде чем ее родители сменили гнев на милость и признали, что ее выбор был безупречным, — посмеиваясь, закончил Шон.