Россия нэповская - С Павлюченков

В 1921–1922 годах промышленность сдала государству по госзаказам безвозмездно продукции на 150 млн реальных рублей, и в последующие годы задолженность «казенных» потребителей продолжала расти. За 1922/23 год сумма задолженность госзаказчиков промышленности составила свыше 20 млн зол. руб. Из этой суммы только 4,7 млн руб. было уплачено в конце 1924 года, а половина оставшейся суммы была аннулирована специальным постановлением Советом труда и обороны[323].

Не изменило ситуацию и принятие 10 апреля 1923 года декрета о трестах, статьи которого ограничивали права государства на «занаряживание» промышленности следующими положениями: это право было предоставлено только СТО; цены нарядов должны были обеспечивать промышленности себестоимость и минимальную прибыль; сроки платежей не должны были выходить за пределы данного операционного года. Договора на госпоставки строились на основе точно обусловленных сроков оплаты и на авансировании заказов. Но на практике расчеты по заказам государства переступали формальные сроки, начертанные договорами и уже обозначавшими максимальное финансовое напряжение поставщиков. Финансовые затруднения государства естественно отражались на оплате заказов. А это немедленно отозвалось на финансовом положении трестов, особенно в металлопромышленности, в поставках нефтетоплива, угля и хлопчатобумажных изделий. В условиях падающей валюты твердые индексы, обгонявшиеся жизнью, и курсовые разницы, накапливающиеся за время между выдачей казначейских ассигнований и оплаты их, были невыгодны для трестов. Значительными были убытки и от платежных средств: осуществляя прием займов и процентных бумаг (обязательств НКФ) в оплату счетов, промышленность не могла этими суррогатами денег рассчитываться по коммерческим обязательствам и по налоговым сборам. Поэтому она была вынуждена прибегать к убыточным способам их реализации[324].

Другой стороной данного явления было желание со стороны ВСНХ поддержать тресты, терпящие убытки, что приводило к превращению банковской ссуды в бюджетное финансирование. Для военной, горной и отчасти электрической промышленности, государственного строительства бюджетное финансирование сохранялось еще в июне 1922 года. Легкая промышленность преимущественно работала на рынок и кредитовалась Госбанком, но в реальной жизни предприятия продолжали оставаться на госснабжении и сметном финансировании, поскольку недостаток сырья и топлива на рынке возмещался государством.

Сложившаяся практика получения средств в зависимости от значения отрасли в народном хозяйстве узаконивала существование планово-убыточных отраслей. Так, в 1923/24 году 90 % всего промышленного фонда, отпущенного государством промышленности в порядке дотаций, было передано бездоходным или убыточным предприятиям союзного значения[325]. Подобная практика приводила иногда к весьма негативным последствиям. Так Госспирт, стремясь к централизации управления винокуренными трестами, сосредоточил у себя финансирование, распределение сырья и продукции этих трестов, в результате чего они просто не смогли функционировать и поэтому к середине 1923 года многие из них (Тверской, Смоленский, Симбирский, Самарский, Пензенский и Северо-Западной области) разорились[326].

Еще более тяжелым и болезненным был переход на новые хозяйственные отношения местной промышленности. Хозяйственные связи между различными регионами страны были за годы Гражданской войны разрушены. Губернским властям пришлось самим решать, что делать с местной промышленностью. Внедрение хозрасчета на местах нередко приводило к разрушению системы управления производством. Например, предоставление Башкирскому совнархозу полной самостоятельности в октябре 1921 года, а затем и снятие последнего с госснабжения в начале 1922 года почти полностью порвало его связи с ВСНХ. Предприятия же оставались на госснабжении. Во второй половине 1921 года на хозрасчет был переведен один Воскресенский механический завод. Только после упразднения кантональных совнархозов и заменены их уполномоченными БСНХ начался перевод предприятий Башкирии на хозрасчет. Но тресты не стали самостоятельной хозяйственной единицей, так как БСНХ сосредоточил в своих руках всю их торговую деятельность. После объединения в июне 1922 года Малой Башкирии с Уфимской губернией и сопутствующего этому слияния БСНХ с Уфимским совнархозом отдельные отраслевые тресты (Силикатно-химический, Кожевенный, Лесопильный) были ликвидированы, а подведомственные им предприятия вошли в новое крупное промышленное объединение — Башкирская промышленность (Башпром)[327].

Если все предприятия Царицынской губернии были переведены на хозрасчет уже к апрелю 1922 года, то в Астраханской губернии этот процесс шел очень медленно. Наиболее отсталой, ввиду территориальной раздробленности и полукустарного характера производства, была рыбная отрасль. Из-за отсутствия сырья, вследствие неурожая, были обречены почти на полное бездействие в 1922 году важнейшие сельскохозяйственные отрасли нижневолжских губерний: маслобойная, мукомольная и винокуренная[328].

Трестовский хозрасчет носил весьма ограниченный характер. Тресты, несмотря на их ориентацию на прибыль, не имели частного интереса и частной имущественной ответственности, которая была фактически переложена на плечи государства. Заграничный кредит оказывался не тресту, а стоящему за ним государству. Директор треста являлся госчиновником с ограниченными правами, что порождало огромный бюрократизм в хозорганах. Тресты во всех отношениях подчинялись директивам политического руководства по вопросам цен, темпов расширения производства, размеров капитальных затрат и т. п. и были включены в государственные кампании по экономии.

По положению о трестах 1923 года управление имуществом трестов целиком находилось в руках ВСНХ, начиная с выделения уставного капитала и ежегодного его изменения и кончая распределением прибыли. На нужды предприятий оставалось до 20 % прибыли, отчисляемой в резервный капитал треста, в специальный фонд улучшения быта рабочих и служащих и на премирование администрации и работников. Но размер отчислений из прибыли и план их использования устанавливался ежегодно исключительно ВСНХ, или — по согласованию с Наркомфином. Все сметы расходов трестов подлежали административной регламентации. Например, списание лошади могло длиться полгода, а на слом плохой уборной стоимостью пять рублей требовалось распоряжение ВСНХ.

Весь основной капитал был изъят из оборота (управление основными фондами было передано ВСНХ и наркоматам), и имущественная ответственность по долгам на него не распространялась. Тресты не имели права самостоятельно ни продать, ни заложить имущество, ни сдать его в долгосрочную аренду, ни возвести новых зданий и сооружений. Идея создания единого промышленного фонда, сосредоточенного в руках ВСНХ, на практике привела к тому, что управление государственными строительными программами, финансирование которых почти полностью происходило за счет бюджетных и отраслевых источников, имело чисто административный характер и осуществлялось не по техническим и коммерческим расчетам, а по заказам и потребностям. Промышленность пользовалась средствами банка, именуемыми «долгосрочными промышленными ссудами», однако в этих операциях банк был лишь передаточной инстанцией для сумм, выделяемых административным путем по соглашению НКФ и ВСНХ. В условиях взаимного кредитования предприятиями друг друга под поставки продукции важнейшим видом ценных бумаг выступали векселя, но они учитывались преимущественно в банке, а их обороты на биржах были невелики. Не получили широкого распространения и акции. Участие трестов в работе фондовых и товарных бирж носило формальный характер, сводясь чаще всего к простой регистрации товарных сделок.

Но даже в условиях столь жесткой регламентации тресты находили многочисленные лазейки. Выборочные обследования их деятельности показывали дезорганизацию и перерасход ресурсов. Создание запасов сырья, топлива и полуфабрикатов часто объяснялось непригодностью для производства материалов, полученных трестами при их образовании. Но нередко размер заготовок не соответствовал потребностям. В условиях падающей валюты тресты обращали свои денежные ценности в материальные. Попытки предотвращения этого административными методами были недостаточно эффективными. Только после введения твердой валюты трестам было предложено установить план ликвидации излишков.

Систематически нарушался предприятиями запрет вхождения в акционерные общества, паевые товарищества и иные торгово-промышленные и кредитные предприятия без санкции Центрального управления государственной промышленностью (ЦУГПРОМа). Задержка в предоставления отчетности рядом трестов (Уралплатина, Русские самоцветы, Сахартрест, Северолес, Югосталь и др.) на несколько месяцев давала возможность руководству бесконтрольно расходовать средства на содержание отдельных квартир и домов, арендованных для сотрудников и нередко заселенных посторонними элементами, на содержание дач, домов отдыха и санаториев, на автомобильный и конный транспорт для передвижения по городу. Постоянной стала практика выдачи авансов в счет зарплаты и пособий на переезды из одной квартиры в другую, на лечение болезни, на погребение родных и прочее. Широко и вне соответствия с действительной потребностью отпускались средства на проезды и командировки сотрудников, в том числе на оплату трамвайных билетов для личных поездок[329].