Откровения романтика-эротомана - Максим Якубовски
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нью-Йорк: «Альгонквин», «Ирокез», «Гершвин», отели «Вашингтон сквер». Париж: «Сент Томас Д» Аквин», «Берсоли», «Де Лодеон», «Де Эколь». Сете: «Гранд Отель». Нью Орлеан: «Бургунди», «Санкт Пьер», «Шератон». Сиэтл: «Стуффи», «Инн он Пайк». Сан-Диего: «Хендлери». Амстердам: «Краснапольский», «Сингел». Лос-Анджелес: отель «Фигероа», «Пасадена Хилтон». Чикаго: «Хилтон Тауэрc», «Дрейк», «Инн он Грант Парк». Список продолжается. Я завещаю его своим юристам, которые займутся расторжением моего брака.
Я был серийным любовником. По привычке и по убеждению. Я виновен до последнего пункта. Иногда я даже вляпывался сразу в несколько интрижек. Но каким-то образом в моменты страсти никогда не путал имен, никогда не сбивался с маршрута. Даже теперь, когда мои прерывистые дистанционные отношения с художницей-графиком, живущей в Праге, набирают новые обороты, когда мы наконец дошли до неслыханного уровня близости (у нас с ней не было комнат отеля, я фактически проводил ночи в ее домашней постели, в ее квартире, где также жил ее сын-подросток — его комната находилась в конце коридора), я все еще полон надежд раздуть тлеющие угли великого секса, того секса, которым я занимался с А. (которая, наоборот, пришла в дикое возбуждение, когда я описал ее в своей книге, хотя ее бывший приятель также этого не одобрил… но он был дурак, потому что позволил ей изменить). Я даже странно флиртую с Дж. Р., которая работает в маркетинге, буквально в двух шагах от моего офиса, и вижу ее милую улыбку и сияющие глаза. Или, может, я неправильно воспринимаю ее вибрации. Почему-то я всегда готов поддаться этим намекам, и мои глаза вечно в поиске мириадов перспектив, а мысленно я плету абсурдные, но такие приятные сети соблазнения. Пусть даже теперь мое тело вряд ли способно кого-то удовлетворить (оно ослаблено болезнью, я все утро валялся в постели, мой пенис никогда не был настолько сморщенным…).
Так почему же я внезапно устыдился рассказать свою непристойную историю, постельную поэму, если это все выйдет в облике чтива? Да, там замешан запретный плод. Это была связь, которая длилась только несколько дней в Нью-Йорке, а после мы пошли каждый своим путем, по обоюдной договоренности. Она отправилась назад в Австралию, а я — в Лондон. Так поговорим о безопасности расстояния. Она была писательницей, обосновалась в пригороде Сиднея. И прислала рассказ, который мне очень понравился, потом я его опубликовал, и мы стали переписываться. Одно медленно вело к другому. Но хватит уже истории о моем коротком увлечении С.Ф. Потом она стала жить с другой женщиной, хотя я честно заявляю, что не я толкнул ее в том направлении!
И пока я писал извинительное письмо американскому издателю за так и не появившийся рассказ, мне в голову пришла мысль, что даже если бы у меня было лучшее воображение, чем то, что дарит моя муза, я все равно не уверен, что фрукт действительно вдохновляющ, или эротичен (и по этой причине в прошлом году я отклонил предложение опубликоваться в антологии Грега Вартона «Мясо»). Еда — это разврат совсем другого плана! Я люблю еду. Безоговорочно. В цветном приложении к одной газете я увидел колонку о еде и сексе и, глядя на текст и иллюстрации, буквально облизывал губы. Оказывается, в Токио находится ресторан, который теперь открыл филиал в Манчестере, и в этом ресторане ты можешь ужинать с телом обнаженной женщины. Лежащая обнаженная женщина, одетая только в стратегически расположенные скорлупки гребешков и во все, что ты закажешь к ужину. Я знаю, что это не ново, сюрреалисты уже через это прошли. Однако чувственное качество английской версии ограничено использованием тонкой пленки (разве не это называется Закутанной Сарой в Америке?) в качестве гигиенического барьера между кожей и ужинающим гостем. Но можно воспроизвести токийский эксперимент дома: взять одну обнаженную женщину (мужчины не приветствуются, потому что кусочки еды могу застрять в волосах на груди). Украсить ее суши, сашими и другими холодными закусками. И не пытаться экспериментировать, скажем, с колбасой, картофельным пюре и жирной луковой подливкой. Потому что еда превратится в тотальную помойку, а подливка, вероятно, будет обжигать и растекаться. Хотя все равно в такой вечер я предлагаю вымыться.
Конечно, кроме вкусовых пристрастий, мы все знаем — со времен Микки Рурка и Ким Бэсинджер из «Девяти с половиной недель» (или на ум приходит гастрономия Тома Джонса плюс яркие изображения?), что секс и еда сливаются в изящную плеяду эротических возможностей. Спагетти болтаются во все стороны между тарелкой и ртом, вишни медленно протискиваются, преодолевая барьер губ, симфония красного и алого (о, да ведь это фрукт, до этого момента мне и в голову не приходило…), спаржа, стилет бобового мира, мороженое, все виды шоколада. Так что если Элисон захочет однажды выпустить единую антологию еды и секса, пусть вносит меня в список авторов, я не подведу. Устрицы и Нью-Орлеан, да, вот об этом я и пишу, и пусть ваше богатое воображение думает, что я пишу о вас, мои безнравственные читатели… Некоторые говорят, что развратники не смешивают еду и секс, и причина этого в том, что до секса развратникам необходимо сконцентрироваться на чем-то одном. В тот момент секс — их единственная страсть. А еще им необходимы легкие тела. Я осмелюсь не согласиться. Скажите это римлянам, которые забавлялись со жрицами-девственницами — или с обычными шлюхами, перед традиционной оргией закармливая их виноградом, засовывая его в открытые рты. Ах, виноград! Еще один фрукт, которым я до настоящего времени пренебрегал.
Если замешивать в это дело еду, я буду в превосходной форме. От чудесных причудливых излишеств Марко Феррари в его фильме «La Grande Bouffe» до порнографических наслаждений кусками сашими, разложенными на бледной плоти, когда тень желтохвостого тунца контрастирует с радужным ореолом соска, и это доведет кого угодно до приступа страсти, не говоря уж о возбуждении. Я просто не знаю, на чем мне остановиться. На самом деле, в Нью-Йорке соски С.Ф. были восхитительно темными, как и ее губы. Отель «Гершвин», угол 27-й и Пятой авеню, на дальней стене набросан эскиз Пикассо, это женщина, и она наблюдает за нашими шалостями. Или это был Матисс? Простите мое замешательство, в том же самом отеле несколько лет назад я встречался с директрисой банка из Цинциннати, так что мне уже не вспомнить точных деталей.
О'кей, я наконец расскажу вам, что же произошло на самом деле. Удовлетворены?
Маленькая сказочка, из которой невозможно сотворить рассказ, и вы, конечно, с этим согласитесь. Без мотиваций, конфликтов и даже развязок. История, которая испортит нормальную книгу, честно-честно.