Антымавле — торговый человек - Владилен Леонтьев

В чоттагине усиленно выбивали снежную пыль из одежды. В полог, кроме приезжих, вползли и соседи. Каждому интересно было узнать, что скажет однорукий.

Имлинэ, в неумело надетом ситцевом платье, поставила посредине полога столик на коротких ножках, расставила чашки с блюдечками. Некоторые из них потрескались и были старательно перетянуты у донышка и верхнего края оленьими жилками.

Глебов подтянул к себе вещевой мешок, занесенный Теркынто, и стал вытаскивать сухари, галеты, печенье.

Утром, как только рассвело, Глебов приступил к ревизии. Снаружи палатка-пристройка занесена снегом почти до самой крыши. На крыше натянут серый, уже выветрившийся брезент. Чтобы не обвалилась крыша и снег не продавил хрупкие стены, вокруг пристройки прорыта до самой земли траншея. В самой торговой палатке, обитой внутри пестренькой светлой бязью, было чисто. Товар аккуратно и со вкусом размещен на полках. Мешки с крупой, сахаром и мукой стояли на специальных подставках, в углу были аккуратно разложены всякие скобяные изделия, а у прилавка стояли знакомые Глебову пружинные весы. Под самой крышей палатки по коньку висело около двадцати дорогих коверкотовых костюмов большого размера.

— Давно они у тебя? — показал рукой Глебов.

— О-о, теленьеп — давно, очень давно, два года.

— Кто-нибудь покупает?

— Ваневан — нет. Кому они нужны?..

— Так ты отправь их обратно. Разве это трудно?

— Нет, но не берут. Говорят, заставляй покупать, пусть чукчи в костюмах ходят, а капканов нет — песцов ловить нечем, патронов тоже, ружей хороших нет…

— Ладно. Подумаем.

Для костюмов Антымавле сделал специальные плечики и на ремешках подвесил их к коньку палатки. У крайнего пиджака был сильно раздут рукав, и костюм висел косо, так же с одинаковым наклоном висели и другие.

— Что это такое? — Глебов пощупал рукав пиджака, кое-как дотянувшись до него. — Солома, что ли?..

— Нет, бруки, бруки… штаны… — перебирал слова Антымавле, думая, что Глебов не понимает.

Как-то Антымавле был в Увэлене. Видел, как раскладывались и расставлялись товары в новом магазине, и заметил, что пиджаки вешают на специальные плечики, но так и не узнал, как вешаются брюки. Антымавле сам сделал плечики для своих костюмов, но долго думал, куда же приспособить брюки. Пробовал класть их сверху пиджаков, но они скатывались и падали. И наконец догадался — туго свернул брюки трубочкой и втиснул их в рукава пиджаков. Получилось хорошо, Антымавле остался доволен. Он не понимал, почему улыбается Глебов. Тот раскрыл секрет хранения брюк.

— Ка-а-комей! И как это я не заметил, — ударил себя рукой по голове Антымавле. — Ведь видел же, что у плечиков висит еще одна палочка, но никак не мог догадаться, для чего это, — он тут же рванулся и снял один костюм. — Смотри, кыгите, смотри, — тормошил он Глебова.

Действительно, плечики были скопированы точно, только вместо крючков из проволоки, которой не оказалось под руками, Антымавле подвязал нерпичьи ремешки. Антымавле тут же поснимал все пиджаки, повытаскивал измятые брюки и развесил костюмы как полагается.

«И какой дурак додумался послать сюда эти костюмы?» — возмущался про себя Глебов.

Торговлю Антымавле вел по записи, но это нужно было больше для формальности: он всегда помнил, кому и что дал. Обыкновенную ученическую тетрадь он разлиновывал на три графы и записывал дату римскими цифрами, рубли и копейки. Если строчки не хватало на одного человека, он занимал вторую.

Товары не записывал, а указывал лишь дату, розничную цену и общую сумму. Иногда в тетради встречались перерывы в записях по два-три дня, а часто и до десяти дней.

— Почему не торговал в эти дни?

— В Энмын за товарами ездили.

Глебов ткнул карандашом в дату от 5/V – 1934 года.

— Кто это у тебя покупал?

Антымавле вгляделся в запись, задумался:

— Это приезжал ванкаремский чавчыв Вальгыргин. Три песца привез… Взял две плитки чая, пять килограммов сахару, десять метров материала. Вот такого, — показал продавец на отрез. — Десять пачек патронов к винчестеру «30 на 40», муки… — перечислял Антымавле.

Глебов незаметно взял счеты и стал откладывать косточки: он хорошо знал цены товаров. И когда Антымавле кончил перечислять, то сумма, отложенная на счетах, точно совпала с записью в тетради.

— У тебя в голове, Антымавле, вторая такая тетрадь, даже лучше. Тетрадь может потеряться, а голову никогда не потеряешь.

Антымавле было приятно, но он не подал виду.

Недостачи не оказалось, но откуда-то выплыли излишки около одного килограмма сухофруктов, а из заготовок не хватало одной пары торбасов.

Антымавле хорошо усвоил русские слова, связанные с торговлей, ему было понятно, что такое «излишки», «недостача», поэтому он удивился и даже немного испугался. «Откуда у меня могло оказаться лишнее? Компот никто не брал, он сухой и невкусный. А куда могли деться торбаса? Надо еще раз проверить», — решил он.

Антымавле снова перевесил компот, находившийся в ящике и в мешке, — и опять оказалось лишнее. Он стал вспоминать подробности последней поездки: «В Пильгине я принял пять нерпичьих шкур, — шептали губы, — в Кувлючине… Какумей!» — вспомнил он, бросился в угол и снова схватил мешок, который только что взвешивал:

— Вот нутку, здесь! Потеряться не может!

В мешке вместе с фруктами лежали новые нерпичьи торбаса. Взвесили остатки — все совпало.

— Этки, плохо, Антымавле, держать вместе с сухофруктами торбаса. В торбасах ходят, а сухофрукты едят. Портятся от этого продукты, — сказал Глебов.

— Торбаса новые, никто не ходил. А наши все равно не покупают компот.

— Но от этого же портится товар. Пусть у тебя не берут — увезем в другое место, и там возьмут. Учет ты ведешь хорошо, но нужно учиться дальше, — объяснил Глебов, усевшись на китовом позвонке рядом с прилавком. — Вот, например, ты торгуешь прямо в кухлянке. Хотя она у тебя и чистая, но все равно, когда ты отпускаешь муку, сахар или крупу, то шерсть попадает на продукты, покупатель недоволен: «Почему товар грязный?»

— Наши никогда не ругаются, — авторитетно заявил Антымавле.

— Все равно это плохо. Сейчас не ругаются, но скоро начнут.

— Кэйве, правта,— закивал головой Антымавле.

— При торговле халат надо.

— Какой халат?

— Халат белый, как камлейка. Я пришлю тебе обязательно. А сейчас надо сшить чистую белую камлейку и торговать в ней. Валем — понял?

— Ии.

— Ох, и холодище же у тебя, — передернулся всем телом Глебов. — Пошли в ярангу, там поговорим подробнее.

Вышли наружным ходом. На улице весело играли ребятишки. Мальчишка лет шести бегом проволок мимо Глебова обломок оленьего рога. Что-то промелькнуло перед глазами, и рог повис на аркане. Мальчишка постарше уперся ногами в снег и, как настоящий пастух, волочил пойманного «оленя». «Олень» взбивал обломком рога снег, упрямился, но подошвы торбасов заскользили, и «олень» повалился на бок.

— Поймал, поймал! — орали дети.

— В оленей играют. А вон мой постоянный помощник, тоже хочет стать продавцом, — показал Антымавле на рослого парнишку. — Ыттувги, сын Гырголя. Все равно что мой сын. Он читать умеет.

В пологе было тепло. Посапывал чайник над жирником. Имлинэ, придвинувшись поближе к свету, тщательно зашивала дырку на дорожных торбасах Глебова. Он не просил об этом, но хозяйка не может допустить, чтобы гость поехал дальше в рваных торбасах.

Рядом с матерью копошилась совершенно голенькая девочка, вчерашняя знакомая Глебова. Она нет-нет да и ухватывалась цепкими ручонками за завязку торбасов.

— Ки-ки! — тихо говорила Имлинэ и осторожно разжимала кулачок ребенка.

Антымавле, скрестив ноги, сидел посреди полога с другой стороны и прихлебывал чай из блюдечка. Глебов полулежал. Как ни старался он приспособиться сидеть по-чукотски — ничего не выходило. Рядом с Глебовым сидел Теркынто. Его специально пригласили для разъяснения непонятного: Теркынто лучше Антымавле владел русским языком. Если в магазине Глебов и Антымавле как-то могли понимать друг друга, то для серьезного разговора слов у обоих не хватало.

— А ты тоже ре-ви-ззз-ор? — неожиданно спросил Антымавле, кое-как выговорив трудное слово.

— Нет, но раз я поехал, то должен посмотреть работу всех торговых точек.

— Ааа, — согласился Антымавле и задумался.

Ему все больше и больше нравился Глебов. Он остался таким же, как и два года назад. Глебов к нему относился, как к равному, не смеялся над его изобретениями в торговле и все время давал хорошие советы. А главное, Глебов не брезговал ничем чукотским, а если что ему было неприятно, он прямо говорил, что русский человек не привык к этому, и никто на него не обижался. Утром Антымавле дал наказ жене приготовить настоящий русский суп из оленины с макаронами, объяснив ей, что гость может есть не все, что едят чукчи.