Ее властелин и повелитель - Карен Хокинс

– Терпение не относится к числу добродетелей представителей высшего света.

На ее губах появилась вымученная улыбка.

– Что правда, то правда. Мы потеряли не только все, чем владели сами, но также, если верить «Морнинг пост», состояния нескольких высокопоставленных людей. Как будто было мало того, что мы были тоже разорены, люди жаждали отмщения. Где бы ни заходила речь о случившемся, они преподносили события так, что казалось, будто Филипп умышленно обманул их. Газеты повторяли их слова, и слухи постепенно стали выглядеть как факты.

– Черт бы их побрал!

– Я теперь не могу даже видеть никого из них. – Она взглянула на свои руки и разжала кулаки. – Стали поговаривать, что он нарушал закон, хотя он этого не делал. Ему просто не повезло. Мы ведь тоже потеряли состояние. Началось следствие, которое продолжалось в течение года. Филиппа оправдали, но это не прошло бесследно: он сломался, особенно когда объектом сплетен стала я.

Тристан заметил, как она напряженно выпрямила спину. Он взял ее руку, поднес к губам и поцеловал каждый палец.

– Не позволяйте всяким придуркам портить вам настроение.

Карие глаза с благодарностью взглянули на него.

– Я пытаюсь, но это трудно.

– Если вы не возражаете, то расскажите, что именно говорилось о вас.

– Говорили всякие гадости. Что я соблазняла мужчин, с тем, чтобы заставить их инвестировать в проекты Филиппа. Что я... – Она бросила на него взгляд и покачала головой. – Нет, не стоит даже повторять это. Мы потерпели полный крах – как в финансовом отношении, так и в обществе. Мы потеряли дом, лошадей – все, а наши новые «друзья» отвернулись от нас. Наверное, это было всего обиднее.

– Пруденс, я сожалею. – Он понимал, что об этом следует забыть. Навсегда. Окончательно и бесповоротно. – Хотел бы я иметь возможность все изменить для вас.

Это было все, что он сказал. Но этого было достаточно. Она взглянула на него, и он увидел в карих глазах обиду, боль и теплую признательность за его сочувствие.

Она провела рукой по его щеке.

– Спасибо.

Он поймал ее руку и, перевернув, поцеловал в ладонь.

– Это вам спасибо, – просто сказал он. Покраснев, она улыбнулась и отобрала у него руку.

– Светское общество жестоко, но именно с ним нам придется сейчас иметь дело. – Она разгладила руками юбки, явно собираясь с духом. – И это отнюдь не способствует достижению вашей цели.

– Разве? А я только что придумал комплимент о красоте ваших глаз. Наверняка столь цветистая фраза чего-нибудь да стоит.

– Я должна быть вашей наставницей в искусстве достойного поведения, а не в искусстве флирта. Нам следует четко отделить одно от другого. – Она улыбнулась ему, и он почувствовал, что ее откровение закончилось.

Ему не хотелось возвращаться к «шлифовке» манер. А хотелось побольше услышать о ней, о том, какая она и почему это так. Но он понимал, что, если он начнет возражать, она уйдет, а ему совсем не хотелось расставаться с ней так быстро.

Поэтому, для того чтобы доставить себе удовольствие и держать ее на расстоянии вытянутой руки от себя, он снова уселся на диван и с шутливой торжественностью заявил:

– Я постараюсь приложить все силы, чтобы провести грань между флиртом и «хорошими манерами», если вы попытаетесь почаще улыбаться. Это укрощает во мне дикого зверя.

Она рассмеялась, и от этого смеха словно горячие токи прошли по его телу.

– Лорд Рочестер, едва ли что-нибудь сможет укротить в вас дикого зверя. Возможно, это даже и к лучшему.

Тристан на мгновение загляделся на Пруденс, любуясь изящной линией ее щек. Какая же она красивая! Ее красота не ошеломляла, но была спокойной, элегантной.

– Мне кажется, я знаю, что нам следует сделать. Давайте перестанем изображать кого-то. Будем самими собой. Вы будете Пруденс Тистлуэйт, прекрасной вдовой из явно благородной семьи, а я буду тем, кем являюсь: незаконнорожденным герцогом – к сожалению, не знакомым с тонкостями поведения в обществе.

Она взглянула на него, чуть помедлила, потом улыбнулась.

– Это будет здорово.

– Я тоже так думаю.

Некоторое время они просто молча смотрели друг на друга, и только потрескивание дров в камине нарушало тишину. Потом Пруденс, кивнув, спросила:

– С чего начнем?

– Я сделаю все, что в моих силах, чтобы не смущать вас, а вы уж постарайтесь исправлять мои промахи так, чтобы я не страдал от уязвленного самолюбия.

– Но вас действительно это задевает? – сказала она, весело блеснув глазами.

– Именно это постарался довести до моего сознания Ривс. Просто удивительно, как этому человеку удается сказать что-нибудь явно оскорбительное таким образом, что ты вдруг с ним соглашаешься, как будто он сказал самый приятный из комплиментов.

– Вам кажется, что исправлять кого-то означает оскорбление?

– Только когда исправляют меня, – холодно заявил он и был вознагражден за свой честный ответ ее смехом. Он усмехнулся, почувствовав себя, как ни странно, легко и свободно. – Может быть, вернемся к обсуждению погоды, миссис Тистлуэйт? Я придумал целых три абсолютно приемлемые замечания на эту тему.

Она одарила его ослепительной улыбкой.

– С удовольствием их выслушаю, милорд.

Глава 12

Среди представителей светского общества широко распространено мнение, что наивысшим вознаграждением для людей нашей уважаемой профессии является похвала. Считать так весьма благородно, но это явное заблуждение. Кем бы ни был человек – слугой или хозяином, святым или грешником, – ничто его так не стимулирует, как вид только что отчеканенной золотой монеты.

Примерно в десяти милях к востоку на особенно скалистом участке побережья стояла гостиница с названием «Новая». Массивное каменное сооружение со стеклянными окнами такой толщины, что сквозь них было практически ничего невозможно разглядеть, располагалось на узкой полоске отлогого берега, и было обращено к морю.

Каждый раз, когда прилив достигал наивысшего уровня, гостиница и прилегающие к ней конюшни оказывались на два часа отрезанными от материка. Это обстоятельство, а также прелести двух грудастых служанок способствовали тому, что бар при гостинице стал чрезвычайно популярен среди мужского населения деревни. Если только их крикливые возмущенные женушки не успевали вовремя прийти за ними, прилив, достигнув высшей точки, обеспечивал им идеальный предлог задержаться в гостинице на пару часиков.

Сегодня, когда воды прилива достаточно отступили, чтобы появилась возможность проехать с материка к гостинице по песчаной перемычке, в гостиничном дворе появился одинокий всадник. Осадив коня, он спешился. Мальчишка-факельщик по имени Лаки сразу же сообразил, что это мужик не простой, причем не только потому, что приехал он на хорошем коне, но и потому, что сунул ему в руку блестящий шиллинг. Обычно мальчишке перепадали медные пенсы, не считая тех случаев, когда появлялся Джентльмен Джек. От него щедрые чаевые плыли в руки не только Лаки, но и его сестре, которая была одной из гостиничных служанок, а также его тетушке. В понимании Лаки такую щедрость могли себе позволить только разбойники с большой дороги. Лаки мечтал со временем, если повезет, и сам стать грабителем.