Жизнь Тулуз-Лотрека - Анри Перрюшо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Натансоны и их друзья очень скоро приняли Лотрека в свой круг и полюбили его. Он стал печататься в "Ревю бланш". Через некоторое время он попросил Мизию позировать ему для обложки брошюрки с песней Дио "Целомудрие". Лотрек сошелся и с некоторыми писателями, сотрудничавшими в редакции, в частности с Тристаном Бернаром, уроженцем Франш-Конте, сохранившим свой провинциальный акцент. Тристан Бернар был человеком с отзывчивой душой - свою чувствительность он прятал за добродушной насмешливостью, - мягким скептиком, обладавшим чувством юмора, страстно любившим хорошую кухню и отличные вина. Радуясь какой-нибудь остроте или изысканному блюду, он тряс своей большой черной бородой "ассирийского жреца". Подружился Лотрек и с Роменом Коолюсом.
У Коолюса была маленькая бородка мушкетера, большой лоб и темные бархатистые глаза. Как и Таде Натансон, он был на четыре года старше Лотрека. Коолюс, как никто, дорожил своей независимостью, но Лотрек буквально обворожил его. Требовательный, деспотичный, но в то же время предупредительный и ласковый, Лотрек очень скоро подчинил себе Коолюса. Он звал его Колетт, и вот Колетт должен был всюду сопровождать Лотрека, включая и дома терпимости. Раз он, Лотрек, может заниматься там живописью, то почему Коолюс не может там писать? "Там очень хорошо, - уговаривал он друга. - Это единственное место, где еще умеют чистить ботинки". Он познакомил Коолюса со своими подругами. "Полетта великолепна, правда?.. Мы любим друг друга. Не уходи! Посмотри на ее груди. Да я к ней не притрагиваюсь... Полюбуйся на плечи. Да не удирай! Мы любим друг друга. Не смейся... А зад-то у нее воистину императорский. Ее надо любить... Надо... Ты согласен?"
И вот у Коолюса в публичном доме появляется свой письменный стол, как у Лотрека мольберт.
Коолюс увлекался театром и очень сожалел, что Лотрек так редко посещает его. Он был убежден, что художник смог бы почерпнуть там массу новых интересных тем для своих рисунков и живописи. Сперва Лотрек сопротивлялся, но в конце концов дал себя уговорить. Тем более что летом большинство кафешантанов закрывалось. В сентябре Лотрек пошел в "Комеди Франсез" на спектакль "Ученые женщины".
С тех пор он стал постоянным зрителем. Театры, так же как в свое время кабаре, цирки (он только что написал клоуна Бум-Бума с его поросенком), кафешантаны, покорили его. И, как всюду, спектакль для него не ограничивался сценой. "Комеди Франсез" стала для него золотой жилой. Он наслаждался несколько чопорной атмосферой, которая царила там, величавым видом билетерш в наколках, высокопарной дикцией актеров, молитвенным видом старых театралов и даже красными креслами. И в его литографиях тут же стали появляться театральные мотивы: различные сценки в театре, актеры Лелуар и Морено в "Ученых женщинах", Барте и Муне-Сюлли в "Антигоне".
Лотрек ходил не только в "Комеди Франсез", но и в "Варьете", в "Театр либр", в "Ренессанс". Сделав подряд три афиши - одну для Кодьё, вторую для Брюана ("Аристид Брюан в своем кабаре") и третью - рекламу романа "У эшафота", который должен был печататься в "Матен", Лотрек одну за другой выпускал литографии, посвященные театральной жизни.
В ноябре он взялся иллюстрировать программу "Банкротства" Бьёрнстьерне Бьёрнсона для "Театр либр" Антуана. Тогда же Жорж Дарьен, автор "Долой!" и "Бириби", основал при поддержке Ибельса иллюстрированный еженедельник "Эскармуш", в котором сотрудничали Анкетен, Вюйар и Вийетт. Лотрек предложил для этого журнала серию литографий, посвященных театру. За короткое время существования этого еженедельника Лотрек успел напечатать в нем двенадцать литографий.
В одной из них он снова перенесся в "Мулен Руж", изобразив там за столиком своего отца и сопроводив рисунок следующей подписью: "Ну, не герой ли? Конечно, герой". И сам объяснял: "Мой отец, когда кутит, пьет только кофе с молоком".
Заимствовав у Гойи авторскую ремарку к "Бедствиям войны" - "Я это видел", Лотрек поставил ее эпиграфом к своим литографиям для "Эскармуш".
Но у Гойи эти слова выражали ужас, у Лотрека, скорее всего, торжество.
"Все-таки жизнь почти прекрасна!" - восклицал некогда его друг Винсент, который, несмотря на всю тяжесть своего существования и на душевную тоску, работал как одержимый 1.
* * *
В Брюсселе в 1893 году Октав Маус распустил "Группу двадцати" и основал "Свободную эстетику" - общество еще более смелое и новаторское.
Первая выставка "Свободной эстетики" состоялась в начале 1894 года. Маус пригласил на вернисаж французских художников и писателей. В их числе был и Лотрек, пославший на выставку только плакаты и литографии.
В Брюсселе Лотрек показал друзьям в Королевском музее картины художников, которые ему особенно нравились: Ван Эйка, Кранаха, Франса Гальса, Мемлинга, Квентина Массейса. Как всегда, он вел себя диктатором и требовал, чтобы все смотрели только те произведения, которыми хотел полюбоваться он сам. Лишь к концу длительного осмотра, во время которого все подолгу стояли перед "Избиением младенцев" Брейгеля или "Адамом и Евой" какого-то художника XV века, Лотрек сделал одолжение своим терпеливым жертвам: "А теперь, господа, прежде чем уйти, вы, если хотите, можете мельком взглянуть на Йорданса".
По его убеждению, заслуживают внимания всего несколько картин, но зато они превосходны. Он мог битый час простоять, "упершись подбородком в барьер" 2, любуясь "Портретом доктора Яна Шонера" Кранаха. "Это великолепно! - восклицал он. - Это прекрасно!"
1 За 1893 год Лотрек написал около пятидесяти полотен (из них около двадцати посвящены публичным домам), примерно сорок литографий и четыре плаката. Приводим несколько названий литографий, напечатанных в "Эскармуш": "Мадемуазель Лендер и Брассер в "Варьете"", "Мадемуазель Лендер и Барон", "Генеральная репетиция в "Фоли-Бержер"" (Эмиленна д'Алансон и Маркиза), "Сара Бернар в "Федре"", "В "Мулен Руж"", "Юньон франко-рюсс" (ревю), "Антуан в "Энкьетюд"", "Мадам Корон в "Фаусте"". Последние три литографии были напечатаны в январе 1894 г.
2 Франсис Журден.
Старый город, район собора Сент Гюдюль, романтические улочки тоже привлекали его, и он совершал там длительные прогулки в ландо, после чего отправлялся в один из первоклассных ресторанов - в "Жиго де Мутон" или "Этуаль" - и заказывал какое-нибудь из фирменных блюд. Иногда он заезжал навестить знакомого путешественника, который умирал в больнице от неизвестной болезни, - бедняга лежал весь желтый, поразительно желтый!
Да, жизнь очень жестока, но Лотрек возьмет от нее все что можно. "Жизнь прекрасна!" - твердил он. Но близких людей, таких, как Тапье, или Жуаян и Гози, или сердечный Таде Натансон, нелегко было обмануть, они знали или, скорее, чувствовали, что за непоседливостью Лотрека, за его озорными выходками и смехом таятся горечь и неудовлетворенность. Многих его удивительная жизнерадостность обманывала. Ведь он выглядел таким счастливым! Он всех заражал своей беспечностью, своим весельем. Он был чудесным компаньоном. Ему не только все прощали, терпели его чудачества, подчинялись его капризам, но жаждали его общества. Стоило хоть недолго побыть с ним, как уже не хотелось расставаться. Друзья жили его жизнью, смеялись его смехом, тянулись к тому же, к чему тянулся он.
Лотрек мог восторгаться какой-нибудь толстой бельгийкой, которая, сидя одна в брюссельском ресторане за столиком, уставленным рюмками, уписывала пекшу или бекасов в шампанском; он яростно отстаивал у таможенников право перевезти через границу ящик можжевеловой водки или бельгийского пива, он способен был в Париже, выбравшись из толпы, заявить: "В симфонии запахов человеческого тела кисловатый запах пупка занимает то же место, что треугольник в оркестре. Уж я-то в этом разбираюсь!" 1 Если он замечал, что на него глазеют, он сразу настораживался, "словно сова, выпустившая когти при виде опасности". Однажды он в бешенстве избил своей палкой журналиста, который шутки ради схватил его за локти и приподнял.
1 Морис Жуаян.
Лотрек с упоением рассказывал: "Знаете, что я обнаружил на улице Лепик? Можно обалдеть! На стенке писсуара какой-то бедняга написал: "Жена оскорбляет меня, цорапает (через "о"), изминяет мне (через "и"), - а дальше уже гладко, без ошибок: - и чем больше она меня мучает, тем больше я люблю ее". Здорово, а? Разве это не замечательно?" Да, видя этого бодрого, непосредственного, немного чудаковатого, остроумного, наблюдательного и неугомонного человека, трудно было поверить, что вся его кипучая деятельность вызвана не только жизнерадостностью.
Никому и в голову не приходило, что Лотрек своим неистовством бросал вызов судьбе, что вся его жизнь - это исступленный танец смерти, а его исполнители - звезды кафешантанов, актеры, клоуны, проститутки - те мужчины и женщины, в чьи лица он впивался испытующим взглядом, резко и беспощадно срывая с них маски, все, кого он как бы увлекал за собой в буйную пляску, на самом деле были лишь статистами.