Том 2. Роковые яйца. Повести, рассказы, фельетоны, очерки 1924–1925 гг. - Михаил Афанасьевич Булгаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
12 декабря.
Что в Москве делается, уму непостижимо. На трамвайных остановках — вой стоит. Сегодня, как ехали к Чистым прудам, читал в газете про себя, называют — гениальный человек. Уборную устроили. Просто, а хорошо, в полу дыру провертели. Да и без уборной великолепно. Хочешь — на Арбате, хочешь — у Страстного.
20 декабря.
Елку будем устраивать. Тесновато нам стало. Целюсь переехать в 4-й номер двойной. Да, нету квартир. В американских газетах мой портрет помещен.
21 декабря.
Все к черту! Вот тебе и елка! Центральная жилищная комиссия явилась. Ахнули. А мы-то, говорят, всю Москву изрыли, искали жилищную площадь. А она тут...
Всех выпирают. Учреждения всаживают. Дали 3-дневный срок. В моем вагоне участок милиции поместится. К Пурцману школа I ступени имени Луначарского.
23 декабря.
Уезжаю обратно в Елабугу...
М. Ол-Райт.
Ж. «Заноза». № 9. 1924.
При жизни писателя издан в сборнике: Булгаков М. «Смехач». № 15. Юмористическая иллюстрированная библиотека. Ил. Н. Радлова. Л., 1926.
Сотрудник с массой, или Свинство по профессиональной линии. Рассказ-фотография
Дунька прилетела как буря.
— Товарищ Опишков-е-е, — выла Дунька, шныряя глазами. — Где ж он? Товари...
Басистый кашель раздался с крыльца, и т. Опишков, подтягивая пояс на кальсонах, предстал перед Дунькой.
— Чего ты орешь как скаженная? — спросил он, зевая.
— Кличут вас, — объяснила Дунька, — идите скореича, ждуть!
— Которые ждуть? — беспокойно осведомился Опишков.
— Собрание... Народу собрамшись видимо-невидимо!..
Товарищ Опишков плюнул с крыльца.
— Тьфу, черт! Я думал, что... Приду сейчас, скажи.
— Чай-то пить будешь? — спросила супруга.
— А, не до чаю мне, — забубнил Опишков, надевая штаны, — масса ждеть, чтоб ей ни дна ни покрышки... Мне эта масса вот где сидит (тут Опишков похлопал себя по шее). Какого лешего этой массе... — Голос Опишкова напоминал отдаленный гром или телегу на плотине... — Масса... У меня времени нету. Делать им нечего...
Опишков застегнул разрез.
— Придешь-то скоро? — спросила супруга.
— Чичас, — отозвался Опишков, стуча сапогами по крыльцу, — я там прохлаждаться не буду... с этой массой...
И скрылся.
В зале, вместившем массу транспортников 3-го околотка 1 участка, при появлении тов. Опишкова пролетело дуновение и шепот:
— Пришел... Пришел... Пе-Де... глянь...
Председатель собрания встал навстречу Опишкову и нежно улыбнулся.
— Очень приятно, — сказал он.
— Бур... бур... бур... — загромыхал в ответ опишковский бас. — Чего?
— Как чего? — почтительно отозвался председатель. — Доклад ваш... Хе-хе.
— Да-клад? — изумился Опишков. — Кому доклад?
— Как кому? Им, — и председатель махнул в сторону потной массы, громоздящейся в рядах.
— Вр... пора... гу... гу... — зашевелилась и высморкалась масса.
Кислое выражение разлилось по всему лицу Опишкова и даже на куртку сползло.
— Ничего не пойму, — сказал он, кривя рот, — зачем это доклад? Гм... Я доклады делаю ежедневно Пе-Че, а чего еще этим?..
Председатель густо покраснел, а масса зашевелилась. В задних рядах поднялись головы...
— Нет уж, вы, пожалуйста, — забормотал председатель, — Пе-Че само собой, а это, извините за выражение, само собой, потрудитесь...
— Гур... Гур... — забурчал Опишков и сел на стул. — Ну, ладно.
В зале сморкнулись в последний раз.
— Тиш-ше! — сказал председатель.
— Гм, — начал Опишков. — Ну, стало быть... чего ж тут говорить... Ну, сделано 3 версты разгонки.
В зале молчали, как в гробу.
— Ну, — продолжал Опишков, — шпал тыщу штук сменили.
Молчание.
— Ну, — продолжал Опишков, — траву пололи.
(Молчание.)
— Ну, — продолжал Опишков, — путь, как его, поднимали.
Молчание нарушил тонкий голос:
— Ишь, трудно ему докладать. Хучь плачь!
И опять смолкло.
— Ну? — робко спросил председатель.
— Что «ну»? — спросил Опишков, заметно раздражаясь.
— А сколько это стоило, и вообще, извиняюсь, какая продолжительность, как говорится, и прочее... и прочее...
— Я не успел это подготовить, — отозвался Опишков голосом из подземелья.
— Тогда, извиняюсь, нужно было предупредить... ведь мы же просили, извиняюсь.
Опишковское терпение лопнуло, и лицо его стало такого цвета, как фуражка начальника станции.
— Я, — заорал Опишков, — вам не подчиняюсь!..
(В зале гробовое молчание.)
— Ну вас к богу!.. Надоели вы мне, и разговаривать я с вами больше не желаю, — бухнул Опишков и, накрывшись шапкой, встал и вышел.
Гробовое молчание царило три минуты. Потом прорвало.
— Вот так клюква! — пискнул кто-то.
— Доложил!
— Обидели Опишкова...
— Вот дык свинство учинил!
— Что же это, стало быть, он плювает на нас?!
Председатель сидел как оплеванный и звонил в колокольчик. И чей-то рабкоровский голос покрыл гул и звон:
— Вот я ему напишу в «Гудок»! Там ему загнут салазки!! Чтобы на массу не плювал!!
Эм.
«Гудок». 29 августа 1924 г.
Три копейки
Старший стрелочник станции Орехово явился получать свое жалованье.
Плательщик щелкнул на счетах и сказал ему так:
— Жалованье: вам причитается — 25 р. 80 к. (щелк!).
Кредит в ТПО с вас 12 р. 50 к. (щелк!).
«Гудок» — 65 коп. (щелк).
Кредит Москвошвей — 12 р. 50 к.
На школу — 12 коп.
Итого вам причитается на руки... (щелк! щелк!)
Т-р-и к-о-п-е-й-к-и.
По-лу-чи-те.
Стрелочник покачнулся, но не упал, потому что сзади него вырос хвост.
— Вам чего? — спросил стрелочник, поворачиваясь.
— Я — МОПР[8], — сказал первый.
— Я — друг детей, — сказал второй.
— Я — касса взаимопомощи, — третий.
— Я — профсоюз, — четвертый.
— Я — Доброхим, — пятый.
— Я — Доброфлот, — шестой.
— Тэк-с, — сказал стрелочник. — Вот, братцы, три копейки, берите и делите, как хотите.
Тут он увидал еще одного.
— Чего? — спросил стрелочник коротко.
— На знамя, — ответил коротко спрошенный.
Стрелочник снял одежу и сказал:
— Только сами сшейте, а сапоги — жене.
И еще один был.
— На бюст! — сказал еще один.
Голый стрелочник немного подумал, потом сказал:
— Берите,
