Дом одиноких сердец - Елена Михалкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она поймала себя на том, что говорит со стариком как с маленьким ребенком. «А как же с ним еще говорить? Он же болен! Он же ничего толком не понимает!»
– Осень-то какая теплая в этом году, – неожиданно произнес сзади Ангел Иванович.
Даша остановилась и посмотрела на него. Старик задрал голову и разглядывал верхушки деревьев. Лицо у него было задумчивое, сосредоточенное, и ни намека на сумасшествие не читалось в нем.
– Теплая, – подтвердила Даша, не сводя с него глаз.
– Хорошо. Люблю теплую осень. Я вообще тепло люблю, – он улыбнулся и втянул голову в плечи, как черепаха. – Вот бы на море погреться! Я раньше все работал, работал… А сейчас бы отдохнул.
– А кем вы работали? – осторожно спросила Даша.
– Много кем, – уклончиво ответил старик, – сейчас уж и не вспомню. А на море мне нравилось по камушкам ходить. Знаете, не по песку, а по камушкам.
– Знаю, – тихо ответила Даша.
– Камешки маленькие, под ногами перекатываются… – Ангел Иванович с улыбкой вздохнул. – Я даже самые интересные собирал, а потом домой привозил. Только они терялись, конечно. А на море хорошо – в ладонь камешков наберешь, в горсти сожмешь… Ой!
Он поморщился и разжал кулачок, в котором лежал стеклянный заяц. На указательном пальце Ангела Ивановича выступила кровь.
– Ухом отбитым порезался… – удивленно протянул он. – Надо же, заяц – и порезал меня… Заяц! Порезал!
Он залился тихим смехом, поглядывая на Дашу, словно приглашая посмеяться вместе. Но Даше было не смешно. Перед ней стоял прежний Ангел Иванович – жалкий, беззащитный, сумасшедший старик.
– Вон ворота впереди, – сказала она, чувствуя, что в горле пересохло. – Пойдемте.
Глава 16
В кабинете Раевой раздался звонок.
– Лидия Михайловна, к вам тут дамочка идет с нашим пациентом, – уважительно сообщил охранник.
Раева сразу поняла, о ком идет речь. И совершенно не удивилась, когда дверь распахнулась и в проеме показалась высокая светловолосая женщина. За ней виднелся маленький старичок, а за ним – еще какие-то смутные фигуры.
– Я хочу с вами поговорить, Лидия Михайловна, – громко сказала Даша, проходя в кабинет.
– Во-первых, здравствуйте, – отозвалась Раева. – Во-вторых… – Она пригляделась к старику и приказала: – Нина Ивановна, приведите Ангела Ивановича в порядок и покормите его. Он обед пропустил.
Пожилая санитарка поспешно закивала и потянула старика за собой, но Ангел Иванович проявил неожиданное упорство: вцепился Даше в рукав и не отпускал.
– Пожалуйста, покушайте, – негромко сказала Даша, начиная чувствовать себя неловко.
– Мне бы картошечки… – попросил Ангел Иванович, глядя на нее снизу вверх слезящимися глазами.
Даша посмотрела на управляющую.
– Нина Ивановна, посмотрите – на кухне картошка осталась? Если нет, попросите, чтобы сварили, – распорядилась Раева.
– Вам сделают картошку, – шепнула Даша, наклонившись к уху старика.
Тот мелко закивал и послушно пошел за толстой Ниной Ивановной. Даша закрыла за ними дверь и осталась с управляющей наедине. Раева молчала, глядя на нее.
– Ваш Денисов над ним издевался! – с места в карьер выпалила Даша. – Я гуляла в парке и все видела!
– Позвольте… – остановила ее Лидия Михайловна. – Не могли бы вы рассказать с самого начала?
Она показала на стул. Даша села и стала рассказывать. Лицо Раевой все время было непроницаемо, и только под конец, когда Даша упомянула про стеклянного зайца, управляющая поморщилась:
– Безделушку одна наша пациентка подарила другой, а та выкинула. Значит, Ангел Иванович ее подобрал…
– А как фамилия пациентки? – неожиданно спросила Даша.
– Красницкая, – удивленно взглянула на нее Лидия Михайловна. – А подарок был для Окуневой.
– А Виктории Ильиничне он, значит, не понравился, – кивнула Даша. – Понятно.
Раева молчала. Даша почувствовала себя неудобно: про Денисова она рассказала, нужно было вставать и уходить. Но просто так уйти тоже было глупо. Хотя… Требовать отчета у Раевой она не могла, угрожать заявлениями в милицию было и вовсе бессмысленно.
– С Денисовым я поговорю, – управляющая словно прочитала Дашины мысли. – А вас, Дарья Андреевна, я попрошу…
Она сделала небольшую паузу, и Даша интуитивно почувствовала, что сейчас будет произнесено. Но она же еще ничего не узнала!
– Лидия Михайловна, – перебила Даша Раеву, – скажите, а вам самой не страшно, что у вас в пансионате убийца?
– Вы о чем? – изумилась Раева, забыв, что хотела сказать.
– Горгадзе признался, что именно он убил Петра Васильевича Боровицкого. Вы ведь знаете об этом?
Даша испытующе смотрела в бледное лицо Раевой, но, к ее удивлению, та рассмеялась и встала из кресла.
– Дарья Андреевна, ну неужели вы и в самом деле думаете, что несчастного журналиста убил Игорь Кириллович? – Она покачала головой, достала из сумочки пачку сигарет и закурила у окна. – Вы знаете, наверное, что дело закроют?
– Знаю, – подтвердила Даша.
– Но, конечно, не знаете почему. Я вам скажу. В ту ночь окно в комнате Боровицкого было приоткрыто. А подоконник тщательно протерт. Следователь предполагает, и я не могу с ним не согласиться, что кто-то посторонний забрался в комнату Петра Васильевича, увидев свет в его окне.
– Зачем?
– За ноутбуком хотя бы, – пожала плечами Раева. – Для любого окрестного ворья, которого здесь немало, компьютер очень ценная вещь.
– Но на вашу территорию не так-то просто попасть! – возразила Даша.
– Однако возможно, несмотря на все мои старания, – вздохнула Раева. – Пример с Ангелом Ивановичем очень убедителен, вам не кажется?
– Лидия Михайловна, это… это глупость какая-то, – сказала Даша неуверенно, тщетно пытаясь подобрать аргументы. – Грабитель залез, ударил ножом, ничего не взял… Полная ерунда, ну полная же! Следствие ошибается!
– Возможно, – легко согласилась Лидия Михайловна. – Но даже если и так, Горгадзе не имеет к произошедшему никакого отношения.
– Почему вы так уверены?
– Потому что я всех их знаю, – просто сказала Раева. – Поймите, Дарья Андреевна: я управляю миром, как ни смешно это звучит. Маленьким, но миром. Это мир нашего пансионата. И всех своих пациентов я знаю так хорошо, как они сами себя никогда не знали. Возьмите того же самого Игоря Кирилловича: он уверен, что мог бы уничтожить всех вокруг! Но на самом деле его раздраженность на мир – только на словах. Бодливой корове бог рогов не дает, знаете ли. Единственное, в чем он отличился за все время, – так это тем, что дал Красницкой сдачи в драке. И, между нами, был совершенно прав.
Раева потушила сигарету и открыла окно.
– А вон и господин Денисов, – задумчиво заметила она, глядя вниз. – Дарья Андреевна, вам пора уходить.
Даша поднялась и пошла к двери. У порога она обернулась и спросила:
– Лидия Михайловна, простите за нескромный вопрос – вам нравится здесь работать?
– Я вам сказала, что пансионат – особый мирок, – ответила управляющая, по-прежнему глядя в окно. – Но дело в том, что он еще и неправильный, как мир почти любого замкнутого социума с жесткими правилами. Скажу вам откровенно – наш пансионат, пожалуй, лучший в стране. Мы делаем для пациентов все. Но при этом…
Она замолчала.
– Что – при этом? – не выдержала Даша.
– Знаете, мои родители умерли очень давно, – внезапно сказала Раева, – погибли в катастрофе. Так вот, если бы мне дали возможность выбирать: либо все останется как есть, либо родители проживут долгую жизнь, но старость проведут в моем пансионате, – я бы без сомнений выбрала первое. Вы понимаете, о чем я? О том, что никому бы не пожелала такой участи на старости лет. Ведь, по сути, жизнь здесь – то же самое, что жизнь в больнице. В хорошей, дорогой, со всеми удобствами, но больнице. Такая жизнь уродлива и неправильна…
В дверь постучали.
– Войдите, Борис Игоревич, – повысила голос Раева. – Всего доброго, Дарья Андреевна.
Вечером Даша рассказала Максиму обо всех событиях, начиная со встречи с Инной Иннокентьевной и заканчивая случаем с Ангелом Ивановичем. Начала жаловаться, но неожиданно для себя не получила никакой поддержки.
– Я ученика потеряла, а ты меня даже пожалеть не хочешь! – возмутилась она.
– Знаешь что, Дашка, – без всякого сочувствия сказал Максим, – ты сама себя лучше всех жалеешь. Я даже тебе завидую.
Даша притихла и недоуменно посмотрела на мужа. Но тот молча перебирал какие-то рабочие бумаги и продолжать разговор не собирался.
– Нет, ты уж, пожалуйста, объясни, – попросила Даша, начиная злиться. – Что значит «сама себя жалеешь»?
– Только не выходи из себя, – спокойно попросил Максим. – Даш, ты мне все так трогательно описала: и как тебя в магазине обидели, и как старая дура на тебя накричала… Я понимаю, детские комплексы и все такое… Но, видишь ли, милая, тебе сейчас не десять лет и даже не шестнадцать. Ты взрослая тетка. Но при малейшем наезде на тебя ты сразу поднимаешь лапки кверху и начинаешь с упоением себя жалеть. Что, разве я не прав? Как только выяснилось, что твои Барсуковы приходятся родственниками детям Боровицкого, со всеми вытекающими отсюда последствиями, ты решила сдаться без боя.